Читать интересную книгу Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие - Владимир Илюшенко

Вы можете спросить: так что же, отец Александр видел в людях только злое, только черное? Нет, конечно. Видеть только черноту — другая крайность, она не лучше, чем первая (не видеть зла вообще), а наверно, еще хуже. Это диктаторы, это нацисты, фанатики видят в человеке только «сосуд зла», «сосуд греха» и больше ничего. Отсюда их высокомерно–презрительное отношение к человеку, полное недоверие к нему, отсюда их стремление к тотальному контролю над людьми, к «твердой руке», к манипулированию, к подавлению личности. И они взывали и взывают к самому темному в человеке, к низменным инстинктам, к низким страстям.

А отец Александр видел ту и другую сторону в человеке, он видел то, что есть. Он знал, что если не предъявлять к человеку высоких нравственных требований, если сам человек не будет их к себе предъявлять, он очень быстро оскотинится. И потому отец Александр побуждал нас к трезвому взгляду на себя, к осознанию того, что мы на самом деле собой представляем, призывал нас к покаянию, к перемене сердца. Видя прекрасно наши грехи, он взывал к лучшему в нас, выводил это лучшее на поверхность, пробуждал в нас веру в себя именно как в образ Божий. Потому‑то люди после беседы с ним, после исповеди уходили окрыленными, радостными, несли эту радость другим.

А кроме того, у него было потрясающее чувство юмора, и это тоже действовало на людей оздоровляюще. И он умел находить смешное в жизни. Я, например, уверен, что он по достоинству оценил бы то, что я услышал недавно по телевизору. Была какая‑то передача — не спектакль, не фильм, а разговор нескольких людей, такой непринужденный разговор. И там одна женщина говорила о своей тете (ее звали тетя Дора), и она сказала: «Ну, тетя Дора, слава Богу, еще жива, царство ей небесное». Это было сказано не в шутку, а совершенно серьезно. Она даже не поняла, что она сказала. И никто этого там, в студии, не заметил. Приняли как должное.

Так вот, возвращаясь к отцу Александру. Чем он занимался в отношениях с нами? Воспитанием личностей. Он понимал соборность не как некое религиозное коллективное бессознательное, в котором личность растворена или, хуже того, аннигилирована, а как собрание личностей, объединенных верой во Христа и любовью к Нему. Он выступал против стереотипов, против унификации людей. Он воспитывал зрелых, активных, личностей, творцов, способных самостоятельно решать вопросы, брать на себя ответственность. Он был убежден, что необходимо переходить от инфантильности, стадности, к ответственности. Т. е. он воспитывал настоящих христиан.

Не могу сказать, что это реализовалось в полной мере. Мы все‑таки отдаем Богу какую‑то часть своего времени, своих сил, своего сердца. А отец Александр отдавал Богу всё, а получил от Него — от Него, а не от нас, — еще больше, чем отдал. Он очень любил евангельское изречение: «Блаженнее давать, нежели брать» и жил в соответствии с ним. Он не умел экономить себя. Он следовал за Христом.

Какое счастье, что с нами был отец Александр! Какое счастье, что он остается с нами.

10 сентября 2003 г.[63]

13 лет прошло. Этот день, 9 сентября 1990 г., отдаляется от нас. День отдаляется, а отец Александр, наоборот, приближается. На самом деле он постоянно с нами. Он с нами как молитвенник за нас, как друг, как человек, который остается для нас нравственным и духовным камертоном. Я, например, когда надо принять какое‑то важное решение, очень часто думаю: а как бы поступил в этом случае отец Александр? — и стараюсь поступать соответственно.

Вы помните слова Христа: «Огонь пришел Я низвести на землю и как хотел бы, чтобы он уже возгорелся». Вот этот огонь, огонь духа, огонь Христов, возгорелся в отце Александре и проявлялся во всем, что бы он ни делал: в его служении, в его проповедях, в его книгах, в общении с людьми, во всей его жизни. Отец Александр подхватил этот огонь и передал его нам, своим ученикам, и передаст следующим поколениям. Я сказал: передал нам, и это действительно так. Другое дело, сумеем ли мы стать носителями огня? Это вопрос.

Отец служил людям, чтобы привести их к Богу, чтобы спасти их. Что значит «спасти»? А это и значит — чтобы соединить их с Богом, источником жизни. Он служил, он проделывал эту работу, он и сейчас ее делает — через свои книги, проповеди, видеофильмы, иногда — через своих учеников. Некоторые говорят: подобных людей очень много, отец Александр — один из многих. Нет, не один из многих: Александр Мень — это громадное духовное явление, и только слепец этого не видит. Его можно смело поставить рядом с Сергием Радонежским и Серафимом Саровским.

