Я скинул свой меховой плащ ему на руки.
— Луизу на нем понесете, в одиночку не сдюжите, вам самим бы добрести. Эбердин, ты с ними, хорошо?
— Само собой, — проворчала та, кромсая свою нательную рубаху кривым кинжалом. — Давай, фон Рут, давай, бегом. Вон кровь как льет. Перевязать бы как следует, да некогда.
Она сунула приличных размеров кусок ткани в руку Рози, которая ничего уже не говорила и только хлопала глазами, приказав ей:
— Зажимай. Крепко жми, не отпускай. Проклятый Ворон, что ж он нас все пешком гоняет, коли у нас кони есть! Беги, фон Рут!
Я подхватил почти невесомую де Фюрьи на руки, еще раз поразившись ее бледности, и побежал в сторону замка, искренне жалея о двух вещах — о том, что сейчас зима и не выйдет срезать дорогу, и о том, что не убил ту сволочь, которая ударила ножом эту славную и добрую девушку. Впрочем, это дело можно будет поправить — один из нападавших мне был знаком. Тряпка с его лица сползла, когда Фальк ему горло перерезал, так что мне не составило большого труда его узнать. Он был среди тех, кто сегодня общался с Мартином.
Жаль, что барон добил оставшихся в живых. Их можно было бы порасспросить, что они делали на этой дороге, откуда знали, что именно здесь ребята пойдут?
А может, они и не ребят ждали? Может, они нас троих ждали, а добытчики просто оказались не в том месте, не в то время?
Ладно, это мы потом выясним, сейчас главное, чтобы де Фюрьи осталась жива. Надо успеть дотащить ее до наставника, прежде чем она кровью истечет.
— Видишь, ты говорил, что на руки меня не возьмешь. — Побелевшие губы Рози силились улыбнуться, голос был очень слаб. — А вот — несешь же, так что по-моему вышло. Плохо только, что кровью я тебя всего перемажу. Но это ничего, ты свои вещи моей камер-даме отдай и вели, чтобы она…
Ай, как все плохо, похоже, что она заговаривается, того и гляди сознание потеряет. Я бы бежал быстрее, но дыхалка уже сбоила, ускорься — и вовсе не добегу. Да еще шпага по ноге долбит, чтоб ее! Носить ее удобно и даже приятно, но вот бегать с ней — это что-то. Надо себе перевязь будет справить как у Гарольда, ему-то небось… Какая чушь в голову лезет, а?
— Отдам, — просипел я. — Выстирают, куда они денутся. Сама дама и выстирает.
Минуты уходили вместе с силами. В дверь замка пришлось стучать ногами, руки-то заняты. Как назло, Тюба был нетороплив и очень не любил загулявших учеников.
— Сначала колобродят, потом в двери барабанят, — ворчал он, гремя засовами. — Все порядочные студиозусы уже ужинают, а они…
— С дороги! — прохрипел я, буквально сметая его со своего пути, как только дверь открылась.
— Батюшки! — охнул он, увидев меня, перемазанного кровью и с Рози на руках. — Что случилось-та?
Отвечать я ему не стал, вкладывая остатки сил в то, чтобы как можно быстрее добраться до общей залы. Это хорошо, что сейчас ужин, значит, Ворон, как обычно, сидит в своем кресле, ритуал совместной трапезы с учениками для него священен.
— Все со стола! — заорал я, как только влетел в залу. — Наставник, она умирает! Ее в живот, ножом. Уф-ф-ф…
Я аккуратно положил Рози на стол, с которого секундой раньше Гарольд сбросил на пол тарелки, кубки и все остальное.
— Беда, — послышался голос Мартина, перекрывая девичье ойканье и оханье. — Вон какая вся белая. Может, и померла уже, пока ты ее нес.
И тут меня захлестнула ярость. Приступ ее был настолько силен, что я даже не вспомнил потом, как добрался до него и вцепился в горло, мне об этом Гарольд рассказал. С его слов, я словно исчез с того места, где стоял, и появился в другом, там, где находился Мартин.
— Ты-ы-ы! — орал я. — Это твоих рук дело!
— Отвали от меня, фон Рут! — сипел, отпихивая меня от себя, Мартин. — Что ты несешь? При чем здесь я?
— Я узнал одного из тех, кто на нас напал, — прошипел я, глядя на перекосившегося от гнева Мартина. — Он был сегодня среди тех, с кем ты говорил в Кранненхерсте.
— Я много с кем говорю. — Меня все-таки от него оттянули, постарались и его ребята, да и Гарольд тоже. — И что теперь? Мы вернулись два часа назад, это все видели. А с чего кто-то решил пустить вам кровь, я понятия не имею, ясно. Если у тебя есть доказательства, что я к этому причастен, давай, предъяви их. А если нет, то отвали от меня.
— Все вон! — громко сказал Ворон. — Все! Живо!
Он стоял рядом со столом, где лежала Рози, и лицо его было мрачным. У меня сжалось сердце — обычно мастер оставался невозмутимым в любой ситуации. Если у него такой вид, похоже, дела плохи.
— Мне нечего предъявить в качестве доказательств твоей причастности к этому нападению, — процедил я. — Но ты скажи своим дружкам вот что. Если Рози… Если все будет плохо, я вырежу всю деревню. Точнее, я лично убью всех мужчин от четырнадцати до тридцати лет. Всех. До единого. И потом сам отвечу перед герцогом за это. Но не думаю, что он будет сильно на меня гневаться, он ведь тоже мужчина. И тоже дворянин, а благородный всегда поймет благородного. Он ведь не ты… Чернь подзаборная!
— Вон! — рявкнул Ворон. — Мне десять раз повторять?
Десять раз было повторять не нужно, двух оказалось достаточно, чтобы нас как ветром вынесло в коридор.
— Чернь, стало быть, — гоняя желваки на скулах, процедил Мартин, когда за нами закрылась дверь. — Да, мы чернь подзаборная. Да, мы никто и всегда были никем. Но это не помешает мне вогнать твои слова тебе в глотку, понял?
— Так пошли во двор. — Ярость у меня в голове сменилась холодной злобой. — В чем же дело?
— Не сейчас. — Его губы растянулись в улыбке. — Два благородных тела отнесут на ледник в один вечер? Это слишком даже для Вороньей горы и этого замка.
На мое плечо опустилась чья-то рука. И очень вовремя. Я снова нацелился на горло Мартина, правда, на этот раз моя ладонь легла на рукоять даги. Жалко, пару минут назад я до этого не додумался.
— Идем. — Мартин кивнул своим подручным. — Ужин закончен, а кому тащить тело этой девки в мертвецкую, и без нас найдется.
Но просто так ему уйти не удалось. Дорогу ему заступил Гарольд. Он демонстративно достал из кармана камзола белоснежный платок и завязал на нем узел.
— И чего это означает? — спросил Флик. — Тихие игры? «А ну-ка развяжи?»
— Он все понял. — Гарольд убрал платок обратно в карман. — И так, для справки: Монброны всегда платят свои долги и всегда держат данное ими слово. И очень не любят затягивать ни с тем, ни с другим. Здесь должок образовался, так я скоро его верну.
— Я был первым. — Мне стало обидно. — Это мое право.
— Спорный вопрос, — не согласился мой друг. — Мы с Мартином давно не сходимся во взглядах на многие вещи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});