каким-то причинам не хотел попадаться на глаза слугам закона. Если бы кто-то нанес на карту эти тянущиеся параллельно Тракту дороги, то узнал бы много интересного: где власть Герцога сильнее — там пути становились разветвленнее, незаметно перетекая в пригороды столицы и портовых городов. Брод вместо платного моста, узкая нить утрамбованной копытами, разномастной обувкой и босыми пятками земли, аккуратно подсеченные или гораздо чаще обломанные ветви деревьев, внезапные развилки и перекрестки, неожиданные, почти всегда нежеланные встречи, яростные поединки, и вопли, на которые никто никогда не откликался…
Нищие, крестьяне, конокрады и торговцы — лоточники, дезертиры и контрабандисты, кого только не вели эти стежки-дорожки? Кого только там не грабили?
От Черных Пустынь на юге до полярных снегов на севере, от Разлома на востоке до уединенных, излюбленных контрабандистами бухт на западном побережье, где в мелководных дельтах рек они спокойно обтяпывали свои дела, не привлекая внимания чиновников герцогства.
И чем больше выдумывалось налогов, чем свирепее становились сборщики, тем разветвленнее становился этот, никем не регулируемый и не ремонтируемый Тракт. Говорили, что крысы герцога располагали точными картами этих дорог. Говорили, что они знают — какие грузы и куда по ним движутся. Но люди, сходя с Герцогского Тракта на свой, самочинный, как правило были готовы к неожиданностям, и застать врасплох не слишком получалось. Так что, хоть и не обходили сыщики такой лакомый кусок своим вниманием, но шанс получить неведомо откуда из зелени арбалетную стрелу в голову, метко пущенный метательный нож — в бок, либо напороться на умело сделанную засаду сильно охлаждал энтузиазм крыс.
Архиерей кратко пересказал все это демону, закончив следующим выводом:
— Сейчас они осатанеют, но в кусты не полезут ни за какие деньги.
— Разве только перекроют в каком-то узком месте большими силами, — добавил вор. Архиерей кивнул.
— Это они могут. Обычно так и делают.
Время от времени Архиерей пинал по мягкому месту начинающий дергаться сверток, притороченный поперек седла казенной лошади. Глаза его при этом загорались жуткими огоньками. Время от времени бородач вполголоса бросал фразу-другую, предназначенную для сыщика. Тогда сверток дергался сильнее и мычал.
К вечеру демону это надоело. Он нервно спросил Архиерея:
— Стоит ли им уподобляться в самом отвратительном, чтобы свести счеты? Он там скоро свихнется от страха — вот чего ты добьешься. Много будет тебе от этого удовольствия?
— Я никогда не стремился к беспричинной жестокости, — серьезно ответил бородач, — Но здесь долг уж больно огромен. Он пытал меня, он отправил на тот свет одни боги ведают сколько людей. Причем не наспех. Например, в его руках родители Хови умирали на глазах друг друга долгих сорок восемь дней, вынеся почти весь набор пыток Лунного Замка — от голода и искусственных обморожений до раскаленных клещей. И все это время эта скотина была с ними утонченно вежлива, растолковывая очень логично, как ему жаль причинять разнообразные мучения своим «пациентам». Он тогда жалел только о том, что «не располагает девочкой, чтобы привести наиболее убедительные для матери аргументы». Но он вышел из положения. Он ведь так гордился своей находчивостью, а?
Архиерей снова пнул мешок. Его голос дрожал от ярости и боли:
— Он попросил доставить «несколько детей, безразлично каких». Несколько!
Его голос сорвался, он отмахнулся рукой и отворачиваясь глухо сказал:
— Нельзя таких просто убивать. Нельзя.
— Как же ты там выжил?
Архиерей тяжело усмехнулся, подставляя усталое лицо заходящему светилу:
— Кто-то же должен убирать из пыточных то, что остается от людей после вот таких. Были и другие работы, которые они считали слишком грязными для своих рук — насчет нечистот, например. Вот там и содержат небольшую команду. А большинство там только ждет очереди. «Пациенты». И хватит об этом. Поговорим о чем-нибудь приятном. Вот, например, закат очень даже красивый.
— Закат? Да, закат так ничего, — согласился демон, и до сумерек никто не проронил больше ни слова.
Они разбили бивак в самом глухом месте — между городами Руниши и Ланценом. Немногочисленные здесь селения жались к Тракту, и до темноты тропа, ведущая поперек направления тракта, истончилась до еле приметной стежки. Демон, чертыхаясь, возился с шатром Хови, вор занялся ужином, а Архиерей уехал еще дальше в лесной сумрак, увозя своего пленника. Уже трогая лошадь с места, он бесстрастно обронил:
— Догадываетесь, что вернусь поздно и усталый. Оставьте побольше еды.
Когда приготовился ужин, юноша при свете костра подыскал небольшой плоский камешек, плюнул на палец и наслюнил одну из сторон. Пояснил заинтересовавшемуся демону:
— Хотел монету бросить, да в потемках побоялся потерять. Мокрая или сухая сторона?
— Мокрая.
Камень упал мокрой вверх. Вор потянулся:
— Тебе стоять первую половину.
Демон незло рассмеялся:
— Ну да. Выпала бы сухая — ты сказал бы, что тебе спать первую половину. Иди уж, ложись. Время идет.
Кривой залез в шатер и моментально уснул на приготовленной охапке травы, застеленной неизменными мехами. Демон уселся на брошенный у костра тюк, накинул на плечи одеяло и привалился к стволу дерева томбу, чьи листья тянулись к теплу костра. Демон прислушался к ночным шорохам весеннего леса: неподалеку посапывали и иногда тяжело вздыхали дремлющие лошади, кричала свое нескончаемое «куанг-куанг-куанг» ночная птица, слегка шелестели верхние листья деревьев под ленивым ночным ветерком, — все так спокойно вокруг, но мысли демона описывали круг за кругом и возвращались к событиям ушедшего в прошлое дня.
Он знал, что ему приходилось убивать, как знал и то, что никогда не переживал из-за этой необходимости. Знал, что бывало и похлеще.
Но наука пыток вызывала болезненное сокращение внутренностей. И именно из-за омерзительности своей так легко высвечивались во тьме забвения столь разнообразные способы причинять человеку страдания. Демон даже гадливо удивился — сколько их он знал.
Потом глядя, как в черноту неба взмывают искорки костра, а навстречу им вниз косо несутся лишь на миг вспыхивающие шальные падучие звезды, он неожиданно подумал: «Вот так и я. Промелькну в яркой вспышке по этому миру — и исчезну из него навсегда. И что я оставлю живущим здесь? Несколько фехтовальных приемов? Новые способы выпускания кишков из ближних своих? Или все же что-то еще?»
Демон хмыкнул. Он подумал, что с точки зрения обитателей этого мира совершенно се равно: умрет ли он или покинет их невредимым, найдет ли свою планету или нет. Ведь из этого мира он уйдет в любом случае. И если бы не боязнь мести за убийство, то его наверняка прихлопнули бы давным — давно. Просто убрали бы, как фактор нестабильности.
Демон, слушая лес, смотрел за танцем искр и медленным