Читать интересную книгу Спартанский лев - Виктор Поротников

По команде Сперхия заиграли трубы и флейты. Спартанцы хором запели пеан. Шаг фаланги чуть замедлился для того, чтобы эномотархи и филархи выровняли шеренги, а гоплиты поймали заданный флейтами темп движения. Склонённые вперёд копья покачивались над красными султанами. По мере приближения к войску аргосцев две передние шеренги спартанских гоплитов взяли копья в положение над плечом. После чего шаг фаланги ускорился, а круглые щиты сомкнулись в сплошную стену.

Леарх, шагавший в третьей шеренге, хотя и знал слова военного пеана наизусть, но лишь для вида открывал рот. У него так пересохло в горле, что мысли были только о воде. Когда смолкли флейты и трубы, спартанцы прекратили пение. Теперь, когда до врага оставалось меньше ста шагов, эномотархи передавали по рядам боевой клич «А-ля-ля!» и «Эниалос!».

Со стороны аргосцев тоже летели громкие крики «О-ле! О-ле!» и «Энио!».

Их войско было гораздо многочисленнее отряда Сперхия. Однако узость горного прохода не позволяла аргосцам охватить фланги спартанской фаланги.

Два войска столкнулись лоб в лоб. В то время как передние шеренги спартанцев и аргосцев вовсю орудовали копьями, стараясь дотянуться до врага, задние всей своей массой налегали на впередистоящих соратников, не позволяя им отступать. Шум сражения, отражаемый отвесными стенами скалистых утёсов, далеко разнёсся по округе.

Леарх, еле державшийся на ногах от усталости, пришёл в полное отчаяние, когда увидел совсем близко от себя боевую фалангу аргосцев. Вражеские копья то и дело валили с ног кого-то из гоплитов в передней шеренге спартанцев. Тем не менее их фаланга наступала, заставляя аргосцев пятиться назад. Лучники и пращники, помогая своей тяжёлой пехоте, засыпали противника стрелами и камнями. Две фаланги были похожи на сцепившихся в смертельной схватке кабанов, один из которых теснил другого.

Вытеснив аргосцев из горного прохода на равнину, спартанцы оказались в затруднительном положении, поскольку вражеские гимнеты толпами устремились против их флангов. Илоты изо всех сил пытались сдерживать врагов, но, уступая им численностью, были вынуждены отходить. Убитых среди спартанцев было немного, но раненых становилось всё больше и больше.

Камень из пращи угодил Леарху в голову в тот момент, когда он заменял в строю стоявшего перед ним гоплита, сражённого вражеским копьём. Леарх оказался во второй шеренге, почти в самой гуще сражения. Теперь ему приходилось не только закрываться щитом от летящих сверху стрел и камней, но и действовать копьём против аргосских гоплитов, которые хоть и отступали, однако сражались храбро. Леарх наносил удары копьём, но удары эти были настолько слабы и неточны, что стоявший в передней шеренге филарх, обернувшись, спросил Леарха, не ранен ли он. Леарха и впрямь мутило, а перед глазами плыли красные круги. Он поразился тому, с каким спокойствием начальник филы интересуется его самочувствием, хотя сам находится в гремящем хаосе из щитов, мечей и копий, попирая ногами тела павших врагов.

В нос Леарху бил приторно-острый запах свежей человеческой крови, от этого ему становилось всё хуже. Он что-то ответил филарху. И вдруг провалился в темноту как в бездонный колодец. Шум битвы сменился каким-то странны гулом, который резко оборвался. И наступили мрак и тишина.

Очнулся Леарх в спартанском стане в царском шатре. Над ним колдовал лекарь. От него Леарх и узнал все подробности сражения, закончившегося для аргосцев поражением.

Аргосцы уже одолевали отряд Сперхия, когда им в спину ударило основное войско лакедемонян во главе с Леонидом. Всё было кончено в течение одного часа. На поле битвы осталось около четырёхсот аргосцев, двести было взято в плен.

Обратившегося в бегство врага спартанцы не преследовали, поскольку у них существовал такой обычай, введённый законодателем Ликургом. Все недруги Спарты, зная об этом обычае, предпочитали спасаться бегством в случае, когда разваливался боевой строй, а не стоять насмерть. Так было и на этот раз. Аргосцы бежали за реку Астерион, бросив свой стан.

Спартанцы потеряли в битве около полусотни воинов. При заключении перемирия они позволили аргосцам забрать своих убитых. Пленников по приказу Леонида отправили на строительство микенских стен. На месте сражения спартанцы возвели трофей в виде деревянного столба, увешанного вражескими щитами, панцирями и шлемами.

