— Не ухо…ди, — из последних сил прохрипел он, оперевшись ладонью о пол. — Это оп…пас…но!
— А кто тебе сказал, что меня беспокоит безопасность? — прошептала я, склонившись над ним. — Мне нужна не она. Я ищу лишь воздаяния за все, что сотворила!
Я натянула капюшон серого плаща поглубже и на цыпочках вышла из комнаты. Да, теплая плотная ткань быстро заставит изнывать от жары, но так меня, по крайней мере, не узнает первый же встречный, что будет не прочь разжиться солидным вознаграждением за сбежавшую от Повелителя невесту. Я вышла из дома и сразу же прошла вдоль стены, в сад. Трава мягко подавалась под ногами, овальные цветники источали нежные ароматы, но меня это не радовало.
С каким удовольствием я бы всадила клинок в сердце Деметрия! И еще раз, и еще, и еще! По одному разу за каждого дорогого мне человека, что он приказал сжечь на площади! За мою маленькую неуклюжую сестренку, что не могла проковылять на своих ножках по комнате, не уронив что-нибудь. За отца, который последним в своей жизни слышал крики безумной боли родных, которых пламя пожирало живьем. За сестер, что никогда не станут женами и матерями. За брата, что не взойдет на престол в положенное время. За мать, которую я любила, несмотря ни на что. За то, что сделал меня виновницей этих смертей!
Всхлипнув, я покачнулась и прижалась к дереву, чтобы не упасть. В его тени мелкая дрожь, что заставила тело покрыться потом, как во время лихорадки, прошла. Я вытерла мокрые щеки и двинулась дальше. А вот и конюшня. Лошади тихо всхрапывали, хрустели соломой из кормушек и шумно вздыхали. Мне было все равно, кого седлать, но глаза увидели рыжую морду с белой звездой на лбу. Резвый! Отец любил этого жеребца, не самого быстрого — вопреки кличке.
— Как же ты здесь оказался, малыш? — я погладила его, и он добродушно фыркнул. Щеколда подалась под руками, конь вышел наружу из денника, радостно взбрыкивая — он был рад компании.
Проверив, чтобы на внутренней стороне седла не было соринок и складок, я водрузила его на Резвого, расправила складки под крыльями седла, выровняла потник. Осталось пристегнуть подпруги, немного подтянуть их и подогнать стремена. Руки делали все по памяти, мне не впервой было седлать лошадь самой. Отец научил меня, когда еще была подростком.
— Папа… — по лицу заскользили слезинки. Как свыкнуться с мыслью, что никогда больше не увижу тебя, не прижмусь, не уткнусь лицом в твою грудь? Как, папа?!
Резвый толкнул мордой мое плечо. Я погладила его по гриве, шепча что-то бессвязное, вывела из конюшни и, когда мы миновали ворота, села в седло. Копыта застучали по утоптанной дороге, поднимая в воздух клубочки пыли. К сожалению, убивать Деметрия нельзя, иначе на моей совести будут миллионы смертей. Но и жить с Гаяном где-то вдали от Покорителя миров мне нельзя — не заслужила принцесса тихого спокойного счастья! Мне подходит только один вариант. Я ни разу не оглянулась на тот дом, где остались Лия и Гаян. По ней буду скучать, ничего не поделаешь, а вот его постараюсь больше не вспоминать. Это будет сложно. Руки сероглазого на моем теле, вкус губ — нежность и страсть, стоны, от которых замирало сердце, горячий шепот. Все это сразу не забудешь. Моя любовь к нему вспыхнула внезапно, ярко, обожгла, причинила боль. Теперь самое время ей погаснуть — навсегда.
Прочь из моей головы, Гаян, прочь! Уже видны высокие деревянные ворота темно-серого цвета. Я подскакала к ним, спрыгнула с лошади и усмехнулась — до Деметрия врата обители кахар никогда не закрывались, даже на ночь! Здесь всегда мог найти кров и постель и богатый путник, и нищий. Служительницы были рады оказать помощь, вылечить, наставить и подсказать. Именно к ним люди идут, когда осталась лишь надежда. Потому и я пришла сюда — других вариантов не осталось.
