— Господа, только не говорите, что вас преследуют кошмары.
— Господин Первый маршал. — От избытка совершенно неуместных чувств Марсель уподобился Герарду. — Кошмар тех, кто охраняет вашу персону, действительно преследует. На первом этаже этого здания. Прошу разрешить доложить подробно. Могу по-кэналлийски — ползимы учил, но лучше все-таки на талиг…
3
Дверь распахнулась, и на пороге возник еще один призрак. Или выходец, по недоразумению обзаведшийся тенью.
— Я вас недооценил, — голосом Алвы сказал он. — Вас следовало или не брать вообще, или чем-нибудь занять.
— Не терплю заниматься делами. — К нему, такому, надо немедленно привыкнуть. Привыкнуть и не замечать! — Вы неплохо устроились, хотя моему другу Валтазару вряд ли понравится: слишком аскетично, и подсвечники какие-то маленькие, хоть это и подлинный Леокадий Второй. Я не ошибаюсь?
— Спрошу при случае у его высокопреосвященства. — Алва отступил от двери и рухнул в кресло. — Хотите выпить, налейте себе сами. Вино не отравлено.
Глядя на Рокэ, следовало предположить обратное, но Валме считал себя человеком воспитанным, к тому же предполагаемая отрава явно была медленной — Ворон еще ходил.
— Один бокал, если не возражаете. У вас есть теплый плащ? На улице холодно.
— Я не собираюсь выходить, — зевнул Алва. — Почему вы вошли через дверь для прислуги? Тут есть прекрасный ход в апартаменты его высокопреосвященства.
— Извините, так получилось. — Марсель недрогнувшей рукой налил вина. — Ваше здоровье!
— Это оскорбление? — осведомился Ворон. Он себя видел — в комнатах были зеркала. Здесь все было. Даже оружие и книги.
— Это намек. — Вино оказалось отменным. «Черная кровь». На то, чтоб узнать год, Марселя не хватило, как и на то, чтобы оставаться вежливым. — Готов поверить, что в вине яда нет, но где-то он есть.
— Где-то есть все, — Алва усмехнулся, — в том числе и яд. Здесь его нет.
— Тогда что с вами? Скоротечная чахотка?
— Обзаводиться любимой хворью Дидериха не по мне.
— Вам нужен врач, — не удержался от пошлости Марсель.
— Нет.
Врачами можно заняться позже. В другом месте, но до этого места нужно идти, в том числе и по лестницам.
— Можете считать меня принцессой урготской, но ответьте. Врач у вас был?
— Был.
— Что он сказал?
— Ничего. — Ворон прикрыл ввалившиеся глаза ладонями. — Это действительно хороший врач, виконт. Он не просто ничего не понял, он в этом признался и согласился оставить меня в покое. Вам следует взять с него пример.
— Когда здесь меняют стражу?
— Утром, но это не повод задерживаться.
— Я уже допил ваше вино. Больше меня здесь ничего не задерживает. Так же, как и вас.
Алва не ответил. Точеное бесстрастное лицо до жути напоминало гальтарские маски Капуль-Гизайля, только было не золотым, а алебастровым.
— Вас удерживала клятва Первого маршала, — Марсель поставил бокал на стол, — но она больше не имеет силы. Фердинанд Оллар мертв, а Карл Оллар в Бергмарк, и ему вы кровавых клятв не приносили.
— Фердинанд умер? — Маска открыла глаза, но более живой не стала. — Когда?
— Прошлой ночью. Вот письмо Альдо Фоме Урготскому. Кстати, после разговора с вами он сменил штаны. Не Фома, Альдо.
— Что же он носит теперь? — Передавая письмо, Марсель не преминул коснуться пальцев Ворона. Они были горячими.
— Анакс переодевается четырежды в день. От полудня до заката штаны бывают лиловыми, сейчас они, видимо, черные.
— Прискорбно. У вас есть другие доказательства смерти короля?
— Робер Эпинэ при мне пил за упокой души Оллара. Он был заметно опечален. По его мнению, Фердинанд покончил с собой.
— А по вашему?
— Господин в штанах получил ультиматум. Либо умирает Фердинанд — либо меч Раканов, принцесса Елена и золото Фомы достаются Савиньяку. Фердинанд умер.
— Оказывается, в этом городе умеют предъявлять ультиматумы… Кто же?
— Я, — отчего-то вытянулся в струнку Валме.
Алва медленно свернул письмо и поднялся.
— Я думал, это сделает Придд, — сказал он, — и не думал, что это случится так скоро.
— Придд не виноват. Он не видел Гальбрэ, не говорил с вами на стене и не знает, откуда на гербе Фельпа птице-рыбо-дура. Клятва Первого маршала не предусматривает немедленного убийства цареубийцы, я проверял. Вы сможете идти?
— Если упаду, вы меня поднимете. Почему вы сделали это сейчас?
— Потому что мориски стерли Агарис с лица земли. Эта не та новость, которую можно скрыть даже с помощью адуанов и моего папеньки. Левий теперь никто.
— В юности мне хотелось взять Святой град. — Алва твердым шагом, хоть и очень медленно, подошел к столу и поднес письмо о смерти Фердинанда к горящей свече. Листок вспыхнул, витиеватые буковки стали огненными, словно заклятые письмена. — Потом это желание прошло… Агарис взяли в ночь на третий день Весенних Скал?
— На первый. У шадов такой обычай?
— Не думаю. — Буквы погасли, бумага рассыпалась серым пеплом, напомнив о другом письме и другом мертвеце. Алва провел ладонью по лицу, словно собираясь с мыслями. — Я уже признал, что недооценил вас. Или Леворукого… Идемте.
Часть 3
«МАГ»[6]
Люди не задумываются над тем,
что запальчивость запальчивости рознь,
хотя в одном случае она, можно сказать, невинна
и вполне заслуживает снисхождения,
ибо порождена пылкостью характера,
а в другом весьма постыдна,
потому что проистекает из неистовой гордыни.
Франсуа де Ларошфуко
Глава 1
Дриксен. Зюссеколь
Хербсте
400 год К.С. 2-й день Весенних Ветров
1
— Я не стану тебя целовать, — заявил Зепп. Он сидел на грубом деревенском столе, поджав под себя одну ногу и болтая другой. Друг смеялся, и Руппи понял, что спит.
— Нет, — хихикнул Зепп, — ты не спишь. Спят они. Спят пятеро, но не здесь. Здесь только один… Ему было хорошо. Ему хорошо. Он будет спать долго. До утра. Он проспит рассвет. Не жаль… Ему не нужен рассвет, он не понимает…
Руппи приподнялся на локте. Потом сел, пытаясь сообразить, что за место ему снится и как он здесь очутился. Похоже на комнату в трактире. Приличную, но не роскошную. Прошлую ночь он провел в похожей, но там занавески и полог у кровати были синими, а на столе никто не сидел, хотя это же сон… Зепп пришел, потому что ждет. Никто с «Ноордкроне» не обретет покоя, пока Бермессера не вздернут на рее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});