Он стал напевать ей, сначала это было не более чем мурлыканье, тихая и нежная мелодия, чтобы успокоить и подбодрить ее. Он слился с ночью, стал одним из ее звуков, неотъемлемой составляющей окружающего мира. Постепенно его пение становилось более личным, в нем зазвучали слова: ее имя, его имя, их утраченная семья. Он придерживался тех воспоминаний, которые, как он думал, заставят ее улыбнуться, или, по крайней мере, тосковать по тому, что она потеряла. Он не использовал ее известного имени — ведьма Ильзе. Он звал ее Грайан, а себя — Бек и недвусмысленно связывал их друг с другом. Брат и сестра, семейные узы навсегда.
Очень долго, медленно и терпеливо он работал над тем, чтобы привлечь ее к себе, найти путь внутрь ее разума, зная, что это будет нелегко, что она будет сопротивляться. Он заставил себя повторять одни и те же фразы снова и снова, слова, которые, как он думал, смогут вызвать отклик, давая ей повод потянуться к нему. Он играл с цветом и светом, с запахом и вкусом, которые привносили в его музыку ощущение мира, жизни и ее даров. «Вернись ко мне, — пел он ей снова и снова. — Выйди из этих теней, и я помогу тебе».
Но все было безуспешно. Она смотрела на огонь, на него, на ночь и не мигала. Она смотрела сквозь окружающий мир в пустоту, которая отгораживала ее от настоящей жизни, и не вышла на его зов.
Разочарованный, изнуренный, он сдался, пообещав себе, что вновь попытается завтра. Бек верил, что сможет сделать это.
Он откинулся назад — и через несколько секунд уже спал.
На следующий день они забрались еще выше в горы, обнаружив, что тропа, которой они шли, напоминает извивающуюся змею, изобилуя резкими поворотами и крутыми, труднопроходимыми подъемами и спусками. Грайан покорно следовала за ним, но в трудных местах ее приходилось тащить. Дело шло туго, а небо на западе темнело: приближалась буря.
Однажды он услышал рев огромного оползня откуда–то издалека, и после этого линию горизонта на востоке затянуло густой пылью.
К ночи начался дождь. Они укрылись под ветвями огромной ели, улегшись на ложе из опавших иголок, которое оставалось теплым и сухим. Когда зарядил дождь и похолодало, Бек закутал Грайан в плащ и еще раз спел ей, и опять она смотрела сквозь него куда–то вдаль.
Этой ночью он лежал без сна гораздо дольше, прислушиваясь к тихому шелесту дождя и размышляя о том, что же ему делать. У него не было никакого представления ни о том, куда он забрался, ни о том, куда направлялся. Он продолжал идти потому, что верил словам оборотней. Он идет к чему–то, а не от чего–то. Его несло по течению вместе с беспомощной сестрой, а его друзья и союзники были разбросаны по свету или мертвы. У него было одно–единственное оружие, один талисман, одна опора, на которую он мог полагаться, но никакого ясного понимания, как можно ее использовать.
Он был так одинок, что чувствовал: никогда ему не найти ни утешения, ни покоя.
Он уснул, лишь когда окончательно изнемог.
Утренний рассвет был тусклым и серым, став отражением его настроения. Бек поднялся вялым и подавленным, и они снова пустились в путь. Буря догнала их в полдень, промчавшись мимо высоких вершин и устремившись вниз по склонам, на которые они взбирались. До этого Бек спустился почти на тысячу футов, поскольку извилистая тропа углубилась в ущелье, глубоко разрезавшее гору. Теперь же, когда разошелся ветер и холод пронизывал его до костей, он снова очутился высоко на склоне, и вокруг не было никакого убежища. Он прибавил шагу, потащив за собой Грайан. Ему не хотелось оказаться на открытом месте, если пойдет снег.
Вскоре так и случилось, но хлопья снега были крупными и ленивыми, и путь впереди по–прежнему был виден. Бек поднажал на спуске, намереваясь добраться до участков, заросших деревьями, что располагались ниже. Не успел он этого сделать, как буря обрушилась сверху ослепляющей пеленой мокрого снега и дождя. Все, что было дальше дюжины ярдов от них, просто исчезло. Деревья обратились в призраки, то появлялись, то исчезали по обе стороны тропы. Бек крепко держал Грайан за руку, боясь случайно выпустить: в такую метель он мог легко потерять ее.
Шторм крепчал. Мокрый снег с дождем превратился в буран. Снежный покров под ногами начал расти и вскоре достиг двенадцати дюймов даже на продуваемых ветром открытых местах. Видимость ухудшилась настолько, что он стал пробираться ощупью от дерева к дереву. Он и рад был бы укрыться в убежище, если бы смог найти хоть что–нибудь на него похожее, но в ослепляющей круговерти вьюги все выглядело совершенно одинаково.
Затем он споткнулся, упал и выпустил руку Грайан. В одно мгновение она пропала. Она исчезла в окружающей белизне, похищенная метелью вместе с его верой в свою цель. Он поискал ее на ощупь, сначала в одном направлении, затем в другом; вокруг него все было белым и пустым, все было совершенно одинаковым. Он не мог найти ее. Паника захлестнула его, когда он хватался за снежные хлопья и воздух, и он закричал. Это был крик отчаяния и беспомощности, гнева и разочарования, которые он носил в себе так долго. Бек кричал потому, что дошел до точки и ему было совершенно все равно, что с ним станет дальше.
В это мгновение перед ним возник какой–то призрак, огромный и темный, поднявшийся подобно неведомому чудовищу, пробудившемуся ото сна, чтобы положить конец вторжению в его вотчину. Бек отпрянул от него, пораженный и объятый ужасом. И тут же его рука задела сестру. Он прильнул лицом к ее лицу, чтобы увериться в том, что не ошибся, звал ее по имени. Ее бледное лицо было совершенно безучастно. Она стояла на коленях в снегу, покорная судьбе и ни капли не взволнованная происходящим.
Слезы облегчения хлынули из его глаз, когда он поднял ее на ноги, держа ее руки в своих, затем, решив, что этого недостаточно, он обнял ее. Бек утер слезы рукавом и стал искать глазами призрак, благодаря которому нашел ее. Он был прямо перед ним, но выглядел не таким большим и уходил прочь. Бек уставился ему в спину, чувствуя что–то знакомое, узнаваемое. Призрак исчез и появился вновь, довольно далеко, но похоже было, что он чего–то ждет.
Затем он внезапно повернулся и поманил Бека.
Почти не осознавая, что делает, юноша повиновался. Обе его руки прочно сомкнулись на тонкой талии Грайан, и он вновь тронулся в путь, во мглу.
— Вот так я и нашел тебя, — закончил он, передавая мех с элем Квентину, чувствуя, как терпкая жидкость согревает его горло и желудок. — Не знаю, как долго я бродил там, но мой проводник всю дорогу оставался впереди, явно ведя меня к чему–то, не давая сбиться с пути. Не знаю, куда вел меня этот путь, но через некоторое время это уже не имело значения. Я знаю, кто это был.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});