Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Во, курочка, допрыгалась! Сейчас мы тебя на кол усадим.
Она успела бы достать пистолет, но не хотела его убивать.
— Ты что же, совсем одичал? — Лиза покосилась на керамическую вазу с мохнатым кактусом. Ганю погубила мания мужского превосходства. Он очарованно глядел, как она расстегнула кожушок и рванула ворот рубашки, открывая ослепительную, золотистую грудь.
— Давай, — пролепетала безнадежно, — давай, раз не терпится.
Заминка вышла ему боком. Лиза, жалобно улыбаясь, маня кавалера, шагнула ближе к вазе, загребла ее левой рукой и раскрутила Гане в лоб, как метательный диск. Звук получился негромкий, сочный, словно гроб опустился в могилу, но результат превзошел все ожидания. Ганя заухал, замычал, стряхивая с очумелой башки кактус вместе с черепками, словно стал жертвой землетрясения. Лиза помчалась к двери, прихватив с полу чемоданчик.
В подсобке быстро переоделась — спортивный костюм, заячья шубка, — побросала в сумку самое ценное, что хранила в морге, сверху положила пистолет. Мельком глянула в стенное зеркальце — вид взъерошенный, помятый, но просветленный. Расторопная молодуха, за которой погнались черти. Прихватила с собой кочергу — каленый железный прут с крючком на конце, страшнее оружия не бывает. На обратном пути забежала попрощаться в закуток Гриши Печенегова. Тот склонился над заветной книгой, к которой всегда обращался в минуты тягостных раздумий, — уголовный кодекс СССР сталинского периода, почти раритет.
— Ухожу, дядя Гриша, прощай! Спасибо за все.
— Чего так? Не понравилось у нас?
— Вообще-то понравилось, но Ганя проходу не дает. Боюсь я его.
— Не его ты боишься, да ладно... Завтра, кстати, получка, не забыла?
— Получи за меня, дядя Гриша.
Печенегов смотрел на нее с сожалением.
— Не прижилась, значит. Обидно. Здешний народец к тебе привык... Храни тебя Господь!
— Вас тоже, дядя Гриша, — наклонилась, поцеловала заскорузлую щеку.
Осторожно выглянула в холл, держа кочергу наготове. Ганя Слепень сидел под вешалкой, выкладывал на полу затейливый узор из черепков. Вскинул голову — всю в черно-красных разводах.
— Вижу тебя, вижу, подлюка! Подойди, не ссы. Не трону.
Лиза, проходя мимо, задержалась на чуток.
— Ганюшка, ты бы хоть умылся. Ведь на тебе лица нету.
— Зря скалишься. Шустрая, да? Всех перехитрила, да? А того не знаешь, что давно на крючке.
— О чем ты, Ганюшка?
— Чего говорить... Я по-доброму тянулся, а ты вон как — кактусом по тыкве... Что ж, погуляй малек, недолго тебе.
— Загадки твои мне непонятны, Ганечка.
— Брось кочергу, иди ближе. Чего важное скажу, не пожалеешь.
— Не верю тебе, дорогой. Сколько раз обманывал.
Вышла на улицу и прямиком, не таясь, направилась к больничному корпусу. В здание вступила с парадного подъезда, минуя "иномарки", между которыми группками по двое, по трое прохаживались отважные, горделивые парни со стриженными затылками — маленькие и большие копии Гани Слепня. Сегодня их скопилось больше, чем обычно. С десяток крытых фургонов вытянулись караваном вдоль подъездной аллеи.
Внутри корпуса все как в обычной больнице: приемное отделение, аптечный ларек, сияющий импортной витриной, покрытые дерматином убогие скамейки вдоль стены. У окошка регистратуры небольшая очередь посетителей, запись на прием к врачам. Специфический больничный запах.
Кабинет Поюровского на третьем этаже. В приемной сидела секретарша в белом халате, с выпученными, как у глубоководной рыбины, глазами. Увидя Лизу, суматошно замахала руками.
— Что вы, что вы, к нему нельзя!
— Почему?
— Василий Оскарович занят, занят!
— Я по личному делу, — гордо сказала Лиза. — У меня назначено.
Не обращая внимания на кинувшуюся к ней заполошную секретаршу, Лиза вошла в кабинет. Доктор расположился за письменным столом, боком к двери, закинув длинные ноги на сиденье кресла. Говорил по телефону, лицо отрешенное, злое. Лизу не заметил или сделал вид, что не заметил. Как раз когда Лиза вошла, рявкнул:
— Что значит — отбой? Вы что там все, белены объелись?! Где Крайнюк?
Ответ привел его в еще большую ярость: он начал шарить по столу в поисках сигарет.
— Вы что несете? Вы отвечаете за свои слова?!
