Читать интересную книгу Сибирская амазонка - Ирина Мельникова

Константин тоже достал свой пистолет.

— Что ж, постреляем, если успеем! — Он пересел на плоский камень и вынул из кармана трубку, затем кивнул на свернувшегося клубком пса:

— К вечеру похолодает… — Он повертел трубку в руках, с сожалением отложил ее на камень и без всякого перехода начал свой рассказ…

Все эти события начались в конце прошлого века, то есть около ста лет назад, на Урале, во владениях купцов Демидовых и Осокиных, на заводах которых и в близлежащих деревнях скрывалось много беглых крестьян-староверов. Некоторые из них стали изрядными рудознатцами, а часть самых оборотистых и таровитых пробились в торгово-промышленную верхушку старообрядчества.

Самыми влиятельными и известными в этой среде были приказчики Роман Нападов и Иван Столетов. Роман в свое время открыл несколько месторождений медных и железных руд, пользовался доверием у самого Акинфия Демидова. По его поручению Нападов разъезжал по Уралу и Сибири, неоднократно бывал в обеих столицах. И лишь особо доверенные люди знали, что эти поездки он использовал не только для торговли, но был еще и связным между известными деятелями старообрядчества.

На окраине Нижнего Тагила Роману Нападову принадлежал хорошо известный лесным пустынникам и беглым крестьянам обширный двор, где под самым носом властей тайно располагался старообрядческий монастырь.

Иван Столетов ни в чем не уступал своему товарищу.

Когда-то вместе с отцом, ясашным крестьянином Казанской губернии, они бежали в Хохломскую волость, но, когда и там их настиг подушный оклад, перебрались еще дальше, на екатеринбургские заводы. Дав изрядную взятку начальнику всего Уральске-сибирского горнозаводского округа, Иван приобрел прочное положение и вскоре изрядно преуспел в торговых делах. Через пару лет он уже был владельцем двух дворов в Екатеринбурге и одного при Шайтанском заводе. В каждом дворе имелось по три-четыре дома и столько же хозяйственных построек. Мать Ивана происходила из семьи поморских крестьян-старообрядцев и поддерживала тесные связи с известными центрами приверженцев старой веры в Поморье и Керженце.

Третьим в этой истории был Аристарх Батурин, больше известный как старец Паисий по кличке Сибиряк.

— Знаешь, а я уже слышал о нем. Совсем недавно. Атаман рассказывал о нем, — пояснил Алексей.

— Тем лучше, — улыбнулся Константин. — Но я знаю про Паисия чуть больше вашего Шаньшина. Еще юношей он убежал из своей деревни в Костромской губернии от рекрутского набора, лет десять портняжничал в Москве, затем скрывался в тайных убежищах раскольников за рекой Угрой, в вяземских лесах. Здесь он провел около десяти лет и стал бродячим старообрядческим чернецом[37]. С тех еще времен сохранились сведения, что в чернецы его произвело некое тайное сообщество, члены которого называли себя ратниками веры, носили на левом указательном пальце серебряные и золотые кольца с выбитыми на них старинными буквами, где Иисус писался без ижицы[38]. По мнению протопопа Аввакума, новое написание допускало еретическое словоразделение («Господь и Исус»): буква «иже» разрывала единство божественной и человеческой природы Христа…

— Постой, — перебил Алексей рассказчика, — говорят, у Евпраксии на кольце только два слова «Спаси и сохрани», имени Христа там не упоминается.

— Это у Евпраксии, — согласился Константин, — потому что она воин, ратница, а еще у них есть книжники, затем старцы, что всеми делами заправляют. У тех, кто рангом повыше, кольца золотые, у воинов — серебряные, а у тех, что пониже, и вовсе медные. Но погоди, доберусь я и до Евпраксии.

— Хорошо, — согласился Алексей и уселся удобнее, чтобы слушать продолжение рассказа.

— ..До сегодняшнего дня дошли лишь отрывочные сведения об истинных занятиях Паисия. Как стало известно, старец занимался тем, что пытался собрать в одном месте старые православные дониконианские образа и книги. Среди них были редчайшие из редчайших, что писались еще на харатье и выцарапывались на бересте в домонгольские времена. Огромные фолианты в аршин толщиной, с деревянными крышками, обтянутыми оленьей кожей, и с причудливыми бронзовыми застежками. Эти книги, а также иконы, почерневшие, без окладов, и восьмиконечные из трех перекладин кресты хранили как зеницу ока, как символы вечности старообрядческого движения.