Для меня одним из самых потрясающих свидетельств об отце Александре было вчерашнее выступление на вечере в Семхозе женщины–врача из Скорой помощи. Она говорила, что пока не может считать себя верующей, а закончила такими словами: «Если я и встану на путь к Богу, то это сделает отец Александр, потому что он был воплощением Христа на земле».

Может быть, это было богословски неверно и даже дерзко, но в ее словах была глубокая внутренняя правда, потому что через отца Александра Христос говорил с нами и продолжает говорить.

Мы с вами живем в опасном, злом мире. Его раздирают недобрые страсти. Это во многом работа темных, демонических сил, которым мы не противостоим, а поддаемся, становимся иногда их орудием. Дьявол разъединяет, Господь соединяет. Отец Александр был и остается тем, кто соединяет, спасает. Спасает только любовь.

24 января 2005 г.[64]

70 лет назад родился один из величайших людей XX столетия — отец Александр Мень. Для меня отец Александр — несомненное доказательство бытия Божия, доказательство, о котором по понятным причинам не упоминали ни Тертуллиан, ни Августин, ни Паскаль и ни Кант. Если есть отец Александр— а он был и есть, — значит есть Бог.

Я вот всё думаю: как это у него так получалось? Как у него получалось то, что ни у кого не получалось, — разве что у великих святых? Конечно, взаимоотношения человека с Богом, тем более такого человека, как Александр Мень, — это тайна. Но я все же думаю, что к этой тайне можно приблизиться — с помощью самого отца Александра.

Много званых, но мало избранных — это мы знаем. Отец Александр — безусловно избранный, причем для великой миссии, апостольской. Он посланник из вечности, и это посланничество — божественное по своему происхождению. И для этого были созданы все условия — гениальная одаренность, гениальная интуиция, разнообразие талантов, духовная устремленность, могучий интеллект, гармоническая натура, дар слова, дар проповедника. И все‑таки встает вопрос, который, может быть, покажется дерзким. Тем не менее я его задам: достаточно ли этого для того, чтобы стать тем, кем он стал? Я думаю, что избранничество — несомненное, — конечно, самая важная, но не единственная составляющая в личности и служении отец Александра.

А что еще? А еще то, что он очень рано осознал свою цель — служить Богу, очень рано пошел навстречу своему призванию. Он писал, что еще в детстве «услышал зов, призывающий на служение, и дал обет верности этому призванию. Вместе с этим пришло решение стать священником».

Но и этого мало. Да, у отца Александра было нечто, что превышало обычные человеческие способности: он не был бы религиозным гением, если бы ему не было дано свыше. Но ведь многое зависело от него самого. Он с самого начала подчинил свою волю — железную, кстати сказать, — воле Творца. «Да будет воля Твоя» — это были для него не слова, это был закон его жизни. И это проявлялось во всём. Я помню, что однажды — это было много лет назад — мы с женой приехали к нему домой и попросили помолиться, чтобы наш сын поступил в институт. Мы встали перед иконами, и он, вместо того, чтобы сказать: «Господи, помоги рабу Твоему Сергию поступить в институт», — сказал: «Господи, да будет воля Твоя. Пусть будет так, как Ты хочешь. Устрой Сам его судьбу». Сын поступил в институт, медицинский, несмотря на высокий конкурс — с первого раза, без знакомств.

Так вот, это насчет воли. С волей отца Александра связано и другое. Он говорил, что наша жизнь перед Богом требует непрерывных усилий, требует труда. Он говорил: «Мало быть гением — нужно трудолюбие». Он говорил не о себе, но на самом деле к нему это имеет прямое отношение. Он и есть тот гений, который всю жизнь трудился. Это выражалось не только в накоплении знаний — а его эрудиция была безбрежной, — это выражалось прежде всего в гигантском духовном труде, в духовной углубленности. С одной стороны, была мощная, никогда не кончавшаяся внутренняя работа, с другой — активные действия. Христианство, говорил он, требует от нас и того и другого.

Он был скромным человеком, даже смиренным — в евангельском смысле слова. Хотя правильнее говорить не о смирении, а о смиренномудрии. Это очень редкое качество, это здравость души, это знание и понимание, чего ты стоишь на фоне вечности.