Невидимый собеседник, похоже, отвечал за свои слова, потому что какое-то время Поюровский внимал молча, на глазах бледнея, потом, буркнув:
— Хорошо, сейчас приду! — положил трубку на рычаг.
Лиза подала ему сигареты и зажигалку. Он окинул ее пустым взглядом.
— А, это ты? — произнес без удивления. — Может, объяснишь, что происходит?
— Что вы имеете в виду?
— Только что мне сообщили, Крайнюка и Клементину кто-то пристрелил в ординаторской... Такое может быть?
Лиза обошла стол.
— Вряд ли, — сказала она. — Кто же осмелится?
Они же ваши ближайшие помощники.
Нервным движением Поюровский щелкнул зажигалкой.
— Ладно, это мы выясним... Ты чего явилась?
— Не могу ждать, — потупилась Лиза. — Вся горю.
Видите, переоделась во все новое.
Поюровский тупо ее разглядывал, сморщась, будто готовясь зарыдать. Явление чистейшего женского идиотизма оказалось выше его сил.
— Как тебя там... Королькова... У тебя что, совсем крыша поехала?! Или издеваешься?
— Пожалуйста, дорогой Василий Оскарович! Дайте руку. Умоляю!
Оторопев, он позволил ей завладеть правой рукой.
Лиза небольшим усилием вместе с креслом передвинула его ближе к батарее и пристегнула за кисть к трубе изящным супербраслетом, который невозможно ни распилить, ни отпереть, не имея ключа.
— Ты что делаешь? — поинтересовался Поюровский. — Что это за штука? Да ты в самом деле невменяемая. Ну-ка сними сейчас же, а то так дам по башке — мало не покажется.
— Не волнуйтесь, дорогой Василий Оскарович.
Я только сделаю один звоночек, и все вам объясню.
— Какой еще звоночек?! — заревел совершенно обескураженный Поюровский, дернулся, но не тут-то было. Как Прометей к скале, он оказался надежно прикован к батарее. Лиза устроилась с телефоном в сторонке, где Василий Оскарович не мог ее достать.
Набрала номер некоего Влада Ивантеева, капитана с Петровки. Этим номером когда-то наделил ее Сергей Петрович, еще в эпоху "Тихого омута", на случай, если вдруг понадобится скорая помощь вооруженных людей.
Ее тренированная память много чего полезного хранила, вот номерок и пригодился наконец.
На счастье, капитан отозвался мгновенно. После того, как она произнесла парольную фразу:
— Я от Сереги Чулка, — быстро ответил:
— Да, слушаю внимательно.
Она попросила капитана немедленно прибыть с командой в больницу (назвала адрес) и пройти в кабинет главного врача. Здесь его ждет гостинец, который, возможно, потянет на новую звездочку. Все необходимые бумаги, сопроводиловка и фотографии лежат на окне. Преступник в сущности уже задержан, но все же следует соблюдать обычные меры предосторожности.
— Как поняли, капитан?
— Понял нормально. Кто передал?
— Неважно... Сколько нужно на дорогу?
— Не больше пятнадцати минут, коллега.
Лиза повесила трубку, благосклонно взглянула на прикованного:
— Поздравляю, дорогой Василий Оскарович! Через пятнадцать минут у вас начнется совсем другая жизнь.
Поюровский еще не пришел в себя от потрясения.
— Если это розыгрыш, Лиза, — сказал с надеждой, — то уверяю, неудачный. Отстегни эту штуку. Ведь не смешно, ей-Богу!
Лиза вырвала из розетки телефонный шнур, присела на стул и закурила. Можно было отдохнуть минут десять. Ей казалось, она этого заслужила. Подзуживало позвонить Сергею Петровичу и сообщить о своих успехах, но не решилась.
— Это не розыгрыш, доктор. Просто начинается расплата.
— Какая расплата? Ты в своем ли уме?
— Обыкновенная расплата: следствие, суд, тюрьма.
Много времени это не займет, все материалы я подготовила. Скорее всего, выйдет вышак, не слишком большое наказание за ваши дела. Вы согласны?
Василий Оскарович еще раз попробовал на прочность супербраслет, но лишь причинил себе ненужную боль. Внезапно он успокоился, и лицо его приобрело мудрое выражение, которое, вероятно, было свойственно ему от природы. Заговорил убедительно, властно:
— Не знаю, кто тебя надоумил, но ты ввязалась в скверную историю. Какая бы дура ты ни была, ведь не можешь не понимать, что никакого закона нет и в помине. Был, да сплыл. Доллар — вот наш новый закон. Ты замахнулась на слишком крупную дичь, девушка. Я-то выпутаюсь, ну, потрепят нервы — и все, а что будет с тобой, ты подумала?
— Если вы окажетесь правы, Василий Оскарович, — улыбнулась Лиза, — я вернусь и пристрелю вас лично, как бешеную собаку.