Притаилась в теле.
Но и полных данных нет,
Снимок, что ль, нечеткий.
– Приготовься на предмет
Общей обработки.
– Баня? С радостью туда,
Баня – это значит
Перво-наперво – вода.
– Нет воды горячей.
– Ясно! Тот и этот свет
В данном пункте сходны.
И холодной тоже нет?
– Нету. Душ безводный.
– Вот уж это никуда! —
Возмутился Тёркин.
– Здесь лишь мертвая вода.
– Ну, давайте мертвой.
– Это – если б сверху к нам,
Поясняет некто, —
Ты явился по частям,
То есть некомплектно.
Мы бы той тебя водой
Малость покропили,
Все детали меж собой
В точности скрепили.
И готов – хоть на парад —
Ты во всей натуре…
Приступай давай, солдат,
К общей процедуре.
Снявши голову, кудрей
Не жалеть, известно.
– Ах, валяйте, да скорей,
Мне бы хоть до места…
Раз уж так пошли дела,
Не по доброй воле,
Тёркин ищет хоть угла
В мрачной той юдоли.
С недосыпу на земле,
Хоть как есть, в одеже,
Отоспаться бы в тепле —
Ведь покой положен.
Вечный, сказано, покой —
Те слова не шутки.
Ну, а нам бы хоть какой,
Нам бы хоть на сутки.
Впереди уходят вдаль,
В вечность коридоры —
Того света магистраль, —
Кверху семафоры.
И видны за полверсты,
Чтоб тебе не сбиться,
Указателей персты,
Надписи, таблицы…
Строгий свет от фонарей,
Сухость в атмосфере.
А дверей – не счесть дверей,
И какие двери!
Все плотны, заглушены
Способом особым,
Выступают из стены
Вертикальным гробом.
И какую ни открой —
Ударяет сильный,
Вместе пыльный и сырой,
Запах замогильный.
И у тех, что там сидят,
С виду как бы люди,
Означает важный взгляд:
«Нету. И не будет».
Тёркин мыслит: как же быть,
Где искать начало?
«Не мешай руководить!» —
Надпись подсказала.
Что тут делать? Наконец
Набрался отваги —
Шасть к прилавку, где мертвец
Подшивал бумаги.
Мол, приписан к вам в запас
Вечный – и поскольку
Нахожусь теперь у вас,
Мне бы, значит, койку…
Взглядом сонным и чужим
Тот солдата смерил,
Пальцем – за ухо – большим
Указал на двери
В глубине.
Солдат – туда,
Потянул за ручку.
Слышит сзади:
– Ах, беда
С этою текучкой…
Там за дверью первый стол, —
Без задержки следуй —
Тем же, за ухо, перстом
Переслал к соседу.
И вели за шагом шаг
Эти знаки всуе,
Без отрыва от бумаг
Дальше указуя.
Но в конце концов ответ
Был членораздельный:
– Коек нет. Постели нет.
Есть приклад постельный.
– Что приклад? На кой он ляд?
Как же в этом разе?
– Вам же ясно говорят:
Коек нет на базе.
Вам же русским языком…
Простыни в просушке.
Может выдать целиком
Стружки
Для подушки.
Соответственны слова
Древней волоките:
Мол, не сразу и Москва,
Что же вы хотите?
Распишитесь тут и там,
Пропуск ваш отмечен.
Остальное – по частям.
– Тьфу ты! – плюнуть нечем.
Смех и грех: навек почить,
Так и то на деле
Было б легче получить
Площадь в жилотделе.
Да притом, когда б живой
Слышал речь такую,
Я ему с его «Москвой»
Показал другую.
Я б его за те слова
Спосылал на базу.
Сразу ль, нет ли та «Москва»,
Он бы понял сразу!
Я б ему ещё вкатил
По гвардейской норме,
Что такое фронт и тыл —
Разъяснил бы в корне…
И уже хотел уйти,
Вспомнил, что, пожалуй,
Не мешало б занести
Вывод в книгу жалоб.
Но отчетлив был ответ
На вопрос крамольный:
– На том свете жалоб нет,
Все у нас довольны.
Книги незачем держать, —
Ясность ледяная.
– Так, допустим. А печать —
Ну хотя б стенная?
– Как же, есть.
Пройти пустяк —
За угол направо.
Без печати – как же так,
Только это зря вы…
Ладно.
Смотрит – за углом —
Орган того света.
Над редакторским столом —
Надпись: «Гробгазета».
За столом – не сам, так зам, —
Нам не все равно ли, —
– Я вас слушаю, – сказал,
Морщась, как от боли.
Полон доблестных забот,
Перебил солдата:
– Не пойдёт. Разрез не тот.
В мелком плане взято.
Авторучкой повертел.
– Да и места нету.
Впрочем, разве что в Отдел
Писем без ответа…
И в бессонный поиск свой
Вникнул снова с головой.
Весь в поту, статейки правит,
Водит носом взад-вперед:
То убавит, то прибавит,
То свое словечко вставит,
То чужое зачеркнет.
То его отметит птичкой,
Сам себе и Глав и Лит,
То возьмет его в кавычки,
То опять же оголит.
Знать, в живых сидел в газете,
Дорожил большим постом.
Как привык на этом свете,
Так и мучится на том.
Вот притих, уставясь тупо,
Рот разинут,