Фигура появилась вновь, несколько дальше, подождала, пока он приблизится, затем опять исчезла.
Эта игра в прятки продолжалась по всему перевалу и на другой его стороне, где горы были покрыты густыми зарослями хвойных деревьев, и сила бури сдерживалась этой преградой. Квентин покинул ту гору, с которой сорвался, и начал подниматься на соседнюю с ней. Тропа была узкой, идти по ней было трудно, но появление призрака впереди поддерживало его сосредоточенность. К этому времени он уже был уверен, что его ведут, но повода для беспокойства не было. Этот призрак не угрожал ему и, казалось, не желал ему зла.
Квентин долго взбирался в гору, держа путь на запад по склону сквозь бесконечные заросли огромных старых деревьев, поляны, усыпанные сосновыми иглами, припорошенными снегом, мимо скалистых холмиков, скользких от сырого мха. Буря несколько поутихла. Снег все еще шел, но ветер больше не швырял ему в лицо подобные иглы и холод казался уже не столь пронизывающим. Призрак впереди стал более отчетливым, почти узнаваемым. Квентин уже где–то видел его прежде, это лесное видение двигалось точно так же, правда в другое время и в другом месте. Но разум его изнывал от усталости, и ему не удавалось вспомнить.
«Уже не так далеко, — сказал он самому себе. — Уже не так долго».
Он ставил одну ногу перед другой, при этом переводя глаза с земли под ногами на кружащуюся белизну впереди. Глядя то на свои ноги, то на движения призрака, он с трудом продвигался вперед.
— Помоги мне, — крикнул он однажды, но ответа не последовало.
«Уже не так далеко, — повторял он себе вновь и вновь. — Просто продолжай идти».
Но силы его были на исходе.
Он несколько раз упал, ноги просто подгибались под ним. Каждый раз он с трудом поднимался, не останавливаясь, чтобы передохнуть, зная, что если он остановится, ему конец. День принесет с собой свет и тепло, отдых и сон. Но нельзя рисковать, останавливаясь здесь.
На поляне, окаймленной густыми зарослями кедра, он замедлил движение и остановился. Он испытал такое ощущение, будто покинул свое тело, воспарив в ночи подобно пару изо рта. Это был конец. Все.
И тут темный призрак впереди, казалось, превратился в нечто другое, это был уже не один, а два призрака, поменьше и не такие грозные. Они вышли из ночной мглы вместе, шагая рука об руку, направляясь к нему, — и как только они оказались здесь, Квентин с недоверием уставился на эти новые фигуры, вновь сомневаясь в том, что видимое им реально, что это не горячечный бред.
Фигуры также застыли в нерешительности, увидев его. Горец направился к ним, вглядываясь сквозь пелену снега, сквозь пространство, и время, и видения, сквозь усталость, испытывая растущее чувство узнавания, до тех пор, пока не оказался достаточно близко, чтобы быть уверенным в том, что видит.
В горле у него пересохло, и в голосе звучала бесконечная усталость, когда он крикнул тому, кто стоял ближе и смотрел на него во все глаза, не веря себе:
— Бек!
ГЛАВА 19
Путешествие Бека Омсворда за последние два дня было не столь богато событиями, как поход Квентина, но оно было столь же удивительным.
Покинув оборотней и ведя за собой Грайан, он продолжил свой путь в глубь гор Алётра Арк, примирившись с призраком Трулза Рока в качестве незваного гостя. Плащ с капюшоном и разбросанные по замерзшей земле кости — эта картина не шла у него из головы, превратившись в навязчивое видение, от которого невозможно было избавиться. Он вспоминал своего друга, его несравненную силу и непоколебимую поддержку. Хотя большую часть времени Трулз Рок присутствовал незримо, он всегда внимательно следил за Беком, выполняя обещание, данное друиду.
Его смерть казалась невероятной. Хотя Бек и говорил себе, что это так, что с этим надо смириться, но не мог избавиться от ощущения, что Трулз вот–вот появится вновь, неожиданно, как всегда. Бек ждал его за каждым поворотом, искал в каждом затененном месте.
Так прошел тот первый день, это было похоже на сон, в котором Бек шагал рядом со своей отсутствующей сестрой и призраком утраченного друга.
К наступлению ночи он был совершенно вымотан, пройдя так много и почти не отдыхая. Он очень мало думал о Грайан, его сестра приняла жесткий темп, который он задал, совершенно забыв, что она не могла говорить и потому не пожаловалась бы. Внезапно осознав свою небрежность, он присел и осмотрел ее ноги. Они были еще не сбиты, и он решил покормить ее. Она почти ничего не ела, только пила воду, но ему удалось также заставить ее проглотить немного размятого сыра с хлебом. На его взгляд, она не изменилась, но он не знал, что происходит в ее голове. Бек провел кончиками пальцев по ее щекам и лбу и поцеловал ее. Ее чужие глаза смотрели сквозь него на что–то, чего ему не дано было видеть.
Затем он с жадностью поел сам, выпив немного эля, который нашел в запасах Трулза. Ночь опустилась на землю, и на небо высыпали звезды. Бек закутал Грайан в плащ и сел рядом, обняв сестру одной рукой, будто защищая. Он не знал, что для нее сделать. Его не оставляла мысль о том, что есть, должно быть, нечто, чего он не пробовал, что могло бы вывести ее из состояния ступора. Знать бы только, что именно. Он верил, что у этой загадки есть ответ, ему нужно лишь найти его.
Немного погодя он запел ей, его голос звучал чуть громче шепота, словно Бек боялся потревожить ночь. Он пел песни, которые помнил с детства, песни, которые пел ребенком с Кораном и Лирой в их доме. Это было так давно и так далеко. С тех пор прошли годы. И целая вечность с тех пор, как они с Квентином отправились в это путешествие.
Повинуясь импульсу, он попытался применить песнь желаний. Быть может, магия сможет воздействовать на Грайан. Это было самым сильным из всего, что их связывало, их общее наследие. Если ему не удавалось добраться до нее никаким другим путем, возможно, он сможет дотянуться до нее так. Он никогда не использовал свою магию таким образом, но знал из истории рода Омсвордов, что другие до него делали это. Весь фокус был в том, чтобы найти щель в броне ее отчужденности, пробраться мимо всех ее защитных сооружений туда, где пряталась она сама. Если бы он смог достучаться до нее, то дал бы ей знать, что ее брат — рядом.
Он стал напевать ей, сначала это было не более чем мурлыканье, тихая и нежная мелодия, чтобы успокоить и подбодрить ее. Он слился с ночью, стал одним из ее звуков, неотъемлемой составляющей окружающего мира. Постепенно его пение становилось более личным, в нем зазвучали слова: ее имя, его имя, их утраченная семья. Он придерживался тех воспоминаний, которые, как он думал, заставят ее улыбнуться, или, по крайней мере, тосковать по тому, что она потеряла. Он не использовал ее известного имени — ведьма Ильзе. Он звал ее Грайан, а себя — Бек и недвусмысленно связывал их друг с другом. Брат и сестра, семейные узы навсегда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});