(Примечание: Перед Великим постом 1653 года патриарх Никон разослал по московским церквам «память», в которой указывал уменьшить число земных поклонов во время служб и креститься тремя перстами. Защитники старых обрядов предавались проклятию как еретики. Противоборство реформе, однако, приняло массовый характер.

Изменил и многие церковные обряды…

Раскол тем не менее был вызван не только никоновской реформой. Религиозные расхождения наложились на социальные. Старообрядцы не принимали «самодержавства» царя в церковных вопросах, обожествление фигуры монарха.

В порче нравов духовенства, в социальном неблагополучии, в утеснении «меньших людей», в западном влиянии они видели «знамения прихода Антихриста». Обостренное ожидание второго пришествия питало и поддерживало раскольников в тюрьмах и на кострах.

Строго церковные и социальные мотивы переплелись и в потрясших Русское государство восстаниях — «соловецком сидении», стрелецком бунте 1682 года. В раскол ушла третья часть населения России…

По материалам книги Каптерева Н.Ф. «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович». Т.2. Сергиев Посад.

1913 год).

Но особую ценность имела «Одигитрия» — образ Богоматери, которую в народе называли еще «Утоли моя печали»[39].

По легенде, княгиня Ольга приложилась к ней губами после крещения. После ее смерти икона приобрела чудодейственную силу, возвращала к жизни безнадежно больных, излечивала увечных. К тому же она считалась своеобразной путеводной звездой сибирского старообрядчества. Опять же по легенде, старица Феофания взошла на костер с «Одигитрией» в руках, и после того, как костер прогорел, сотни потрясенных людей увидели, как мученица с образом в руках спокойно уходила по облакам к горизонту. И лики обеих женщин были светлы и прекрасны.

После того «Одигитрия» исчезла, — сказал Константин и внимательно посмотрел на Алексея. — Но совсем недавно, лет тридцать назад, стало известно, что ее хранят в тайном месте в ожидании второго пришествия, которое, по всем подсчетам, должно состоятся в первые дни двадцатого века. Я не богохульник, но все же у меня есть кое-какие сомнения по поводу столь точной даты…

— Не отвлекайся, — попросил его Алексей, — мне кажется, что у нас не слишком много времени. Я беспокоюсь за Ивана.

— Я скоро, — кивнул Константин, — только самое главное…

Вскоре новым начальником Уральского горнозаводского округа был назначен Василий Никитич Портищев — человек. жесткий и решительный. Он объявил настоящую войну беглым крестьянам, которые в большинстве своем были староверами. Старец Паисий к моменту появления Портищева был признанным руководителем старообрядцев Урала и Западной Сибири. И в потаенных таежных скитах, и на заводах, и в крестьянских домах, и в купеческих особняках его имя и слово значили немало. Поэтому акция Портищева особого успеха не имела. Его бурные действия по уничтожению тайных убежищ беглых крестьян закончились для Паисия малыми потерями: его истинное положение и монашеский чин удалось скрыть даже от поручика Бауэра, который возглавил одну из военных команд и задержал старца в одном из скитов. Как обычного беглого крестьянина, его положили в подушный оклад при заводах.

А портищевские военные команды в это время с большим усердием продолжали прочесывать уральские леса, находили и сжигали десятки тайных убежищ беглецов, выгоняли из тайги ее обитателей — пустынножителей. Тысячи беглых крестьян подлежали возвращению своим помещикам. Около пятисот наиболее упорных старообрядцев предполагали разослать по монастырским тюрьмам Сибири. Но большинство высланных на старое место жительства до своих деревень не доехали и исчезли. Те, кого оставили на Урале, тоже не стали тянуть тягло, то есть повинность, и сбежали в более глухие места. Заключенные за толстые стены монастырских казематов, старообрядцы не желали мириться со своей участью и совершили ряд дерзких побегов из своих тюрем, так что только единицы из них остались под арестом. Вместо разгромленных убежищ в глухих лесах вблизи заводов создали десятки новых.

— Как я понимаю, Паисий приложил руку к этим побегам? — спросил Алексей.

— Правильно понимаешь, — согласился Константин, — он был ключевой фигурой, но ему очень активно помогали Роман Нападов и Иван Столетов. Однако по доносу ли, по неосторожности ли Иван Столетов попал вскоре в руки портищевских служак. После четырех дней страшных пыток и допросов он выдал Паисия. Старец был арестован, тем более что в это время он находился в сибирской столице, Тобольске, где проводил важную встречу с последователями старой веры.