Читать интересную книгу Огонь неугасимый - Абдурахман Абсалямов

Нельзя сказать, чтобы до ушей Сулеймана не доходили слухи о том, что Ильмурза легкомысленно ведет себя. Доходили, конечно. Не раз по этому поводу отчитывал он сына.

— Смотри, Ильмурза, — внушал он, грозя пальцем. — В роду Уразметовых не было человека, который позволил бы себе смотреть на женщину как на игрушку. Если любили, так уж одну, на всю жизнь. Я не опущусь до того, чтобы выслеживать тебя. Моя рабочая честь не позволяет мне этого. Но если мне когда-нибудь придется услышать о недостойном твоем поступке, пеняй на себя. Вот!..

Сегодня, после песен с друзьями, после волнений за Ильшат и Гульчиру, — да еще и вина-то хлебнул, — сердце у Сулеймана вовсе расходилось. Вот уж который час не может он заснуть, лежит на кровати да ворочается с боку на бок. Изредка слышится, как с ревом и гудом пролетает мимо тяжелая грузовая машина. Весь дом дрожит. То вдруг донесется легкое громыхание откуда-то с верхнего этажа — это катают детскую коляску на железном ходу. То начинают тонко и назойливо свистеть водопроводные трубы. А порой совсем будто музыка играет или ребенок плачет…

«Чего это Ильмурза так долго не возвращается… Где мотается в такой поздний час? — думал Сулейман. — Сейчас, пожалуй, около трех…».

До сих пор Сулейман донимал Ильмурзу за то, что тот бегал от черной работы, и не очень интересовался тем, где и с кем тот проводит время. Думал, своя голова на плечах, вышел из детского возраста.

Вышел!.. А как прошло детство Ильмурзы? Видел ли, следил ли Сулейман, как он рос? Нет, не следил! При мысли об этом краска стыда хлынула в лицо старого рабочего.

В детстве Ильмурза часто болел, куксился, капризничал. Чтобы он не хныкал, его баловали вкусненьким. И одевали лучше других. Помогать по дому не позволяли. Если он брался что-нибудь мастерить, отнимали, внушая: «Ты слабенький… Нельзя, сынок…» Закрывали глаза на его шалости.

Отца с его крутым нравом Ильмурза побаивался, зато чего только не вымогал слезами у мягкосердечной матери, которая ради детей готова была на все.

«Сама я в детстве ничего хорошего не видела, пусть хоть дети мои увидят».

Постепенно Ильмурза привык слоняться без дела. Давно окреп он здоровьем, а все притворялся немощным и хилым. Видя, как стараются, помогают матери сестры, он только нагловато посмеивался. Так в этой большой трудовой семье вырос он белой костью. И учился неважно. В семье никто ему этого открыто не говорил, но про себя каждый думал: «Не будет из него толку…»

Сейчас только Сулейман понял, какую непоправимую ошибку совершил. Вот когда сказалось. Пятнает отцовскую честь Ильмурза. А что поделаешь? Коли уж выпустил стрелу из лука, попробуй поймать ее за хвост! «Выходит, я только задаюсь, что рабочий, га?! Эх, Сулейман, Сулейман! Ни одной головой из двух не подумал ты о младшем сыне своем! А теперь рад бы локоть укусить…»

Вдруг входная дверь тихо скрипнула. Кажется, вернулся Ильмурза. Сулейман проворно вскочил с постели, выглянул в залу: из-под двери комнаты Ильмурзы тянулась узенькая полоска света.

Сулейман натянул брюки и, как был, в нижней рубахе, на цыпочках прокрался в комнату сына.

Успевший наполовину раздеться, Ильмурза вздрогнул, увидев перед собой отца.

— Что не спишь, отец? Или лишнего пропустил на радостях? — вымучивая из себя улыбку, спросил он.

Ильмурза был трезв. Брюки на нем были захлестаны грязью — видимо, издалека откуда-то шел пешком. То, что сын не был пьян, несколько успокоило Сулеймана, но все же черные глаза его глядели хмуро из-под нависших бровей.

— Не долго ли разгуливаешь, сынок, га?..

Ильмурза понял, что отец не в духе, и, по собственному опыту зная, что в таких случаях лучше не противоречить ему, улыбнулся.

— Засиделись, отец. Уезжаем… Устроили вечеринку… Нельзя было не пойти.

— Куда уезжаете? — спросил Сулейман, притворившись, что ему ничего не известно.

— В деревню.

— Вот как!..

— Ты все эти дни возился с малышами, с внуками, потому я и не говорил тебе.

Сулейман-абзы долго, испытующе всматривался в сына.

— Дети детьми… Ты для меня тоже дитя, — сказал он с обидой в голосе. — Для всех хватит места в моем сердце… Ну хорошо… Что ты собираешься делать в деревне? Зачем едешь туда?

Ильмурза рассмеялся.

— Известно зачем… Землю пахать.

