— Да, — улыбнулась сквозь слёзы Ценис. — Я до конца моих дней буду носить её имя и помнить о ней, ведь она была для меня как мать.
Веспасиан привлёк её к себе и поцеловал благоуханные волосы. Внезапно послышались чьи-то шаги, и он поднял глаза. К его великому удивлению, в атрий вошёл Магн.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он, однако тотчас догадался сам. — А, понятно.
— Ну да, — сконфуженно пробормотал Магн.
— Нам пора, Веспасиан, — произнёс Палл.
Он предпочёл не распространяться о причинах присутствия Магна, чтобы не порочить честь своей, увы, уже покойной, хозяйки.
— Верно, пора, — согласился Веспасиан, радуясь возможности сменить тему, и повернулся, чтобы уйти.
— Веспасиан, прежде чем ты уйдёшь... — остановил его Феликс.
— Поздравляю тебя со свободой, Марк Антоний Феликс, — ответил Веспасиан.
Феликс улыбнулся, польщённый тем, что его назвали его новым именем.
— Спасибо, Веспасиан. Моя хозяйка велела мне немедленно возвращаться в Египет, чтобы завершить тамошние дела, которые займут около года. Она также сообщила, что ты уже давно добиваешься разрешения на въезд. Если тебе повезёт и я вдруг тебе понадоблюсь, дай мне знать. Алабарх всегда будет знать, где меня найти.
Веспасиан в знак благодарности кивнул и, обняв Ценис за плечи, направился к двери.
* * * Расположенный в тихом переулке в трёхстах шагах от дома Гая, новый дом Ценис был невелик и не бросался в глаза. Как удачно Антония выбрала место, подумал Веспасиан, когда они подошли к входной двери. Ценис будет здесь в безопасности.
— Здесь я вас оставлю, — произнёс Палл, дёргая верёвку колокольчика. — Мне нужно заняться приготовлениями похорон.
Ценис поцеловала его в щёку.
— Спасибо, Палл.
— Большая часть твоих вещей уже здесь. Остальные прибудут завтра.
— Пожалуй, я тоже пойду с тобой, — с улыбкой подал голос Магн. — Если я останусь, то только буду путаться у всех под ногами. Хочу договориться с моими друзьями, чтобы они присматривали за улицей. Чтобы никаких подозрительных личностей. Ну, вы меня поняли.
Магн с Паллом отправились каждый по своим делам. Тем временем дверь открылась, и взгляду Веспасиана предстал огромного роста нубиец. Таких гигантов он никогда в жизни не видывал.
— Похоже, Антония приставила к твоей двери надёжного стража, — пошутил Веспасиан и, наклонившись, подхватил её одной рукой под колени, а другой — под спину. — Будем считать, что я перенёс тебя через порог.
Ценис хихикнула и, взяв его лицо в ладони, поцеловала в губы — долго и страстно. Нубиец вежливо отступил в сторону, и Веспасиан, не отрывая губ, внёс Ценис в вестибюль, а из него — в атрий. Здесь их поцелуй прервало чьё-то покашливание.
Веспасиан поднял голову и тотчас поставил Ценис на ноги.
— Добрый вечер, хозяйка, — произнёс высокий пожилой египтянин и отвесил поклон. — Моя имя Менее, я твой управляющий, а это... — он указал на шеренгу из пятнадцати рабов у него за спиной, — твоя челядь.
Покраснев до корней волос, Веспасиан и Ценис посмотрели на почтительную шеренгу рабов, затем друг на друга и расхохотались.
* * * Веспасиан наблюдал, как над Марсовым полем, примерно в миле от дворца Августа, поднимается столб серого дыма. Сам он ждал в зале для аудиенций, вместе с другими магистратами и старшими сенаторами. Калигула уже заставил их прождать больше часа, разумеется, нарочно. Рядом с ним нервно переминался с ноги на ногу дядюшка Гай. Хотя он и пытался делать невозмутимое лицо, вид серого дыма явно повергал его в печаль.
Их всех вызвали рано утром, чтобы в третьем часу они предстали перед императором. Именно тогда, когда должны были начаться похороны Антонии. Все прекрасно знали: это отнюдь не совпадение. Заставив цвет Рима томиться ожиданием во дворце, Калигула низвёл похороны Антонии до рядового события, чем нанёс покойной бабке последнее оскорбление. Даже Клавдий не мог присутствовать на похоронах матери. Ему было отказано в этом праве.
