Читать интересную книгу Седьмой сценарий. Часть 2. После «путча» - Сергей Кургинян

Как бы не так, заметим мы.

Но ведь дело не в этом. А в том, что это условие выполняется. И даже неэффективная схема МВФ и та «выворачивается наизнанку», лишь бы только изобразить нечто такое, что и на реформу будет похоже, и интересы «хозяев жизни» ну никак не заденет, ни на йоту. А ведь у жизни, у нашей нынешней, много хозяев, и их интересы противоречат друг другу. В итоге, поскольку правительство выполняет все их указания, оно «горит синим пламенем», а вместе с ним — вся страна.

Да только ли одна наша страна?

Честное слово, тут есть о чем поразмыслить. Какое-то время все-таки еще есть. А народ настолько «не хочет назад», что пока еще безропотно сносит все эти странные, очень странные «эксперименты» по построению нового «светлого будущего».

Доклад на семинаре клуба «Постперестройка», 14 января 1992 г.

4.4. Левое движение есть и будет

Недавно за «круглым столом», созванным по инициативе Российской партии коммунистов, встретились представители сил, формирующих левый фланг политического спектра общества, известные политологи. В дискуссии были подняты два вопроса: текущая ситуация и поиск выхода из кризиса…

Эксперты: не надо иллюзий

Сергей Кургинян. Мы все время обсуждаем вопрос о том, что мы будем делать, и совершенно не рассматриваем вопрос, где мы это будем делать. И пока мы не определимся с последним, никакого консенсуса не добьемся. Сегодня широкие блоки как правых, так и левых сил заинтересованы в том, чтобы раз и навсегда зафиксировать пространство в таких формах, в каких оно больше изменяться не будет. И политическая борьба, пусть даже конфронтационная, не должна разрушать это пространство. Никогда.

В этом смысле я являюсь безусловным сторонником румянцевской конституции и любой другой конституции, которая бы сейчас сделала территорию единой и неделимой. В ином случае политическая борьба превратится в разрушение пространства.

Затрону вопрос об общенародных интересах, которые, безусловно, есть. Они заключаются в том, чтобы отстоять и укрепить государство. Если этого не произойдет, мы окажемся на грани глобальной катастрофы.

И не надо, ради Бога, пугать власть трудовым народом, коммунистическим правительством и т. д. Если бы от меня потребовались рекомендации, то я бы посоветовал таких слов вообще не произносить. Категорически и ни под каким видом.

Я также не знаю ни одной страны мира, которая — даже в критический момент — отказывалась бы от парламентских форм борьбы. И давить только на педаль улицы — это вопиющая безграмотность…

«Правда», 1991 декабрь

4.5. Маэстро считает, что туш — впереди

Цели одни, а табу разные

— Сергей Ервандович, когда я вас разыскивал здесь, в Москве, я обращался к своим коллегам в «Курантах», в «Московских новостях», и обратил внимание на реакцию: они как-то странно морщились при упоминании вашего имени — как будто я заставлял их есть клюкву без сахара. Чем, по-вашему, объясняется такая реакция «столпов демократической прессы»?

— Это конфликт давний. Может быть, даже из Екатеринбурга вам видней, в чем тут у нас дело.

А, в общем-то, дело в том, что, когда мы все вместе взялись за демократические преобразования, — у всех были свои ТАБУ. Табу эти были просты: демократические преобразования должны осуществляться столь быстро, сколь это необходимо, но с определенными ограничениями. И каждый вводил свои ограничения. Для меня таким ограничением была российская государственность. Я считал, что разрушать в ходе этих преобразований российскую государственность и ставить демократию выше этой государственности — значит совершать очередное историческое преступление, повторять события февраля 1917 г. и тем самым, в скрытом виде, вести к власти некой фашистской ориентации.

Поэтому я ненавязчиво объяснял людям: перебарщивая в своем демократизме, они становятся предтечами фашизма. Об этом свидетельствовал и ряд таких замашек, которые прямо ассоциировались с тоталитаризмом: «Кто не с нами — тот не демократ», а главное — крайне болезненное отношение к критике, демократы просто ее не выносят.

