Не довольствуясь кратким ответом, Троцкий на следующий день разразился речью, более подходящей для конгресса европейских социал-демократов, нежели переговорам с противником, с которым его страна находилась в состоянии войны. Пустился в глубокомысленные рассуждения о том, «когда именно на международной арене появляются новые государственные единицы», пространно остановился на теоретическом смысле понятия «Самоопределение», и только потом вернулся к сути обсуждаемого.
«Что касается Украины, – ещё раз пояснил Троцкий, – то там такого рода/он имел в виду Финляндию – Ю.Ж./ демократическое самоопределение ещё не закончилось. Но на Украине нет иностранных войск, а русские войска удалятся с украинской территории /ещё никем не определённой! – Ю.Ж./ и не будут и не могут чинить никаких препятствий к самоопределению Украины. Так как это чисто технический, а не политический вопрос, то мы не видим решительно никаких препятствий к тому, чтобы самоопределение украинского народа происходило на почве признания независимости Украинской Республики».102
Говоря так, нарком не придал ни малейшего значения тому на какие же именно губернии распространяется власть Рады. Зато о рубежах несуществующего государства поспешил поинтересоваться Кюльман. «Украинская делегация, – попросил уточнить он, – говорит от имени областей, границы которых нам приблизительно /выделено мной – Ю.Ж./указала… В эти области входит, между прочим, и область, прилегающая к Чёрному морю». Однако ответ он получил не от Голубовича, а от Троцкого. Такой, какой ни в коем случае нельзя было ожидать от главы внешнеполитического ведомства России: «Что касается границы той области, от имени которой говорит украинская делегация, то по самому существу положения этот вопрос не может считаться решенным, так как Украинская Республика находится сейчас именно в процессе самоопределения».103
Много лет спустя, в мемуарах «Моя жизнь», Троцкий не вспомнил об этом обмене любезностями. Оценку делегации Рады отнёс к последнему этапу переговоров, январскому. Только там дал нелицеприятную оценку ей. «Главным козырем в руках Кюльмана и Чернина, – писал ярый противник Сталина, – явилось самостоятельное и враждебное Москве выступление Киевской Рады. Её вожди представляли собой украинскую разновидность керенщины. Они мало чем отличались от своего великорусского образца. Разве лишь были ещё более провинциальны. Брестские делегаты Рады были самой природой созданы для того, чтобы любой капиталистический дипломат водил их за нос.104
Троцкий не вспомнил главное. И не объяснил, что если бы он тогда, 28 декабря (10 января), отказался признать правомочность, законность делегации Украины (с неопределённой, к тому же, территорией), потребовал бы её удаления с переговоров, то многого бы удалось избежать. Перед Совнаркомом не возникла бы в начале марта неразрешимая проблема, заставившая капитулировать его в конце концов. А партию большевиков не постиг бы первый, после победы революции, достаточно серьёзный раскол. И, вполне возможно, удалось бы избежать и гражданской войны. Во всяком случае, в том её размахе, который она приобрела летом 1918 года.
Пока же, 28 декабря (10 января) в Петрограде поспешили исправить положение. Попытались воспользоваться перерывом, наступившим в работе конференции с 29 декабря (11 января) по 5(18 января).
5. За Советскую Украину!
Ни ВЦИК, ни Совнарком не считали боевые действия в Харьковской и Екатеринославской губерниях вооружённым конфликтом с Радой по двум причинам. Прежде всего, в Петрограде всё ещё так и не признали официально, декретом, ни автономии, ни, тем более, независимости Украинской Народной Республики. Поддерживали контакты только с ВуЦИКом и его исполнительным органом – Народным секретариатом. Вместе с тем, обе советизированные губернии до проведения в них на демократических основах референдума, о чём постоянно говорил и писал Сталин, никак нельзя было рассматривать украинской территорией.
Наконец, начиная с 16(29) декабря (с признания Совнаркомом Советского правительства Украины, к концу года распространившего свою власть как на Харьковскую, так и на Екатериновскую губернии), Троцкий просто был обязан рассматривать происшедшее на Левобережье продолжением революции. А заодно учитывая и то, что стало известно ему накануне отъезда в Брест-Литовск. Содержание ответа Киева на предложение Совнаркома начать переговоры на основе, практически, одного-единственного условия – признания режима Каледина контрреволюционным. Того самого ответа, которым Генеральный секретариат выдвинул встречные собственные условия. Во-первых, немедленный вывод советских войск с так и не согласованной с Петроградом территории Украинской Народной Республики. И, во-вторых, собственную оценку мятежа на Дону. «Определение контрреволюционности, – вызывающе излагал Киев своё мнение, – не должно быть навязано одной какой-либо стороной. Признание буржуазности и контрреволюционности за всяким, кто не принадлежит к большевистскому течению и не разделяет политики народных комиссаров, Генеральный секретариат решительно отвергает».105
Проигнорировал народный комиссар по иностранным делам и прямое указание. Постановление Совнаркома, принятое 30 декабря (12 января) по докладу Сталина и сформулированное Лениным.106
«Совет Народных Комиссаров, – констатировало оно, – признаёт ответ Рады настолько неопределённым и уклончивым, что он граничит с издевательством… Прямая или косвенная поддержка Радой калединцев является для нас безусловным основанием для военных действий против Рады…
Уклонение Рады от ответа на вопрос о том, прекращает ли она прямую и косвенную поддержку калединцев, срывает начатые нами мирные переговоры и возлагает на Раду всю ответственность за продолжение Гражданской войны, которую подняли буржуазные классы разных наций и которая совершенно безнадёжна, ибо подавляющее большинство рабочих, крестьян и армия решительно стоит за Социалистическую Советскую Республику».107
Постановление больше не оставляло сомнений ни для кого, кроме Троцкого, что теперь переговоры с Радой больше невозможны. Следовательно, невозможно и её дипломатическое признание, даже де-факто.
Тем временем территория, изначально подконтрольная Генеральному секретариату, стремительно сокращалась. В те дни, когда непримиримый марксист, революционер и большевик Троцкий защищал, признавая, украинских сепаратистов, на Киев началось наступление сразу по нескольким направлениям. С запада и юга – 2-го гвардейского корпуса, от Ровно на Житомир, от Одессы на Вапнярку. С севера – главных сил, которыми командовал М.А. Муравьёв. Семи тысяч штыков, 1-го конного полка Червонного казачества при поддержке двадцати пяти орудий, двух бронепоездов, трёх броневиков, разделённых на две колонны. Основную (левого эсера, полковника царской армии А.И. Егорова) и вспомогательную (Р.И. Берзиня).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});