ДАФНА

Живописец Ксанф измучился, уговаривая Дафну сидеть спокойно и неподвижно в той позе, в какой он её усадил. Дафне надо было изображать тоскующую Деметру. Работа над картиной близилась к концу.

Неподвижное сидение изматывало и раздражало Дафну. Ещё бы! Сегодня в Спарте торжество, день рождения царя Полидора, из рода Агиадов.

Полидор правил во времена, когда вся власть была у царей, а коллегия занималась гаданием по звёздам и не играла почти никакой роли в управлении государством. Это было больше ста лет тому назад. Он прославился не победами над врагами, но справедливостью и милосердием, выступая в народном собрании и заседая в суде. Полидор оставил по себе столь добрую славу среди сограждан, что после его смерти спартанцы выкупили дом царя у его вдовы, заплатив быками, поскольку ни золотой, ни серебряной монеты в ту пору в Лакедемоне не было и в помине. Потому-то дом этот почти в самом центре Спарты получил название Боонета — купленный за быков.

В доме царя Полидора лакедемоняне устроили сначала государственный архив, ныне там кроме табличек с договорами и списками полноправных граждан хранились также государственные деньги. Уважение лакедемонян выражалось ещё и в том, что на государственной печати красовался его профиль.

Ежегодно в день рождения царя Полидора в Спарте устраивались бега юношей и девушек, а также состязания в борьбе среди девушек и молодых женщин. У Полидора не было сыновей, а только дочери, которых он воспитывал в суровом лаконском духе. Все дочери, а их было четыре, с юных лет участвовали почти во всех видах состязаний. Именно царь Полидор ввёл правило, чтобы женщины-борцы вступали в схватку совершенно обнажёнными, как и борцы-мужчины. Однако кулачные поединки среди женщин он запретил: этот вид состязаний чреват тяжкими увечьями.

До своего замужества Дафна неизменно участвовала во всех танцевальных представлениях и гимнастических агонах во время праздников, которых у лакедемонян в течение года было великое множество. Основные торжества в честь богов-покровителей приходились на лето и осень, но также немало праздничных дней выпадало на весну и зиму. Это были праздники в честь легендарных героев, древних царей и божеств. Выйдя замуж, Дафна уже гораздо реже принимала участие в танцевальных выступлениях, и то, если распорядители торжеств просили её об этом. Зато участвовать в гимнастических состязаниях она всегда была готова душой и телом, её не надо было просить об этом. Бег, борьба, метание копья и диска являлись для деятельной Дафны любимыми развлечениями.

Вот почему Дафна изнывала от нетерпения в ожидании, когда наконец Ксанф объявит, что на сегодня она свободна. Это ожидание казалось ей более долгим, чем в прошлые дни. Она то и дело осведомлялась у художника о времени, поскольку у того перед глазами была клепсидра. При этом Дафна сетовала, что клепсидра в доме Леотихида неточно показывает время, а вот клепсидра, подаренная её матери Симонидом Кеосским, изумительно точна. Жаль, что мать не позволяет брать эту замечательную клепсидру на сеансы позирования.

Ксанф резонно заметил Дафне, что в этом нет необходимости, так как не сегодня-завтра картина будет закончена.

   — Но ведь Леотихид постоянно твердит, что ты ещё будешь писать с меня Афродиту, встречающую Адониса из Аидова царства.

   — Не верти головой, Дафна! — проворчал Ксанф, сосредоточенно работавший кистью. — Сегодня ты такая непоседа! Скоро я отпущу тебя. Потерпи ещё немного.

   — Значит, писать с меня Афродиту ты не станешь? — переспросила Дафна.

   — Не будем забегать вперёд, дорогая моя, — медленно, словно нехотя, промолвил Ксанф. — Во-первых, наш Адонис ушёл на войну, а другого такого красавчика нет во всём Лакедемоне. Во-вторых, мне нужно отвезти в Коринф вот эту картину, её там ждут с нетерпением. И в-третьих, я должен отдохнуть хоть немного. Думаешь, легко писать картину, когда твоя натурщица сидит как на иголках, порываясь поскорее сбежать, либо давится от беспричинного смеха, а то и вовсе не приходит позировать.

   — Это было всего один раз, когда я не пришла, — проговорила Дафна в своё оправдание. — И у меня была на то причина. Ты же знаешь об этом.

   — Да, знаю. — Ксанф вяло покивал головой. — Был какой-то очередной праздник, и ты пела в хоре, восхваляя Леду, супругу Тиндарея. Весёлая у вас тут жизнь, в Лакедемоне! На каждый месяц выпадает по два-три праздника.