–Но ты мог взять с собой стражников или слуг.
– Я вынужден был соблюдать осторожность, вы же знаете. Я взял двух недотеп испанцев, но они упустили ее.
– Вы, милорд, никогда толком не знали, кому можно доверять, а кому нет. – Суровое лицо Боннера не предвещало ничего хорошего. Возможно, он больше, чем кто-либо в королевстве, имел причины желать, чтобы трон занял наследник, исповедующий католицизм, а не хитрая и ненадежная Елизавета.
Единственным человеком, который хотел этого больше, чем Боннер, был сам Винтер. Эта мысль родилась в голове стеснительного, брошенногоотцом мальчика много лет назад и окрепла за долгие годы, которые он провел возле своей красивой и ожесточившейся матери донны Елены. Она учила Винтера двум главным вещам: служить богу и быть мстительным.
Забрав у Ларк ребенка и отдав его королеве, он выполнит оба ее завета. Более того, он навсегда подчинит Ларк себе. Теперь он добьется своего. Он уже несколько лет пытался покорить ее волю и добился бы своего, если бы не появился Оливер де Лэйси. Этот мерзкий негодяй пробудил в Ларк уверенность в себе, и она ускользнула из рук Винтера навсегда. А может быть, еще не все потеряно?
Винтер посмотрел на вздувшийся на руке волдырь. Он должен вернуть Ларк. Он сломит ее волю и подчинит себе. От этого зависит его честь.
Идея подсунуть королеве новорожденного младенца была слишком хороша, чтобы делиться ею с Боннером. Он сам должен помочь любимой королеве осуществить самую страстную ее мечту. Эта женщина представляет для нас опасность. – Боннер медленно расхаживал взад и вперед по турецкому ковру в роскошных апартаментах. – Ее никто не должен видеть, кроме тебя и твоих слуг. Это понятно?
– Конечно, ваша светлость.
– Нужно ли мне еще что-то говорить?
– Нет, ваша светлость.
– Когда ее поймают, – произнес Боннер, беря из вазы на столе большой апельсин, – проследи, чтобы она умерла во время родов.
Ложь – грех, а ложь королеве – грех вдвойне.
Опустившись перед королевой Марией на колени, Ларк рассказала ей о своем обещании умирающему Спенсеру и о своем поспешном браке с Оливером де Лэйси.
– Де Лэйси? – устало переспросила королева. Ее руки лежали на огромном животе. Это было ужасное, неестественное вздутие, не имевшее ничего общего с беременностью. Застывшее лицо, обвисшие щеки. Королева умирала. Ларк была в этом совершенно уверена.
– Де Лэйси из Линакра. – Ларк старалась не выдать своего волнения. – Его отец – граф Лин-лей.
– Я знаю. Стивен де Лэйси отправился на корабле в погоню за своей дочерью и протестантским мятежником. Вы знаете об этом что-нибудь, миледи?
У Ларк екнуло сердце. От стояния на каменном полу у нее заболели колени. Молчание нарушила барабанная дробь. «Это в Смитфилде», – подумала Ларк. Отчаяние придало ей смелости. Она была готова бросить вызов самой королеве, только бы вовремя успеть к Оливеру. Главное – скрыться от Винтера.
Королева покачала головой.
– Не отвечайте. Правда осудит вас перед лицом закона. А ложь – перед лицом господа.
Ларк облегченно вздохнула. Она первый раз в жизни встретилась с королевой, но не испытывала перед ней благоговейного страха. Напротив, она чувствовала странную жалость к этой женщине, чья несгибаемая вера лишала англичан свободы, а некоторых и жизни.
Пальцы королевы, ни на минуту не останавливаясь, перебирали коралловые бусинки четок.
– Мадам, вам плохо? – осторожно спросила она. – Позвать кого-нибудь?
–Нет. – Мария указала на хрустальный колокольчик возле молельной скамьи. – Как только я позвоню, появятся слуги, но я пришла сюда, чтобы побыть одной и не видеть снующих вокруг врачей и заламывающих руки фрейлин.
Через раскрытые окна донеслись негромкие крики. Губы королевы дрогнули.
– Вы знаете, почему толпа собралась у ворот дворца?
– Нет, мадам.
– Ах, все вы знаете, но боитесь сказать. Они ждут моей смерти.
Ларк закусила губы.
–Некоторые из моих вельмож уже уехали в Хэтфилд. – Мария сжала четки с такой силой, что у нее побелели пальцы.
В гулком церковном коридоре послышались приближающиеся шаги. Ларк похолодела и, не спрашивая разрешения встать, отошла в тень каменной колонны.
Мария посмотрела на нее маленькими темно-карими, как у всех Тюдоров, глазами. Ларк затаила дыхание, отчаянно надеясь, что королева не кликнет стражников и не выдаст ее.
Мария молчала. Звук шагов стих.
– Мадам, моего мужа сегодня казнят, – сказала Ларк.
Королева подняла голову.
– Я знаю.
Решившись испытать судьбу до конца, Ларк тихо сказала:
– Я прошу вас о помиловании.
– Ваш муж признался в ереси. Я не могу вмешиваться в священные дела церкви. Уверена, что вы понимаете это.
–Несчастная Англия, – в бешенстве воскликнула Ларк, не заботясь больше о приличиях. – Несчастная страна, где хороших людей отправляют на смерть, а плохие получают благосклонность двора.
Тонкие брови Марии приподнялись.
–Кого вы имеете в виду? Я хочу знать, кого именно?
Какое-то мгновение Ларк колебалась. Это был риск, но ярость заставила ее назвать ненавистное имя.
– Винтер.
На восковом лице Марии появилось недоумение.
– Его мать Елена была любимой фрейлиной моей матери. Винтер всецело предан... мне и истинной вере.
– Всецело преданный вам советник собирается украсть ребенка у матери!
Мария качнулась вперед, словно тонкое пламя свечи от дуновения ветра.
– Как вы можете обвинять его в столь низком поступке?
–Потому что он угрожал мне. Сейчас он рыщет по дворцу, чтобы найти меня.
– Да простит меня Христос. – Мария прислонилась к спинке молельной скамьи. – Эти слухи гуляют по Лондону с тех пор, как я вышла замуж за Филиппа.
Она посмотрела на оплывшую свечу на алтаре, и ее лицо немного смягчилось. Бедная Мария! Больная, одинокая, она все еще любила своего мужа.
Последняя надежда Ларк рухнула, когда Мария позвонила в хрустальный колокольчик. Сейчас ее схватят, отдадут в руки сумасшедшего и...
В часовню вошел телохранитель.
– Торопитесь. – Королева подняла глаза и посмотрела на Ларк. – Я даю в ваше распоряжение восемь человек охраны и лодку. Они отвезут вас в любое место, куда вы скажете. А теперь подойдите и обнимите меня.
Ларк осторожно обняла Марию за плечи. Ей показалось, что она прикоснулась к безжизненной соломенной кукле. В ноздри ударил знакомый запах. Ларк помнила его с последних дней жизни Спенсера. Этот был запах смерти.
– Удачи, – прошептала Мария так тихо, что никто, кроме Ларк, не мог услышать ее слов. – Когда ваш ребенок появится на свет, назовите его Филиппом, – с мучительной тоской в голосе произнесла она. Этот голос потом преследовал Ларк всю жизнь.