В логический ряд косвенных доказательств связи между этими двумя путешествиями Г. И. Мироманов ввел также тот любопытный факт, что в Таганроге – на родине А. П. Чехова – с 1856 по 1865 г. проживал сын Радищева Павел Александрович. И если все доводы Г. И. Мироманова можно оспаривать, то влияние книги Радищева на чеховские путевые заметки несомненно: та же тональность в обличении «чудища», которое «обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Сравните хотя бы две фразы, свидетельствующие об авторском отношении к предмету наблюдений:
«Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человечества уязвлена стала…» – начинает свой рассказ Радищев.
«…Я вижу крайнюю, предельную степень унижения человека, дальше которой нельзя уже идти», – вторит ему Чехов.
Можно привести еще целый ряд аналогичных примеров почти дословных совпадений, но это не входит в мою задачу. Однако не могу удержаться, чтобы не отметить, что чеховским предзнаменованиям счастливейшего будущего сибирской земли за сто лет предшествовали пророческие слова А. Н. Радищева, конвоируемого в Илимский острог: «Как богата Сибирь своими природными дарами! Какой это мощный край!.. Ей предстоит сыграть великую роль в летописях мира…»
Дорога Антона Павловича до Сахалина продолжалась почти три месяца – 81 день.
Это был трудный и рискованный путь в открытой повозке то под холодным дождем по гиблой грязи с переправами через бурные в половодье реки, то в жару и зной сквозь удушливый дым лесных пожаров.
«…От неспанья и постоянной возни с багажом, от прыганья и голодовки было кровохарканье, которое портило мне настроение, и без того неважное», – признается писатель в одном из писем с дороги.
В связи с этим мне представляются по меньшей мере неубедительными попытки некоторых биографов Чехова (в частности, Юрия Соболева) объяснить мотивы этой поездки бегством писателя от «скучной и нудной жизни», которую он якобы влачил до сих пор.
Описывая свое первое появление на острове, когда толпа каторжан, стоявших возле пристани, выполняя одно из унизительных правил устава, словно по команде сняла перед ним шапки, А. П. Чехов не удержится от иронического замечания: «…Такой чести до сих пор, вероятно, не удостаивался еще ни один литератор…»
И хотя каторжане не знали, кого они приветствуют, в факте этом, по моему мнению, содержится что-то символическое: сегодня любой просвещенный и честный человек готов снять шляпу перед автором «Острова Сахалина».
«…Чувство благодарности за большое духовное наслаждение, доставленное мне его произведениями, сливается у меня с мыслью о той не только художественной, но и общественной его заслуге, которая связана с его книгой о Сахалине», – напишет в своих воспоминаниях известный юрист и литератор А. Ф. Кони.
С нашей склонностью все округлять я чуть-чуть не написал, что Чехов пробыл на Сахалине 3 месяца, тогда как сам Антон Павлович точно указал: 3 месяца и 2 дня.
Эта точность – лишнее доказательство того, как нелегко ему далась эта жизнь в аду.
За это, в общем-то, короткое время Чеховым была проделана колоссальная работа: он прошел весь остров с севера на юг, побывал почти во всех населенных пунктах и познакомился с жизнью большинства ссыльных. Он был на ногах с пяти утра до поздней ночи. «…Я видел все, кроме смертной казни», – напишет он по возвращении.
Чехов говорил, что материала, собранного им на Сахалине, «хватило бы на три диссертации», хотя не без основания подозревал, что какие-то существенные стороны сахалинской действительности от него были скрыты.
Сейчас доподлинно известно, что начальник Главного тюремного управления M. H. Галкин-Враский отдал тайное распоряжение не допускать Антона Павловича до общения с политическими ссыльными. Это указание из столицы породило секретный приказ начальника острова, направленный в округа, который цитируется здесь по книге Н. И. Гитович «Летопись жизни и творчества А. П. Чехова»: «Выдав свидетельство лекарю Антону Павловичу Чехову о том, что ему разрешается собирать разные статистические сведения и материалы, необходимые для литературной работы об устройстве на острове Сахалине каторги и поселений, с правом посещения им тюрем и поселений, поручаю Вам иметь неослабное наблюдение за тем, чтобы Чехов не имел никаких сношений с ссыльно-каторжными, сосланными за государственные преступления и административно сосланными, состоящими под надзором полиции».
Приехав на остров, Антон Павлович должен был дать слово генерал-губернатору, что не будет иметь никакого общения с политическими заключенными.
А. П. Чехов и группа актеров МХТаА. П. Чехов с земскими деятелями
Чтобы знакомство с жизнью ссыльных не было поверхностным, А. П. Чехов единолично проводит перепись всего населения по специально разработанной им подробной анкете, содержащей 12 пунктов. Администрация острова предложила ему помощника, но он решительно отказался, поскольку, заполняя анкету, имел возможность побеседовать с опрашиваемым. Не без гордости отметил он в письме Суворину: «…на Сахалине нет ни одного каторжного или поселенца, который не разговаривал бы со мной…»
А. П. Чехов привез домой более 10 тысяч статистических карт, позволивших провести глубокое медико-социологическое исследование. И хотя Антон Павлович с присущей ему скромностью заметит, что результаты исследования не могут отличаться полнотой, более серьезных данных не найти ни в литературе того времени, ни в сахалинских канцеляриях. К этому следует добавить, что, по данным нашего современника, исследователя творчества Чехова Е. Б. Меве, перепись населения на острове, произведенная Чеховым, была первой частичной переписью в России, в основу которой был положен научно-статистический метод разработки.
О том, что Чехов прекрасно понимал разрушительную силу молчаливых цифр, добытых статистическим методом, свидетельствует фраза из рассказа «Крыжовник»: «Все тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания…»
Книга «Остров Сахалин» носит скромный подзаголовок: «Из путевых записок». Но, по существу, это серьезный научно-исследовательский труд. Ради академичности работы Чехов отказался от детективно-занимательных сюжетов, которыми щедро снабжала его каторга. Однако в отличие от обычных научных работ, в которых процесс познания ученым предмета исследования остается «за сценой», в «Острове Сахалине» читатель становится очевидцем и участником проводимого исследования.
Особое значение Антон Павлович придавал материалам переписи детского населения. В архиве писателя хранится 2122 статистические карты, в которых зафиксированы все малолетние обитатели острова. А вот как он рисует обобщенный портрет «сахалинского ребенка»:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});