голосом.
Внизу я оторвался от Уильямсона и распахнул дверь на кухню. Мгновенно наступила тишина. Уильямсон поднял вверх свечу, которую захватил с собой. В комнате стоял густой запах пороха. Вокруг Маргарет с Сэмом медленно поднимались вверх завитки дыма. Они стояли по обе стороны стола и смотрели на меня, открыв рты, будто я был привидением, восставшим из могилы.
Из дверей кладовой появилась Кэт, а с ней еще больше дыма. Ее глаза округлились, когда она увидела меня и Уильямсона за моей спиной.
– Ты мог нас убить! – сказала Маргарет мужу. – Глупец.
– А что я, по-твоему, должен был сделать, женщина? – рыкнул на нее Сэм.
– Придержите язык! – крикнул я. – Вы, оба!
Уильямсон протиснулся вперед.
– Что все это значит? – потребовал он. – Вы все с ума посходили?
Кэт сказала:
– Они хотели поджечь дом.
Я, пошатываясь, добрался до стола и опустился на скамью. Передо мной лежал пистолет Сэма. Я потрогал дуло. Оно было теплым.
– Я услышала шум в кладовой. – Кэт успела переодеться. Похоже, на ней было старое платье Маргарет, в заплатах и полинявшее, которое висело на ее плечах, как большой мешок. Оно ей было также длинно и волочилось по полу. – Кто-то взломал окно.
– Грабитель? – спросил я. – В это окно и кошка не пролезет.
В кладовой было окно, выходящее на северную сторону и на аллею перед домом. Оно была меньше двенадцати квадратных дюймов и посередине перекрыто вертикальным железным стержнем толщиной с большой палец.
– Достаточно для зажигательной бомбы, – сказала она.
Уильямсон пересек комнату, оттолкнул ее и осмотрел кладовую в свете свечи. Он пнул ногой что-то на полу кладовой. Потом нагнулся.
– Девушка права, – сказал он, обернувшись ко мне.
– Она не гасла, – сказала Кэт. – Я набросила на нее фартук. А потом…
– А потом Самюэлю понадобилось схватить свой пистолет, броситься в кладовую и стрелять в темноте, как глупцу, как неразумному ребенку. – Маргарет погрозила мужу кулаком. – Перепугал нас всех до смерти и безо всякой причины.
– Кто это сделал? – спросил я.
Они смотрели на меня непонимающе. Кэт сказала:
– Я слышала, как кто-то убегал.
Уильямсон вернулся на кухню со свернутым фартуком. Он положил его на стол и осторожно расправил обгорелые складки. Мы увидели безобидный на вид шар серовато-коричневого цвета, который источал едкий запах.
– Поднимай тревогу, – велел Уильямсон Сэму.
– Нет, сэр, – сказал я. – Слишком поздно.
Кто бы это ни сделал, он был уже далеко. Бесполезно.
Савой освещался плохо. Несмотря на то что по вечерам ворота должны были запираться, столько людей входили и выходили, что привратники не слишком утруждали себя и оставляли калитки открытыми до полуночи, а то и позже.
Уильямсон поднял брови и посмотрел на меня:
– Почему…
– Я не знаю.
Кто-то хотел причинить нам вред. Но я также вдруг понял, что нет ничего лучше, чем вовремя подложенная зажигательная бомба, чтобы вынудить жильцов дома в панике выбежать на улицу. Возможно, кто-то хотел заставить меня покинуть дом. Если не меня, тогда Кэт.
– Итак? – сказал Уильямсон, когда убедился, что дверь в гостиную плотно закрыта.
Я ничего не сказал. Мы оставили Сэма и Маргарет на кухне, и подъем по лестнице лишил меня сил.
Уильямсон взял меня за правую руку и помог сесть. Он нагнулся, и я почувствовал его дыхание у своего оставшегося неповрежденным уха. Он прошептал:
– Я говорил вам, Марвуд. Нельзя служить двум господам. Выбирайте. Чиффинч или я?
– Я выбираю вас, сэр.
Не только потому, что я зарабатывал деньги благодаря знакомству с ним. И не потому, что он задал этот вопрос лично. Но потому, что Чиффинч служил одному себе. Он даже королю, своему господину, служил потому, что знал, что это в его собственных интересах. Он будет лгать, обманывать и подкупать, если это служит его цели.
Возможно, мистер Уильямсон будет делать то же самое. Но в нем было нечто большее, чем способности и амбиции: нечто твердое и бескомпромиссное, как его северный акцент и прямота; какие-то личные принципы, нечто, чему, мне казалось, я мог верить. Пожалуй, он будет держать слово, если сможет, даже данное клерку, который ему служит.
– Хорошо. – Он махнул рукой, давая понять, что с этим вопросом покончено. – Я не сомневаюсь, что Чиффинч дал вам задание ехать в Шотландию с пустяковым поручением потому, что сэр Филип этого хотел. Не знаю почему, но Лимбери считает, что вы представляете угрозу его делу в Пожарном суде. Я был вынужден разрешить, другого выхода не было – Чиффинч показал мне приказ с подписью короля. Не думаю, что король знал, что подписывал. Он доверяет Чиффинчу и делает для него одолжение, если это ничего ему не стоит. Мне не нравится, что Чиффинч вмешивается в работу моего департамента. Но он совершил ошибку, Марвуд, – он перехитрил самого себя. Если король узнает, чтó Чиффинч делает от его имени, ему это не понравится. Король придает особую важность Пожарному суду и справедливости его решений. Он питает отвращение ко всему, что может навредить репутации суда, поскольку это привело бы к огромному потоку апелляций относительно его постановлений. Если суд потеряет доверие населения, это губительно скажется на восстановлении Лондона.
– Что я должен сделать, сэр?
Уильямсон не дал прямого ответа.
– Но это еще не все, – прошептал он. – И вы это знаете.
Я вздрогнул:
– Вы имеете в виду госпожу Хэмпни?
– Да. Поэтому, если вы хотите остаться моим секретарем, Марвуд, настало время сказать мне правду и ничего не скрывать. Договорились?
Я склонил голову.
– Полагаю, Лимбери соблазнил госпожу Хэмпни в надежде, что она примет его сторону в Пожарном суде. Они встречались в Клиффордс-инн, в комнатах человека по имени Громвель. Они с Лимбери закадычные друзья со школьных лет. Есть потайная дверь в это здание со стороны Феттер-лейн, куда можно войти незаметно. Полагаю, госпожа Хэмпни отказалась поступить, как он просил. Возможно, она угрожала выдать его, когда поняла, чего он на самом деле хочет. Они поссорились, и он ее убил. Позже ее тело вынесли и оставили среди руин, где оно и было найдено. Они рассчитывали, что никто не свяжет убитую с Лимбери или с Клиффордс-инн.
– А секретарь Пожарного суда, который погиб на пожаре? – перебил меня Уильямсон. – Как его имя?
– Челлинг, сэр, – напомнил я. – Ему было что-то известно. Он ненавидел друга Лимбери, Громвеля. Полагаю, он попытался обернуть дело в свою пользу, а Лимбери решил, что безопаснее его убить, чем откупиться.
– Вы можете это доказать?
– Нет. – Мне стало трудно сосредоточиться. – Я видел письмо у него в комнате. Возможно, попытка шантажа.
– Мне нужно нечто большее, чем теория,