Сулейман долго сидел молча.

— Га, значит, землю пахать?.. А ты, сынок, все обдумал хорошенько или так просто болтаешь, чтобы подурачить отца?

— Я не ребенок, отец, — состроил обиженную мину Ильмурза.

— Потому и спрашиваю.

Оба помолчали. Наконец Сулейман потребовал:

— Ну, рассказывай!

— Что ж тут рассказывать… — передернул плечами Ильмурза. — Вот как приедем, тогда видно будет.

— Не поздно ли?.. Не лучше ли постараться увидеть до отъезда… Вот что, Ильмурза, — сказал старик резко, — хоть тебя и следовало бы отругать, как собаку, да надавать за то, что пренебрегаешь отцовским советом, решаясь на такое большое дело… И за многое еще нужно бы отчитать тебя… (На красивых губах Ильмурзы зажглась и погасла усмешка). Да-да, хотя и следовало бы пробежаться по твоей спине ремнем, но я не подниму на тебя руку. Скажи мне лучше без обмана, напрямки, без уверток: действительно ли с хорошими намерениями едешь? Или так только — куда Вали´, туда и Гали´?.. В хвост цепляешься, едешь счастья искать?.. — Сулейман пытливо глянул на сына.

— Чем же плохо искать счастье, отец? — подхватил последнюю фразу отца Ильмурза, шаря глазами по дешевым картинкам на стенах. Среди них были на этот раз скабрезные, что несколько смущало его, — не прицепился бы отец. Но озабоченный Сулейман не замечал ничего вокруг. Он не сводил взгляда с Ильмурзы.

— А здесь разве нет тебе счастья, га? — спросил он зло.

— Не обязательно, отец, всем в одном месте счастье искать, — уклонился от прямого ответа Ильмурза.

Сулейман понял, что не получит от сына прямодушного ответа, и, стараясь не повышать голоса, заговорил как можно убедительней:

— Плохого ничего в том нет, сынок. Люди с незапамятных времен счастья ищут. И впредь будут искать. Человеку без счастья жить невозможно… Вот ты, — придвинулся Сулейман вместе со стулом к сыну, — говоришь, что не обязательно счастье в одном месте искать. Правильно! Присоединяюсь. Счастье — оно не золото, это золото в одном месте на приисках ищут. А родник счастья для трудового человека, где бы ты ни искал его, один — честный труд. Нелегкое счастье у рабочего человека, зато красивое! Такого ни за какие деньги не купишь. Чтобы его найти, вот что нужно! — протянул он вперед свои натруженные руки с короткими, толстыми пальцами. — А у нас есть еще такие, которые вот эдак, — сделал он движение рукой, будто мух ловил, — легко хотят счастье поймать. Черное это счастье, сынок… Голова у тебя на плечах есть, — подумай хорошенько над моими словами…

Сулейман-абзы встал.

— Покойный твой дедушка, — ты его имя как свою фамилию носишь, — бывало, говорил: «Лучше я лишусь черных своих глаз, чем пойдет обо мне черная слава». В деревню ты едешь от завода, а значит, от рабочего класса, и если не выдержишь трудностей, сбежишь, — не только себя запятнаешь, не только фамилию Уразметовых, а весь рабочий класс.

— Ты меня не запугивай, отец, — сказал Ильмурза, мрачнея. — Я не школьник, которого в школу провожают.

— Ничего, иной раз не вредно и бородатым детям совет дать, — грубовато отрезал Сулейман. — Так вот, думай! Чему есть начало, тому и конец будет. Завтра еще поговорим…

Сулейман пока поостерегся открыто высказать сомнения, шевелившиеся в его душе. Может, и вправду едет человек с самыми лучшими намерениями. Зачем подрезать ему крылья? Перемена места, новый коллектив, напряженная работа — все это, глядишь, и в самом деле поможет, и человек там свое счастье найдет, которого не мог найти у станка и за буфетной стойкой. Кто ищет, тот медовое дерево находит.

— Спокойной ночи, сынок.

Сулейман тихонько прикрыл дверь и осторожными шагами прошел через темную залу в свою комнату. Малюток не слышно. Спят, видать, крепким сном. Ну и пусть спят, пока беззаботная пора.

Глава шестая

1

Все эти дни на заводе в центре внимания были Котельниковы. Директор объявил им благодарность и выдал денежную премию. Их портреты были опубликованы в газетах. Пантелей Лукьянович, который иначе не величал старшего Котельникова, как живодером, теперь рассыпался перед ним в похвалах.

В кузнечный цех повалили со всего завода слесари, токари, сверловщики, сварщики. Кто издали, молча приглядывался к их работе, сравнивая с работой других кузнецов, кто подходил поближе, задавал вопросы, входил во все тонкости. Одним из первых, — на всех парах, как он сам выразился, — прибежал Алеша Сидорин. Котельниковы по новому методу ковали деталь с минимальным допуском. Это приводило Сидорина в восторг.