Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дойдя до Кастровилльской, поворачиваем по ней направо. Двумя кварталами ниже её косо, с севера на юг, пересекает линия Южной Тихоокеанской железной дороги, а с востока на запад — улица, названия которой, хоть убей, не помню. Если повернуть по этой улице налево, за линию, то окажемся в Китайском квартале. А повернем направо — и перед нами Ряд.
Глина улицы черна, из такой делают кирпич-сырец; зимой здесь грязь стояла глубокая, поблескивающая, а летом глина колеистой дороги твердела, как железо. Весной на обочинах росла высокая трава — овсюг, просвирник вперемежку с дикой горчицей. Ранними утрами на дороге шумели воробьи над конским навозом.
Помните воробьиный галдеж, старики? И помните, как восточный ветерок нёс из Китайского квартала запах жареной свинины, гнильцы, черного табака и опиума? А помните удар большого гонга в китайской кумирне и как этот густо-блеющий звук долго-долго держался в воздухе?
А дома Ряда помните — неремонтированные, некрашеные? Они казались развалюшками, как бы стремились спрятаться за внешней обветшалостью, укрыться от улицы за одичало заросшим палисадником. Помните, как шторы были вечно спущены и лишь полоски желтого света пробивались по краям? И слышен был оттуда только глухой, легкий шум. Вот открылась передняя дверь, впустила деревенского парнягу, послышался смех и, скажем, тихий грустно-сладкий звук раскрытого рояля, где поперек струн лежит цепка от туалетного бачка, — и дверь захлопнулась, и опять все заглохло.
Послышатся потом конские копыта на дороге, подъедет Пет Булийн, местный извозчик, и высадит четверых-пятерых осанистых мужчин — богачей или видных чиновников — из правления банка или из суда. Пет завернет за угол дожидаться на козлах своих седоков. А спугнутые им коты струйчато скользнут через дорогу в высокую траву.
И ещё — помните? — раздастся гудок паровоза, луч пробуравит мглу, и товарный поезд из Кинг-Сити прогромыхает мимо Кастровилльской улицы и дальше в город, и слышно, как будет отпыхиваться, вздыхать на станции. Помните?
В каждом городе есть свои знаменитые хозяйки борделей, увековеченные в сентиментальных преданиях. Есть что-то притягательное для мужчин в такой мадам. Она сочетает в себе сметку дельца, крепость боксера-профессионала, чуткость товарища, юмор трагедийного актера. Вокруг неё образуются легенды, но — как ни странно — легенды не сладострастные. Воспоминания о ней касаются всего, но только не постели. Старые клиенты помнят и живописуют её как человеколюбицу, умелую лекарку и классную вышибалу, как поэтессу чувственных страстей, но отстраняющуюся от их телесности.
В Салинасе немало лет находили пристанище две такие драгоценные женщины: Дженни, именуемая иногда Пердуньей Дженни, и Негра, владевшая и правившая Луговинкой. Дженни была баба свойская, умела хранить тайны, у неё можно было и деньги тайно призанять. О Дженни существует в Салинасе множество рассказов.
Негра же была красивая, строгая негритянка со снежно-белыми волосами и устрашающим темным достоинством. Её сумрачные карие глаза, глубоко сидящие в орбитах, смотрели с философской скорбью на мир, полный безобразии. Она вела свой дом, точно собор, где служат грустному, но тем не менее напрягшему свой лук Приапу. Если вам желалось смеха и веселого тычка под ребра, вы шли к Дженни и получали все это сполна; но если неизбывное ваше одиночество исходило вселенской слезной тоской, вы направлялись в Луговинку. И, выйдя оттуда, вы чувствовали, что пережили нечто суровое и важное. Это вам не в сене вдвоем поваляться. Не день и не два потом мерещились вам темные прекрасные глаза Негры.
Когда Фей, переселясь из Сакраменто, открыла здесь заведение, обе эти старожилки враждебно всполошились, тревожась за своих прихожан. Они объединились было, чтобы выжить Фей, но обнаружили, что она хлеб у них не отбивает.
Фей была пышногрудая, широкобедрая, от неё веяло материнским теплом. На груди у неё сложно было поплакать, она погладит по голове и утешит. Суровый секс Негры, развеселый кабак Дженни имели своих приверженцев, и Фей их не переманила. Её дом стал прибежищем для половозрелых сопляков, скулящих над утраченной непорочностью и жаждущих потратиться ещё. У Фей обретали себе ободрение горе-мужья, получали компенсацию те, кому достались холодные жены. Тут вы как бы входили в бабушкину кухоньку, уютно пахнущую корицей. И грех, приключавшийся с вами у Фей, был простителен. У неё в доме салинасские юнцы вступали на тернистый путь секса самой гладенькой, нежноцветной дорожкой. Фей была славная женщина, не очень умная, по-своему высоконравственная и ничего скандального не допускавшая. Все ей доверяли, и она всем доверяла. Узнаешь Фей поближе — и не захочешь ей вредить. Её заведение не соперничало с двумя другими. Оно их дополняло.
