Саймон нахмурился:
— Но мне казалось, этот плед единственная память о твоей семье. И о твоем брате.
Катриона вдруг повернулась и впервые посмотрела в лицо Уэскотту. Хотя ее глаза были слегка припухшими, ей удалось убрать почти все следы выплаканных слез. Она выглядела бледной, но абсолютно спокойной. Только веснушки обозначились более отчетливо, чем прежде.
— У меня нет больше семьи. Нет и брата. Выброси эту тряпку. Мне она не нужна.
Саймон медленно опустил руку с пледом и пошел к задней части повозки. Он в растерянности перебирал руками мягкие складки шерстяной накидки, никак не решаясь выбросить ее, как бесполезную ветошь. Катриона и так пережила много потерь в этом несчастном месте. Сначала ей пришлось расстаться с мечтой о воссоединении своего клана. Потом развеялись в прах остатки веры в него. Наконец, она потеряла свою невинность.
Убедившись, что внимание Катрионы полностью занято Робертом Брюсом, Уэскотт аккуратно сложил плед и сунул его под один из рулонов шотландки, на самое дно повозки.
Затем Саймон забрался на сиденье, отметив, что Катриона переставила клетку, отгораживаясь от него и исключая даже малейшую возможность в пути соприкоснуться бедрами или допустить случайного касания его локтем ее груди.
Уэскотт натянул поводья, заставляя лошадей тронуться в путь. Когда повозка загромыхала по каменистой тропе, ведущей к дороге, только Саймон бросил прощальный взгляд через плечо на одинокую башню, стоявшую наподобие часового среди груды развалин. Катриона по-прежнему смотрела прямо перед собой и не оглянулась даже, когда развалины замка Кинкейдов остались далеко позади вместе со всеми ее прежними мечтами.
Саймон с трудом пережил три дня гнетущего молчания и две ночи, проведенные с Катрионой у костра, но не под общим одеялом. Он отдал бы все на свете, лишь бы снова слышать, как она весело щебечет об увиденной забавной рыжей белке или особенно красивой осине. Испытывать так долго ее ледяное отношение было для Уэскотта особенно мучительным, поскольку он теперь хорошо знал, сколько тепла может подарить ему Катриона.
На третий день их долгого пути повозка, наконец, въехала в Эдинбург. Нескончаемый грохот множества карет по булыжным мостовым, брань ломовых извозчиков и выкрики уличных торговцев, расхваливающих свои товары, показались Саймону приятной музыкой по сравнению с затянувшимся каменным молчанием Катрионы.
Предвкушая забытое удовольствие от сна в настоящей постели, Уэскотт оставил Катриону одну в повозке, а сам направился в гостиницу «Важная персона» похлопотать о ночлеге.
Возвращаясь, он примерно представлял, как отнесется Катриона к его новости.
— Есть небольшая проблема. У них всего лишь одна свободная комната.
— Не вижу здесь никакой проблемы. Пока что мы муж и жена, если ты не забыл. До тех пор, пока священник не объявит о нашем разводе. — С этими словами Катриона подала ему руку в перчатке, позволяя помочь ей сойти с повозки. Впервые за весь путь от замка она разрешила Саймону дотронуться до себя.
Надежды Саймона отоспаться в кровати не осуществились. Как только они переступили порог комнаты, Катриона и Роберт Брюс обосновались на кровати с пологом. В отличие от скромной койки в Гретна-Грин на этом просторном ложе места вполне хватило бы на всех. Однако Катриона в этот день не склонна была проявлять великодушие. По этой причине Уэскотту для ночлега постелили шерстяное одеяло поверх старого затхлого ковра возле камина.
В то время как Катриона со своим любимцем нежились под пуховым стеганым одеялом, расположившийся на полу Саймон лежал на спине, подложив руки под голову. Он вслушивался в веселое потрескивание огня и старался не думать, как сильно хочется ему погрузиться в теплый пуховой тюфяк и жаркие объятия жены.
Впрочем, ему стоило быть благодарным Катрионе и за то, что она не отправила его пережидать ночь в конюшне с лошадьми.
Особенно мучительным для Саймона было прислушиваться к тому, как она беспокойно ворочается на кровати, шуршит простынями и наконец затихает со вздохом удовлетворения.
Уэскотт уже почти погрузился в сон, когда вслед за вздохом Катрионы послышались ее слова:
— Поразмыслив о нашей с вами сделке, мистер Уэскотт, я пришла к выводу, что должна быть вам благодарна.
— В самом деле? — отозвался Саймон, от неожиданности широко раскрывая глаза.
— Да, именно так. В конце концов, не многие женщины могли бы похвастаться, что искусству любви их обучал один из самых прославленных любовников во всей Англии.
— Не надо так сильно преувеличивать, — ответил Уэскотт с притворной серьезностью. — Мне вполне достаточно и одного Лондона. А вот в курортном городке Бат, как я слышал, проживает очень искусный малый. Говорят, он умеет одним только языком завязать в узел веточку вишни. При этом руки у него связаны за спиной.
— Хм… — отреагировала Катриона после небольшой паузы. — Пожалуй, стоит попросить дядю Росса поехать туда на лето.
Нахмурившись, Саймон приподнялся на локте.
— Не сомневаюсь, что мой новый муж оценит все навыки, которым ты меня научил. Особенно эти поразительные шалости языком во рту.
Уэскотт готов был поклясться, что не отличается ревнивым характером. Но от одной только мысли, что ее соблазнительный ротик может целовать другой мужчина, Саймону представилось, как он выслеживает этого незнакомца из ее будущего и убивает на месте.
— А может быть, я больше не выйду замуж, — продолжила Катриона легкомысленным тоном. — После проведенного с тобой времени я гораздо лучше понимаю, как это удобно — менять одного любовника на другого и не мучиться глупыми любовными переживаниями. Сплошные удовольствия, и никаких проблем, как ты научил.
Если это правда, думал Саймон, тогда почему в голове и сердце такая гнетущая боль, словно они вот-вот разорвутся?
Не в силах больше лежать, Уэскотт сел на полу. Уже примерно полмесяца он не подходил к игорным столам, но еще не забыл, как нужно блефовать перед соперниками.
— Может, пока не поздно, получить еще один урок от меня? — предложил он, поднимаясь на ноги.
Катриона лежала на подушках, а Роберт Брюс свернулся у ее ног. Когда Уэскотт приблизился к кровати, она отпрянула к изголовью. В отблесках огня от камина было заметно, как настороженно сверкнули ее глаза. Готовясь ко сну, она заплела волосы в две аккуратные косы, однако несколько прядей все-таки выбились из прически и падали ей на лицо.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Катриона у подошедшего совсем близко Саймона.
— Хочу предложить тебе еще одну возможность получить урок от меня. За много лет я понял, что в искусстве любовных игр почти все приемы можно бесконечно улучшать, если прилежно практиковаться. — Уэскотт кончиком пальца дотронулся до верхней линии губ Катрионы, затем провел линию вокруг ее пухлой нижней губы. — В том числе и все способы игры с таким соблазнительным ротиком, как у тебя.