Юпитер и Олимпиада. Фреска Палаццо дель Те. Дж. Романо. 1530 г.
Исход этой войны был бы, пожалуй, неясен, если бы не Филипп: в очередной раз проспавшись, он сразу понял, что настал его час и грекам настолько нужен сильный лидер, что если он предложит им македонскую конницу с собой во главе, то именно сейчас никто не посмеет вычислять, на сколько процентов он грек, а на сколько дикий горец. Победа далась не сразу, потому что в дельфийской сокровищнице действительно было очень много денег, а фокейские вожди оказались талантливыми полководцами, капитуляции которых все равно бы никто не принял – в священных войнах врага уничтожают, даже если он сдается. Перелом наступил в безумно жестокой битве на Крокусовом поле, где македонцы пошли в атаку, громко распевая священный гимн Аполлону – хозяину оскверненного святилища, и фокейцы дрогнули не столько перед обученной фалангой и тяжелой кавалерией гетайров, сколько перед гневом разъяренного бога солнца, обжигающего им глаза. Фокейский вождь Ономарх был убит в воде, когда плыл к кораблю союзников-афинян, раньше прочих сообразивших, что Филипп в итоге и до них доберется, и потихоньку помогавшим фокейцам, несмотря на их святотатство. Его труп выудили из моря и распяли на кресте. Три тысячи пленных фокейцев даже не нашлось времени помучить – всех просто связали и утопили, как котят. Фокейцы сопротивлялись до последнего, но силы были слишком неравными – золотые рудники, захваченные Филиппом, помогали ему в войне вернее любого союзника, а сам Филипп цинично говорил, что осел, нагруженный золотом, возьмет любую крепость. В итоге Фокида пала, за покражу из сокровищницы на нее наложили большую ежегодную дань, а Филиппа признали гегемоном эллинов (не Эллады – каждое греческое государство все было готово отдать, чтоб оставаться само по себе, включая свою пресловутую государственность). Что интересно, после этого он потихоньку лично вшестеро уменьшил фокейскую дань – война закончилась так, как ему нужно, и что толку дальше шуметь о святотатстве, лучше поменьше ссориться с будущими подданными. Дальше следовали другие войны – согнать всех греков под одно знамя было не так просто.
Что же до Олимпиады, то такая жизнь ее в принципе устраивала – царь проявлял к ней должное уважение. Более того, я вполне допускаю, что он мог выпить столько, что совершенно не замечал в постели Олимпиады никаких змей, кроме зеленых. Правда, особых демографических последствий это не имело, родившаяся у них дочка Клеопатра на престол претендовать не могла, Александр продолжал оставаться несомненным законным наследником, и отец был им в основном доволен, не жалея затрат на такого наставника, как лично Аристотель. Это сейчас мы можем посмеиваться над некоторыми его умозаключениями – скажем, что мозг нужен человеку в основном для того, чтоб вырабатывать сопли. А в те времена Аристотель был научным авторитетом такого масштаба, что и через полторы тысячи лет людей сжигали только за попытку в чем-то с ним не согласиться, а папа римский специально разъяснил, что этот явный язычник тем не менее освобожден от адских мук – посмотрите у Данте, там в аду томятся и Демокрит, и Гераклит, и Платон с Сократом, а Аристотеля и близко не видать! С педагогическими данными у Аристотеля тоже явно было все в порядке, и папа с мамой не могли нарадоваться на сына, прекрасно совмещающего незаурядный ум с фантастическим телесным здоровьем и воинским умением. Нынешнюю убежденность в том, что все умники болезненные сопляки, не приспособленные к жизни, греки сочли бы в лучшем случае непроходимой тупостью. Они правы, но успеем ли мы это понять?
Дела семейные
Был и еще один родственник этой незаурядной пары, который получил свою долю дивидендов от их возвышения, – брат Олимпиады, тоже носящий любимое македонцами имя Александр. Чтоб не спутать с гениальным племянником, его обычно называют Александр Молосский. После смерти его и Олимпиады отца Неоптолема Александр имел формальное право занять престол, но в его возрасте это было несколько затруднительно, и его дядюшка Арриба сел на трон, даже не заметив девятилетнего племянника, имевшего на этот трон наследственное право. Судя по всему, это в тех краях было в обычае, ведь Филипп точно так же небрежно отодвинул собственного племянника Аминту, сына его брата Пердикки – даже, кстати, убивать не стал, как и Арриба Александра, зачем брать грех на душу, когда все и так прекрасно сложилось, и практически нет недовольных? А вот когда Александр Молосский подрос, Филиппа перестала устраивать политика Аррибы, и он, искусно пользуясь своим золотом, авторитетом и связями, организовал в Эпире заговор, вернувший эпирский престол подросшему к той поре Александру Молосскому. Казалось, что тот должен был очень хорошо относиться к Филиппу, как не только мужу его сестры, но и человеку, сделавшему его царем. Но Филипп был человек очень одаренный, он и в данной ситуации сумел вызвать к себе ненависть, причем способом с нашей точки зрения совершенно немыслимым. Трудно поверить, что он додумался выкинуть такое. Еще трудней понять, зачем ему это понадобилось – не рассчитывал же он, что гордому и самолюбивому парню, едва вышедшему из подросткового возраста, это понравится или покажется хоть как-то привлекательным. Боюсь, что в этот момент Филипп просто был пьян, как изобретенный двумя тысячелетиями позже фортепьян, но факт остается фактом – он не нашел ничего умнее, чем, так сказать, исполнить свой супружеский долг, но не с законной женой, а с ее родным братом, этим самым Александром Молосским. Причем именно на пиру, с применением насилия, в присутствии массы народа. И не ссылайтесь на то, что для греков интимные отношения с лицами своего пола, крупным и мелким рогатым скотом, да и вообще любой живностью подходящего размера, которая не может эффективно сопротивляться, не менее дозволены, чем у нас отношения между мужчиной и женщиной! У нас тоже вполне нормальна интимная встреча парня и девушки в запертой спальне на крахмальных простынях, но проделать с дамой все то же самое в большой компании во время дружеской попойки считается совершенно немыслимым, преступным и заслуживающим жестокого отмщения. Тут даже царством не откупишься.
Тем временем осуществляемая порой очень своеобразными путями политика Филиппа становится все ближе и ближе к своей цели – власть над всей Грецией, Македонией и сопредельными землями, объединение их армий в огромное и непобедимое войско, а после осуществление с помощью этого войска захвата максимального числа соседних стран. Первый кандидат на уничтожение – разумеется, Персидская империя, первая на нашей планете мировая держава, простиравшаяся от Нила до Китая, непримиримый враг всех эллинов, не забывших, как чуть меньше двухсот лет назад персы поработили всех малоазийских греков и сожгли священные Афины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});