Там немало написано о том, как ведут себя фолари в присутствии Полночи.
Ньета тебе недостаточно, придурок.
Черт! Обход по Поталихе!
Рамиро рыскнул к ближайшему переулку. По набережной не убежишь.
Какая-то прыгнула ему на плечи, сшибла с ног, они покатились. Перед глазами мелькнули клыки, черная пасть пахнула кровью и жаром, Рамиро стиснул пальцы на жилистом меховом горле, чувствуя, как ломаются ногти.
Уши вдруг заложило, по глазам ударил белый свет. Тварь вырвалась из рук, и, наконец, завопила почти по-человечьи — А-аай-ай-ааай!
Вокруг грянул многоголосый вой, кто-то пронесся у Рамиро по голове, мимоходом цапнув за плечо. Спину ошпарило потекшей кровью. Он кое-как поднялся, жмурясь.
На него двигалась слепящая стена света. Ревела сирена и что-то низко, на грани слуха, гудело, и от этого гула дрожали кости и мельчало дыхание. Он попятился, зажал руками уши, но вибрировал самый асфальт под ногами.
Из света выступили черные фигуры, ближайшая выметнула руку, на плечи упала железная цепь — на такой собак держат.
— Эй, — крикнул он, — Какого…
Рывок петли, чьи-то руки не дали упасть, его развернули, ловко, но небрежно обмотали цепью, перехлестнув запястья, толкнули в спину.
— Какого черта?
Его снова толкнули ростовым, обитым железом щитом. На щите сверкала, отражая свет, белая голубка, герб Катандераны.
Муниципалы.
Щиты окружали цепью, сдвигались. Выла сирена, рычали моторы. Дальше по улице оказалось полно машин, фургоны муниципалов, крытые военные грузовики, зачем-то пожарная машина. Гудел какой-то механизм, выворачивая душу. Здоровенные прожектора, явно заимствованные в порту, лупили по глазам, не позволяя толком оглядеться.
Из-за парапета набережной поднималось белое зарево — те же мощные прожекторы врубили на барже.
Возле чугунного литого ограждения клубилось месиво тел. Обезумевшие фолари лезли друг на друга, орали, дрались, топтали упавших. Их выдергивали из месива по одному, обматывали цепями и тащили к грузовикам.
Рамиро замахал скованными руками.
— Эй! Эй! Я человек! Какого черта вы тут устроили! — он начал было стряхивать цепи, но запутался.
Его не слушали, теснили щитами к беснующейся толпе, он попробовал поднырнуть под щит, но получил такой пинок, что покатился к парапету кувырком.
Однажды Рамиро уже влетал в облаву, еще во время войны. Как они с Днем из нее выбрались — отдельная история, но ребро ему там сломали и зуб выбили. Видимо, сейчас выбьют второй — для симметрии.
В реке тоже творилось светопреставление. Вода бурлила, несколько тяжелых катеров, качаясь на дико бликующей волне, перегораживали Ветлушу поперек. На барже работал погрузочный кран, несколько железных тросов уходили в пляшущую воду. На палубе суетились люди, кто-то на мостике неслышно кричал в рупор и махал рукой.
Вцепившись в чугунные перила, Рамиро смотрел, как раздается вспененная река, и на свет божий, содрогаясь, является ржавая, усаженная шипами туша, размером с паровоз. Алые, в нещадном белесом свете, струи и бурая пена потоками лились с боков, там, где железные крюки вонзились в плоть.
Стрела крана вздрагивала от рывков, вместе с ней ходуном ходил луч прожектора. Туша оторвалась от поверхности, под ней неистово забурлило, десяток щупалец хлестали по воде, стегали палубу и каменные плиты береговой облицовки. Широкий плоский хвост смел фигурку с мостика как крошку со стола.
Господи, эта тварь сидела тут, под водой, в двух шагах от городского пляжа?
Чьи-то руки ухватили Рамиро за шиворот, за вспоротую на плечах одежду и поволокли к грузовикам. Он упирался, пытался драться локтями, выпутаться из цепи.
— Я человек, вашу мать! Слепые, что ли? Человек я!
Получил чем-то твердым по затылку, прикусил язык и примолк.
Его дотащили до машин и швырнули в крытый кузов, в воющий на разные голоса мрак. Под ним шевелилось и скулило. Сполз вбок, сел на пол, остервенело сдирая с себя витки железной цепи. Правая рука скользила и липла, в ботинке было мокро, но боль бродила где-то на периферии сознания.
В кузов тяжело влетел кулек, шмякнулся ему на ноги. В узкой полосе света, попадающего снаружи, Рамиро увидел ворох перьев и драповое старушечье пальто с цигейковым воротником. Он выдернул ногу, кулек грузно перевалился, показав совиную голову с белесыми, затянутыми пленкой глазами и разинутый клюв. Под лицевыми перьями, там, где у совы находится горло, блестели звенья железной цепи.
Черт, они с ума посходили, она же задохнется!
Рамиро сунул руку в мягкие перья, выпростал и размотал цепочку. Прямо у него под руками сова хрипло вздохнула.
Скулящее и кашляющее с другой стороны оказалось замотано проволокой. Прекрасный способ обездвижить фолари, но муниципалы, кажется, перегнули палку. Лучше бы уж сразу облили весь табор серной кислотой, честнее бы вышло.
Бессмысленно, подумал он, разматывая проволоку. Я их тут распутываю, они выбегают, их ловят, снова запутывают, бросают в кузов… скольких я распутаю, прежде чем мне откусят голову?
Но скулившая по песьи лошадь всего лишь наступила ему на ногу, ломанувшись к выходу.
Снаружи закричал громкоговоритель, замельтешили фонари, сидящая кулем старуха вдруг встряхнулась, растопырила круглые крылья, мягко снялась и вылетела прочь через расшнурованный полог. Луч света ударил в кузов, озарив вялое копошение внутри, тут и там прошитое блеском металла. Рамиро зажмурился, прикрывшись локтем.
Кто-то впрыгнул в кузов, чертыхнулся. Схватил Рамиро за грудки, с легкостью вздернул на ноги.
— Ты что тут делаешь, идиот! Какого черта ты тут делаешь?..
Его вытолкнули наружу, Рамиро едва удержался на ногах. Свет мощного фонаря лупил в глаза.
— Э! Ну-ка, не отворачивайся! Чтоб мне провалиться, Вереск, ты знаешь, кто это? Это же денева проблема!
— Да ну? — К первому слепящему лучу присоединился второй. — Может, зря я его из машины вытащил? Увезли бы его за сто первую милю, да вывалили бы в отстойник…
— Ага, то, что от него осталось. Его и так уже почти съели.
— Ха, этот тип сегодня торчал у Победы! Стоял, глазел, драться не хотел. Видишь, смертный, от судьбы не убежишь, если суждено быть битым, так или иначе будешь бит.
— Так что, избавим Денечку от геморроя, а, Вереск? Очень печально, но известный художник как-его-бишь проигнорировал предупреждение службы охраны порядка, проник в опасную зону и был растерзан озверевшими фолари. Искусству Дара нанесена невосполнимая утрата…
— Вам больше заняться нечем? — огрызнулся Рамиро. Лица дролери он видел смутно, но комбинезоны "Плазмы" разглядел. — Остряки. Чем калечить бедных тварей, искали бы лучше чертова наймарэ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});