Сенаторы оживлённо беседовали, тщательно обходя лишь одну тему — событие, которое они могли наблюдать в открытые окна: знак того, что погребальный костёр зажжён. При этом все как один старались не выдать досады по поводу невозможности своим присутствием почтить память самой влиятельной женщины Рима. Кто знает, вдруг хозяин дворца тайно наблюдает за ними? Подслушивает их разговоры?
Внезапно красно-чёрные лакированные двери в дальнем конце зала распахнулись и внутрь, сопровождаемый Макроном и неким преторианским трибуном, шагнул Калигула. Разговоры моментально стихли. Театрально изобразив удивление, Калигула тотчас замер на месте и посмотрел мимо сенаторов в окно.
— Похоже, на Марсовом поле что-то горит! — крикнул он с деланным испугом. — Кто-нибудь уже вызвал стражу, чтобы та потушила пожар?
Сенаторы подобострастно рассмеялись. Громче всех хохотал Макрон и не известный Веспасиану трибун. Заметив в толпе Клавдия, храбро хохотавшего вместе со всеми, Калигула решил окончательно его унизить:
— Дядя, ты среди нас самый резвый. Беги и сообщи страже о пожаре. После чего вернёшься сюда и доложишь, что тот потушен.
— С-с-слушаюсь, п-п-принцепс! — отвечал Клавдий и, прихрамывая и косолапя, бросился выполнять приказ.
Калигула расхохотался ему вслед. Его примеру последовали все, кто был в зале.
— Пожар догорит прежде, чем этот калека доковыляет до основания Палатина! — глумливо выкрикнул он и искренне расхохотался собственной шутке.
Ответом на его фразу стал очередной взрыв хохота, как будто смешнее шутки никто не слышал. Калигула же хохотал так долго, что лицо его сделалось красным, жилы на шее и висках вздулись верёвками. Несчастным сенаторам это время показалось вечностью: они устали и с трудом поспевали за императором. Постепенно их смешки сделались всё более натужными. В конце концов, ко всеобщему облегчению, устал и сам Калигула. Смех оборвался.
— Уважаемые сенаторы, у меня для вас объявление. Оно касается моих возлюбленных сестёр, — выдержав паузу, Калигула обвёл взглядом присутствующих, явно упиваясь тем, что собрался им сказать.
Внезапно он резко дёрнул головой и сжал виски ладонями. К нему тотчас подскочил Макрон. Зал испуганно притих.
— Отойди от меня! — рявкнул Калигула, отталкивая от себя Макрона, и вновь принял надменный вид. — Итак, о чём я говорил? Ага, о моих сёстрах. Отныне их имена будут включены в клятву верности... — В следующий миг он с криком рухнул на пол и схватился за голову, как будто пытался что-то из неё вытащить.
Сенаторы ахнули. Макрон опустился рядом с Калигулой на колени и быстро его осмотрел.
— Херея, приведи лекаря! — крикнул он преторианскому трибуну. — Живо, кому говорят! — рявкнул он.
Зрелище было жуткое. Вид беспомощного императора так напугал сенаторов, что они в ужасе разбежались.
— Похоже, боги прислушались к Антонии, — шепнул Веспасиан на ухо Гаю, как только они протиснулись в дверь.
Боги исполнили проклятье Антонии или кто-то другой — неизвестно. Зато очевидно было другое: болезнь Калигулы их обогатила. Ради исцеления любимого императора граждане Рима принесли на алтари несколько тысяч жертв. Бедные делали это из чистой любви, помня о той щедрости, какую новый император проявил по отношению к ним, придя к власти: сколько денег раздал и сколько пышных игр устроил на римских аренах. Сенаторы же и всадники делали это скорее из страха: если не принести жертву и не вознести молитвы, это наверняка будет замечено, и страшно подумать, какая судьба их ждёт, как только император выздоровеет? Неудивительно, что они вступили друг с другом в негласное соревнование, принося в жертву лучших быков, скаковых лошадей, баранов, а самые дерзкие даже клялись выйти на арену в качестве гладиаторов, лишь бы к императору вернулась здравие. Один всадник в порыве верноподданнических чувств даже обещал Юпитеру собственную жизнь в обмен на жизнь Калигулы.