Каков хозяин в лавке или на ферме, таковы и работники; точно так же и в борделе девушки бывают весьма схожи с хозяйкой — отчасти потому, что она подбирает подобных себе, отчасти же потому, что у хорошей хозяйки всё дело, весь дом носят её отпечаток. У Фей редко можно было услыхать скверное или сальное слово. Отлучка в спаленки, оплата происходили так тихо, неподчеркнуто, словно бы по случайности. В общем и целом дом у неё был отменнейший, и это знали шериф и начальник полиции. Фей делала щедрые взносы во все благотворительные фонды. С омерзением относясь к венерическим болезням, она оплачивала регулярный медосмотр своих девушек. Риск заразиться у Фей был столь же мал, как от учительницы из воскресной школы. В скором времени Фей стала солидной и вполне приемлемой гражданкой растущего города Салинаса.
2Новенькая — Кейт — озадачила хозяйку: такая молодая и красивая, такой дамой держится, такая образованная. Фей пригласила её в свою недоступную для клиентов спальню и расспросила гораздо подробнее, чем любую другую желающую. А желающих работать в борделе всегда достаточно, и Фей, как правило, умела раскусить их тут же. И мысленно распределяла по разрядам — ленивая, мстительная, похотливая, неудовлетворенная, жадная до денег или до известности. Но Кейт не подходила ни под один такой разряд.
— Вы, надеюсь, не обидитесь на мои вопросы. Так странно, что вы пришли сюда. Да вам стоит пальцем шевельнуть, и у вас будет муж, и экипаж, и особняк здесь в городе, — говорила Фей, вертя широкое обручальное кольцо на толстеньком мизинце.
Кейт смиренно улыбнулась.
— Мне так трудно говорить об этом. Прошу вас, не настаивайте на объяснении. От моего молчания зависит счастье очень близкого и дорогого мне человека. Пожалуйста, не надо.
Фей кивнула понимающе-серьезно.
— Я уже сталкивалась с подобным. У меня одна девушка работала для своего ребеночка, и долго-долго никто об этом не знал. Теперь у этой девушки красивый дом и муж в… Ну вот, чуть не выболтала адрес. А я скорее язык себе откушу. У вас ребенок, душенька?
Кейт потупила глаза, как бы скрывая блеснувшие слезы. Казалось, ей сжало горло; наконец она прошептала:
— Простите меня, не могу об этом.
— Ну что ж. Успокойтесь. Торопить вас не буду.
Фей звезд с неба не хватала, но была далеко не глупа.
Чтобы чего не вышло, она сходила к шерифу. Рисковать в таких делах не стоит. Фей чувствовала — что-то у Кейт нечисто; но если заведению вреда не будет, то, в сущности, Фей это не касается.
Кейт могла оказаться мошенницей, но нет, не оказалась. Она сразу же вошла в работу. И если клиенты возвращаются снова и снова и спрашивают именно её, то, значит, она кой-чего стоит. Смазливого личика тут недостаточно. Фей стало ясно, что Кейт в деле не новичок.
О новенькой всегда полезно выяснить, во-первых, работник ли она и, во-вторых, поладит ли она с другими девушками. Если сварливая, со вздорным характером — для дома ничего нет хуже.
Но и насчет этого Фей вскоре успокоилась. Кейт из кожи вон лезла, чтобы всем понравиться. Помогает девушкам прибирать их комнатки. Ходит за ними, когда захворают. Участливо советует в житейских затруднениях, любовных бедах. А обзавелась деньгами — и деньги всегда готова одолжить. Не девушка, а прелесть. Лучшею подружкою всем стала.
Ни от какого тяжкого и нудного труда не бегает, забот и хлопот не жалеет и вдобавок увеличила число клиентов. При ней вскоре образовался постоянный контингент. А какая внимательная! Все дни рождения помнит, и непременно у неё готов подарок и торт со свечками. Фей поняла, что Кейт для неё — клад.
Люди несведущие думают, что быть хозяйкой заведения просто — сиди себе в кресле, пей пиво и клади в карман половину всего заработанного девушками. Но в действительности это отнюдь не так. Девушек надо кормить, а значит, закупать продукты, держать повара. И с прачечной, с бельем хлопот куда больше, чем в любой гостинице. И надо следить, чтобы девушки были здоровы и веселы, а ведь иные и злобиться умеют. Число самоубийств надо сводить до самого-самого минимума: проститутки, особенно стареющие, склонны хвататься за бритву, а от самоубийц дому худая слава.
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- Короткое правление Пипина IV - Джон Стейнбек - Классическая проза
- Белая перепелка - Джон Стейнбек - Классическая проза