— Это была неплохая мысль… Где наш индеец?
— На него снова напали буйволы. Топит их в баре отеля.
На площадь въехал двухколесный жирокар, и из него вылез плотный мужчина с корзинкой в руке. Мэр, подумал Стронг. Завтрак. Он помахал рукой, и мэр помахал ему в ответ.
Как вскоре выяснилось, в корзинке были ветчина, яйца и кофе. Стронг наскоро позавтракал, разобрал и сложил палатку и вместе с одеялами и костром отправил ее в лифте вниз. И приготовился отрезать первое «бревно».
«Бревно» отделилось безо всяких осложнений. Он «слетел» в седле вниз, чтобы приняться за следующее.
Сделав надрез с той стороны, куда, как распорядился Райт, должно было упасть «бревно», он перебрался на противоположную сторону ствола. Благодаря буграм и трещинам коры это оказалось делом несложным, и он даже время от времени останавливался, чтобы бросить взгляд на площадь. Площадь была ближе, чем во все предыдущие дни, и с его новой позиции она выглядела как-то непривычно; такими же странными казались ему отсюда дома, улицы и толпы наблюдавших за ним колонистов, которые собрались за пределами огороженной и опустевшей части деревни.
Райт остановил его, когда он, перебравшись на другую сторону ствола, оказался как раз напротив первого надреза и забил древокол. Он откинулся в седле, оперся ногами о выпуклость коры и взялся за резак.
Начал он очень осторожно. Ведь просчитайся он хоть на самую малость, на него могли обрушиться тысячи тонн древесины. Трудность состояла в том, что ему приходилось делать надрез над колом: он был вынужден, подняв руки, держать резак, над головой и следить за тем, чтобы луч шел к стволу под нужным углом.
Для этой сложной операции требовались прекрасное зрение и безошибочный глазомер. Стронг обладал и тем и другим, но сегодня его сковывала усталость. Насколько он устал, он понял лишь тогда, когда до него донесся отчаянный крик Райта.
Тут только он осознал, как подвели его выпуклости коры. Вместо того чтобы рассчитать угол луча, исходя из всей видимой ему поверхности ствола, он учел лишь его ограниченный участок — выпуклости сбили его с толку. Но было поздно что-либо изменить: на него уже валилось стодвадцатифутовое «бревно», и он ничем не мог этому помешать.
Он находился в положении человека, который, прильнув к скале, видит, как на него начинает падать глыба, отделившаяся от каменного массива, и вот-вот на его теле неизбежно сомкнутся каменные челюсти. И хотя в этом случае челюсти были из древесины, аналогия не становилась от этого менее точной: судьба комара, раздавленного между двумя камнями, мало чем отличается от судьбы комара, раздавленного между двумя кусками дерева.
Он не почувствовал страха, он просто не успел осознать ужас происходящего. С недоумением наблюдал он за тем, как падающая глыба закрыла от него солнце, превратив трещины между буграми коры в темные пещеры. Он с удивлением прислушивался к голосу, который явственно звучал в его мозгу и вместе с тем никак не мог быть порожден его собственным сознанием — слишком уж много было в этом голосе нежности и муки.
— Прячься в трещину. Быстрее.
Он не видел ее: он даже не был уверен, что голос принадлежал ей. Но тело его мгновенно откликнулось на эти слова, и он судорожно начал втискиваться в ближайшую трещину, стараясь забиться туда как можно глубже. Еще секунда, и его усилия пропали бы даром, — едва плечо его коснулось внутренней стенки, надрезанный кусок ствола с грохотом обломился и ринулся вниз. Оглушительный рев, треск, летящие во все стороны щепки — и, наконец, кусок ствола исчез, проскользнув мимо.
Трещину залил солнечный свет. Вскоре он услышал тяжелый удар — «бревно» упало на землю. За ним последовал еще удар, и он понял: оно приземлилось вертикально, а потом завалилось набок. Стронг почти с надеждой ждал, что за этим последует треск ломающегося дерева, звон разбитого стекла и прочие звуки, которые раздаются, когда на дома обрушивается что-то невероятно тяжелое, но ничего не услышал.
В трещине не было пола, и он держался в ней, прижав колени к одной ее стенке, а спину — к другой. Теперь, когда все кончилось, он медленно пододвинулся к отверстию и взглянул вниз, на площадь.
«Бревно» упало под углом, пропахав в земле глубокую борозду и выбросив на поверхность предметы древних погребальных обрядов и обломки человеческих костей. Потом оно вытянулось во всю длину на площади, по счастливой случайности не задев ближайших домиков. Райт и Сухр бегали вдоль «бревна» в поисках его изувеченного тела… Внезапно он услышал хохот. Он понял, что это смеялся он сам; но не потому, что узнал свой голос, а просто в трещине, кроме него, больше никого не было. Он хохотал до боли в груди, пока не стал задыхаться, пока не выплеснул из себя всю истерию. Отдышавшись, он включил передатчик и сказал:
— Уж не меня ли вы ищете, мистер Райт?
Райт напрягся и, круто повернувшись, взглянул вверх. Вслед за ним повернулся и Сухр. Некоторое время они молчали. Наконец Райт поднял руку и вытер рукавом лицо.
— Я только могу сказать, мистер Стронг, — произнес он, — что здесь не обошлось без вашей доброй дриады. — И добавил: — Спускайтесь же, дружище. Спускайтесь поскорее.
Стронг, наконец, понял, что теперь он может спуститься на землю: его работа, если не считать рубки основания ствола, закончена.
Сев в седло, он «полетел» вниз, через каждые пятьдесят футов заново укрепляя седельную веревку. В нескольких футах от земли он остановился, выскользнул из седла и прыгнул на площадь.
Солнце стояло в зените. Он провел на дереве три с половиной дня.
Подошел Райт и пожал ему руку. Его примеру последовал Сухр. Стронг не сразу сообразил, что обменивается рукопожатием еще с кем то третьим. Это был мэр, который сейчас привез особые яства уже для всех, не забыв прихватить складной стол и стулья.
— Мы никогда не забудем вас, мой мальчик, — говорил мэр, подрагивая висевшими под подбородком дряблыми складками кожи. — Мы никогда вас не забудем! В вашу честь я созвал вчера вечером внеочередное совещание Правления, и мы единодушно проголосовали за то, чтобы, как только будет сожжен пень, воздвигнуть на площади вашу статую. На ее основании мы вырежем слова: «Человек, Который Спас Нашу Обожаемую Деревню». Не правда ли, это звучит весьма героически? Однако такая надпись отнюдь не преувеличивает ваши заслуги. А сегодня, сегодня вечером, я желал бы выразить свою благодарность в более осязаемой форме: мне хотелось бы видеть вас — вместе с вашими друзьями, конечно, — у себя в отеле. Все угощение за счет заведения.