–Скоро тебя уведут. У меня такое чувство, словно я должен сказать тебе что-то очень важное. Но я сейчас не могу собраться с мыслями.
Дверь открылась, но они не обернулись. Молчание между ними было красноречивее любых слов.
Когда стражники повели Ларк к двери, страшный крик вырвался из груди Оливера.
– Ларк!
Оттолкнув стражников, она бросилась в объятия Оливеру. Сейчас он был готов умолять, каяться... Но, взглянув в глаза Ларк, только крепко поцеловал ее.
– Я знаю, что чувствует человек на небесах, любовь моя.
– Знаешь? – испуганно спросила Ларк.
– Я из тех редких счастливчиков, которые испытали это на земле, в твоих объятиях.
Не отрываясь друг от друга, они медленно пошли к дверям. Он крепко, до боли, сжал ей руку и прикрыл глаза. Наконец их пальцы разомкнулись. Стражники вывели Ларк из камеры.
Оливер остался один.
Ларк услышала шаги у дверей и, отпрянув от письменного стола, обернулась.
В комнату с кошачьей грацией вошел Винтер.
– Ты должен был предупредить о своем визите, – холодно сказала Ларк.
Странно, что она еще могла говорить. Вернувшись домой, она, задыхаясь от рыданий, проплакала несколько часов, пока не охрипла. Потом они с Белиндой всю ночь пытались найти способ спасти Оливера. Их план был безумен и зависел от точного совпадения множества событий. Появление Винтера не входило в их число.
– Я просил доложить о себе, – произнес Винтер с очаровательной и лживой улыбкой, – но мне сказали, что ты не примешь меня.
– Тебе сказали совершенно правильно. Тыубил дворецкого или только стукнул его до потери сознания?
Винтер рассмеялся.
– Ты отлично знаешь мои привычки.
Да, она знала. Было время, когда он управлял ею, заставлял чувствовать себя слабой и беспомощной.
С тех пор как она узнала Оливера, все переменилось. Ларк повернулась, стараясь широкими юбками заслонить лежащее на столе письмо. Сегодня Оливера везут в Смитфилд на казнь.
– Ты устроил нашу вчерашнюю встречу с Оливером в надежде сломить его волю! – с ненавистью в голосе сказала Ларк. – Смею заверить – ты просчитался!
Твердость и непреклонность Оливера изумили ее. Вчера она увидела своего мужа в новом свете. За показной беспечностью скрывалась железная воля. Его достоинство дало ей силы покинуть Тауэр, не потеряв самообладания и не опозорив мужа рыданиями и бесплодной мольбой у ног Боннера.
– Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Сент-Джеймский дворец. И присутствовала при казни, – сказал Винтер.
У Ларк гулко забилось сердце. Во дворец несколько недель назад из Хэмптона приехала королева. Возможно, Ларк удастся разыскать ее, увидеться с ней и умолить о помиловании.
– Я поеду, – ответила она и незаметно спрятала письмо в рукав.
Ларк знала, что дворец, как муравейник, будет кишеть министрами, чиновниками, пажами, придворными и слугами. И никому из них нет дела до того, что сегодня казнят человека. Единственного человека в мире, которого она любила.
Никем не замеченные, они с Винтером подъехали ко дворцу в сопровождении всего двух стражников-испанцев и, словно воры, пробрались внутрь через водяные ворота. Винтер всегда хвастался своим положением при дворе. Сейчас Ларк начала сомневаться в этом.
Он повел ее по длинному, плохо освещенному переходу. Затем они миновали застекленную галерею и поднялись по узкой винтовой лестнице, оставив стражников внизу.
Добравшись до первого освещенного лестничного пролета, Ларк почувствовала, что ей нехорошо.
– Я хочу увидеть дворцового стражника.
В глазах Винтера мелькнул злобный огонек.
– Увидите, миледи. В свое время.
– Сейчас.
Ее тон, видимо, поразил его, потому что он прищурился и отступил назад.
«Да, – подумала Ларк, мрачно торжествуя, – я переменилась. Моя воля теперь сильнее, чем твоя».
– Извини, – сказала Ларк и, обойдя Винтера, направилась вниз по лестнице.
Винтер с быстротою молнии схватил ее за руку и сжал словно тисками. Полутемная башня была так далеко от главных покоев, что никто не услышал ее крика.
Перед тем как покинуть Уимберли-хауз, Ларк тихонько вынула из рукава письмо и сунула его Нэнси с просьбой передать Белинде.
Переодевшись монахиней, Белинда проникла в лондонский Тауэр, стащила у стражника ключи и, когда ворвалась в камеру, «жилище лейтенанта», обнаружила, что там никого нет.
Как уже случалось не раз за последнее время, смелый план рушился на глазах.
Поток проклятий, которые Белинда с одинаковым искусством произносила и по-английски и по-русски, прервал чей-то сдавленный стон.
–Кто здесь? – сурово спросила Белинда, вглядываясь в темноту.
Стон раздался снова, и Белинда поняла, что он доносится из соседней камеры. Она порывисто распахнула дверь и сшибла несчастного заключенного на пол.
– С вами все в порядке? – Она наклонилась и повернула беднягу лицом вверх. Факел на стене осветил бородатое лицо.
– Кит! – воскликнула она. – Боже!
– Белинда? Иисус, ты услышал мои молитвы!
–Скорее я, любимый. – С этими словами она достала из многочисленных складок своего наряда одежду. – Вот, надень это. Только торопись. Где Оливер?
– Не знаю. Они давно увели его. Белинда снова выругалась.
– Ты можешь идти?
–Милая моя, ради тебя я побегу быстрее ветра.
Она почувствовала такой прилив любви, что не удержалась и потратила одну секунду на то, чтобы поцеловать Кита. Позже она подарит ему много больше, чем просто поцелуй.
Кит надел шерстяное платье и оправил край.
– Ах, Белинда, как ты проникла сюда?
– Потом расскажу. Мы... Ларк и я много месяцев пытались пробраться к вам. И каждый раз в наших планах что-то расстраивалось. Я только молила бога, чтобы успеть до того, как они увезут Оливера. Что с доктором Снайпсом?
– Умер.
– Упокой Господь его душу.
– Что это за наряд? – спросил Кит, тряся широкими рукавами.
– Монахини, как и у меня. – Она протянула ему платок и вуаль. Кит попятился назад. – Не будь ребенком, Кит. Знаешь, сколько мне пришлось пережить, чтобы устроить твой побег? На этот раз план, кажется, сработал. Это единственный способ вызволить тебя отсюда.
Не обращая внимания на протесты Кита, Белинда прикрепила вуаль и замотала ему голову платком, пряча отросшие волосы и бороду.
Некоторое время спустя вышедший из таверны пьяница чуть не столкнулся с весьма странной парой в монашеских одеяниях. Они мчались к реке, задрав юбки до колен, а их накрахмаленные платки и вуали развевались на ветру. У самойкромкиводы монахини остановились и страстно поцеловались.
Пьяница фыркнул от отвращения. – Католички! – пробормотал он и сплюнул в канаву.