Ну и, наконец, мы, диссиденты догорбачевской эпохи, с большим скепсисом относимся вот к этой «новой» политической поросли, которая в брежневскую эпоху осуществляла к нам режим достаточно жесткого диктата и контроля, а в новых условиях преследует нас как консерваторов, а они, видите ли, — демократы. Хотя на самом деле мы знаем, что эти люди — плоть от плоти аппарата. Одни из них нам известны как авторы славословящих статей, другие — как члены антисионистского комитета, третьи — как создатели теории развитого социализма и т. д. Нам их просто жалко: они тужатся стать другими, но не могут, потому что они — сколки со старой системы власти.

Этика дворянина во мещанстве

— Ну а потом мне, знаете, свойствен дух противоречия: когда я увидел, как все эти конъюнктурщики стали прыгать с коммунистического корабля, — я на него сел. Я подумал: так бежать — просто не по-мужски. Вот все это, вместе взятое, вероятно, и создает кое у кого ощущение, что я — бельмо на глазу.

Ну а если говорить серьезно: выдвижение альтернативных проектов, критика тех идей, которые «демократы» считают безусловными, с точки зрения интеллектуализма, а не с точки зрения фундаментализма или популизма, — это тоже вызывает очень злое чувство.

Ведь мы живем по-прежнему в обществе традиционном, с очень высокой степенью корпоративности. И всякая индивидуальная свобода — критики, высказываний, демонстрация какой-то независимости — очень злит.

Еще одна разница заключается в том, что я жил и живу экономически независимо: я существую на прибыль тех предприятий, которые я же и создал. И создал с нуля, не беря ни у кого денег. Подозревали, что у КПСС, но проверили и легко убедились, что все это — наглая ложь. Обидно извиняться за ложь, поэтому удобнее продолжать высокомерно воротить нос.

Заработанные миллионы я вкладываю в строящийся напротив театр, езжу не на «мерседесе», а на «газике» — и все это тоже раздражает. Если говорить по большому счету — раздражает дворянская установка по отношению к разночинцам. Этот конфликт был острым в России всегда.

Политические кентавры и их предтечи

— И знаете, о чем я еще подумал: еще в диалоге с Невзоровым мы пришли к заключению, что демократы в полном смысле слова и наши «демократы» — далеко не одно и то же. Не были наши демократы таковыми ни тогда, когда они с антикоммунистическими лозунгами выходили, ни сейчас, когда они ратуют за рынок. Эти люди были и остаются кентаврами, «переходниками», перебежчиками, которые предали своих, ценности породившей их эпохи, но и новые ценности восприняли чисто декларативно. Поэтому эпоха тоталитаризма продолжается. Тотальным стало разрушение всего и вся. Поэтому последний из могикан тоталитарной эпохи — Ельцин — в запале деструктивизма и нигилизма разваливает все подряд. Сначала он долбил оковы — КПСС. Потом он взялся за живое и стал разбивать кости ног, на которых болтались цепи, — за Россию. Отсутствие конструктивной программы — вот что самое страшное! Страна катится в пропасть, предоставленная самой себе…

— Понимаете, дело даже не в их необольшевизме, не в их радикализме. Дело в том, что они — люди моноидеи. Помните, Владимир Ильич учил нас искать какое-то звено, за которое можно вытянуть всю цепь? Вот и они все ищут это звено. Это можно было бы сойти с ума от смеха, если б не было так грустно! Им все время кажется, что есть одно звено…

Между тем весь мир знает, что любая крупная реформа держится на трех китах: это — план экономических преобразований, это — проект модернизации и это — ценностный проект. Любая модель состоит из трех этих компонентов. Но они выбирают из них один — первый и считают, что это и есть то «звено». Да нет «звена»! Можно только порвать цепь, что Ленин и сделал! А вытянуть ее невозможно, но Владимира Ильича ведь и не интересовала вся цепь, его устраивал обрывок в руке. Вот это — ключевая ошибка, объяснимая либо узколобостью, либо совсем иными мотивами, не имеющими отношения ни к России, ни к ее народу, ни к ее будущему. Никто не говорит о развитии страны. Никто не говорит — в каком направлении. Есть очень много того, что, с моей точки зрения, просто скрывается умными людьми, недоговаривается.

Какова плата за вход на рынок

— Что именно недоговаривается?

— Например, тип производственно-промышленного контура, который образуется на территории страны.

Казалось бы, чисто техническая проблема — интеграция в мировое сообщество. Хорошо, но — какая интеграция?

Мы не можем полноценно интегрироваться, не модернизируя экономику, значит, речь идет о чем — о СЫРЬЕВОЙ ИНТЕГРАЦИИ?