особенно поздних произведениях. Сколько обаятельных образов в его исторических хрониках, каким здоровым духом они проникнуты! Но, в отличие от Гоголя, Островский не насилует фактов, не старается идеализировать жизнь во что бы то ни стало и, благодаря этому, ему удается охватить ее во всей ее широте и многообразии. С каким страшным напряжением работал Гоголь над вторым и третьим томом «Мертвых душ» и все лишь для того, чтобы рухнуло здание и похоронило под своими обломками его самого. Островский же ничего не выдумывал, он наблюдал и изучал жизнь и воспроизводил ее, признаваясь, что «выдумка» всегда была для него самым трудным делом. «Драматург и не должен придумывать, что случилось; его дело – написать, как это случилось или могло случиться; тут вся его работа; при обращении внимания на эту сторону у него явятся живые люди и заговорят»4.
Отсюда, однако, не следует, что Островский был только протоколистом фотографом жизни: он был художником в полном смысле этого слова и лучше многих понимал, в чем заключается задача истинного искусства. Говоря о художественном исполнении актерами своих ролей, он дает замечательный по простоте и в то же время удивительный по глубине анализ самой сути художественной передачи действительности.
– При художественном исполнении слышатся часто не только единодушные аплодисменты, а крики из первых рядов: «это верно», «так точно». Слова «это верно», «так точно» – только наивны, а совсем не смешны; то же самое говорит партер своим «браво», то же самое «это верно», «так точно» повторяют в душе своей все образованные люди. Но с чем верно художественное исполнение, с чем имеет оно точное сходство? Конечно, не с голою обыденною действительностью: сходство с действительностью вызывает не шумную радость, не восторг, а только довольно холодное одобрение. Это исполнение верно тому идеально-художественному представлению действительности, которое недоступно для обыкновенного понимания и открыто только для высоких творческих умов. Радость и восторг происходят в зрителях от того, что художник поднимает их на ту высоту, с которой явления представляются именно такими. Радость быть на такой высоте и есть восторг, и есть художественное наслаждение; оно только и нужно, только и дорого и культурно, и для отдельных лиц, и для целых поколений и наций.
Художник с такими взглядами на искусство не только не может быть протоколистом, но он не может также быть и равнодушным «бряцателем на лире», для него жизнь не поле, которое нужно перейти во что бы то ни стало и кое-как, но полная драматизма борьба. Вот почему Островский и на театр смотрит, как на высшую школу, которая «развивает народное самосознание и воспитывает сознательную любовь к отечеству»5. Вот почему изображение действительности для Островского, в конце концов, не самоцель, а только повод послужить этому развитию народного самосознания и любви к отечеству.
Однако же, за редкими исключениями, вы не встретите тенденции в произведениях Островского. Поэтому-то так неожиданны часто развязки в его комедиях и драмах. Эти развязки не придуманы, они продиктованы логикой событий, логикой жизни, которая так любит неожиданности. В сущности, это тот же рок античной трагедии, только видоизменившийся в соответствии с нашими взглядами и понятиями. Разве не представляются обреченными с самого начала некоторые из персонажей Островского? Разве не чувствуется веяния рока в некоторых его драмах? Но этот рок – это характер героев. Может ли кто устоять против такого рока? Разве может устоять Катерина против силы своей страсти и «стечения обстоятельств»? Разве могут устоять Негина или Евлалия против соблазнов жизни? Разве могут идеалисты Жадов или Мелузов побороть материю?.. Итак, развязки у Островского чаще всего плачевны. Но в них нет ничего насильственного, и это как бы подчеркивается иногда каким-нибудь самым житейским штришком. Но даже и в тех случаях, когда развязка благополучна, вы чувствуете и тут присутствие рока. Таковы развязки комедий «Бедность не порок» и «Лес», где рок как бы даже персонифицируется в Любиме Торцове и в Несчастливцеве. Вы скажете – «deus ex machina», но это не так. И Любим Торцов и Несчастливцев являются олицетворением случая, который и в жизни, и в истории играет гораздо большую роль, чем это принято думать. Быть может, в этих, по видимости, мало правдоподобных развязках Островский как раз проявляет наибольшую жизненность.
Изумительной жизненности произведений Островского помимо их содержания содействует и его бесподобный язык, сам по себе уже составляющий ценнейший вклад в отечественную литературу. Этот язык не является чем-то выдуманным и искусственным, как у героев Горького, а иногда даже, например, и у Лескова, но органически выросшим из самой той почвы, которую изображает автор. Каждое действующее лицо комедий и драм Островского говорит своим собственным языком, но в то же время это русский язык, на котором говорят люди изображаемого писателем круга. Это чудесный русский язык, народный язык, с примесью провинциализмов, часто наивный язык, но богатый, сочный и выразительный «даже до крайности». Так же, как Пушкин, или Гоголь, или Кольцов, Островский не убоялся быть по-настоящему народным, хотя не мог, конечно, не знать, что народность закрывает ему путь к более обширной славе, чем та, на которую может рассчитывать чисто национальный писатель.
Дело в том, что подобно Пушкину и Гоголю, Островский принадлежит к числу тех писателей, произведения которых почти невозможно перевести на иностранные языки. Дело не в том, что он часто употребляет непередаваемые идиоматические словечки и выражения (все эти «мерзавцы своей жизни», «патриоты своего отечества», «двоюродные кузнецы нашего слесаря» и т. д.), но в самых особенностях изображаемого им быта, внешним выражением которого и является этот несравненный язык. Откройте любую страницу любой комедии Островского, и вы увидите, что не только в словах и оборотах речи, но в самой манере говорить, в словесных ухватках его героев сказывается тот русский дух, о котором Пушкин говорит в своем вступлении к «Руслану и Людмиле».
И если прав Ап. Григорьев, что искусство по самому существу своему не только национально, но даже местно, то не является ли Островский одним из величайших русских художников нового времени? Таким и считал его знаменитый критик.
Не пора ли и нам присоединиться к его мнению?
П. Тишенко
Александр Николаевич Островский. К 55-летию со дня смерти великого драматурга
Знаменитый писатель, драматург и театральный деятель Александр Николаевич Островский родился 31 марта 1823 года и происходил из духовного сословия, которое до второй половины XIX столетия было чисто русским по крови.
Дед его Федор Иванович Островский прожил свою жизнь в Москве, где дети его и среди них старший сын Александр, учились и