Колотушка, сразу видно, недавно прикрученная к воротам, наполнила двор ухающими, как филин, звуками. Пришлось подождать, прежде чем мне открыли. Врата протяжно выдохнули, вздрогнув, одна створка ушла вперед, и в проем высунулся длинный нос. Следом показалась голова женщины с гладко зачесанными назад волосами. Кахара в положенном ей голубом одеянии, перепоясанном на талии витым поясом, окинула меня внимательным взглядом — таким придирчивым, что подумалось — сейчас прогонит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Зачем ты здесь? — изо всех сил налегая на дверь, чтобы приоткрыть пошире, прокряхтела она. — Хочешь переночевать?
— Спасибо, и это тоже. — Я помогла ей, радуясь, что здесь, в удаленной от столицы обители, меня не знают в лицо. — Но сначала хочу поговорить с настоятельницей.
— Ишь какая! — женщина посторонилась, пропуская нас с Резвым внутрь. — С чего взяла, что она будет с тобой беседовать?
— Потому что я хочу стать кахарой.
— Ох, что ж так? — в ее глазах сверкнуло любопытство. — Девка ты вроде ладная, чего удумала?
— Вся моя семья погибла. Буду молить Богиню даровать им покой. А мне… — Голос дрогнул. — А мне — прощение.
— Как знаешь, — она кивнула в глубину двора, где суетились послушницы. — Коня под навесом оставь и идем, отведу к настоятельнице.
— Скоро вернусь, — я погладила Резвого и отдала вожжи молоденькой девчушке, еще не зная, что больше этого скакуна не увижу.
Длинный коридор, что петлял из стороны в сторону, вывел нас с кахарой к приоткрытой двери.
— Жди тут. — Наказала женщина и, шелестя длинной юбкой голубого одеяния, скользнула в комнату. Долго ждать не пришлось. Вскоре, в точности так же, как у ворот, высунув наружу длинный нос, она поманила меня. — Проходи, тебя примут.
Я зашла внутрь и огляделась. Хоть и выросла в роскоши, никогда не питала к ней слабости. Но эта комната все же мало подходила настоятельнице кахар — на мой взгляд. Минимум мебели — лежанка с тонким тюфяком и свернутым рулоном одеялом, стол с раскрытой на последних страницах книгой, два стула, невысокий шкаф. Но все залито солнечным светом благодаря распахнутым в сад дверям.
— Проходи, девочка, — донесся из света глубокий грудной голос.
Прикрывая глаза рукой, я перешагнула порог и оказалась в маленьком раю, где все цвело, благоухало, жужжало и во все стороны расползалось сочной зеленью. Наш садовник схватился бы за сердце, увидев, как благородные розы сорта Королевские тянут вверх длинные стебли, горделиво взирая с высоты царственного положения на простушек-ромашек, что подставляли личику солнышку у их ног. А мне понравилось — никаких строго подстриженных кустов, все растет свободно, прекрасно уживаясь друг с другом. Никакого насилия над природой.
— Значит, решила стать кахарой? — спросила настоятельница, осторожно поливая под корень юное деревце. Ее большие карие глаза с любопытством глянули на меня из-под белой широкополой шляпы.
— Я должна.
— Что стряслось? — она отставила лейку и подошла ближе.
— Я… — Ее взгляд был таким участливым, что сердце, измученное болью, сжалось, а по лицу вновь потекли слезы. — Я принцесса… — Едва удалось выдохнуть мне. — Каси…кан… — Всхлип сжал горло, — дриэра.
— Детка! — ахнула настоятельница. — Прости, не признала тебя.
— Я… я виновата… — полилась из меня сбивчивая речь. — Родные погибли… Я… Он увез… Сжег…
— Ш-ш-ш, — женщина притянула меня к себе, и я разрыдалась, уже не в силах сдерживаться. Уткнувшись лицом в ее плечо, я отпускала, выговаривая, ту боль, что колючей проволокой опутала душу, сжимаясь все сильнее и впиваясь прямо в сердце. Именно это мне было нужнее всего — молчаливое сочувствие, поглаживание по спине больших мягких рук и ласка — совершенно незнакомого человека, который видит принцессу в первый раз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Очнулась я уже сидя за небольшим столиком в ее комнате. Передо мной стояла чашка с горячим отваром — судя по запаху, успокоительные травы. Теперь у меня была возможность рассмотреть настоятельницу. Она сняла шляпу, стали видны собранные в пучок волосы с сединой. Виски были уже полностью седые, а ведь женщина еще не старая. Доброе круглое лицо. Сев напротив на другой стул, она улыбнулась и кивнула на отвар.
— Пей, детка. Это успокоит тебя.