Анни досадливо морщится.
– А ты не могла бы помыть? Мне нужно кое-куда позвонить.
Я перестаю перекладывать куски пахлавы с витрины и хмуро гляжу на нее.
– Позвонить?
В руках у Анни стопка листов, она теребит их и таинственно округляет глаза.
– Жакобу Леви. Вот!
Теперь моя очередь вытаращить глаза.
– Ты разыскала Жакоба Леви?
– Ага. Ну… в смысле, я нашла целую кучу Джейкобов Леви. И еще, типа, без счета тех, кто обозначен просто Дж. Леви. Но я буду обзванивать всех по очереди, пока не найду того Джейкоба, который на самом деле Жакоб.
Я вздыхаю.
– Анни, ласточка моя…
– Мам, только не начинай! – резко обрывает она. – Хватит сомневаться. Ты вечно сомневаешься! Я его найду. И ты меня лучше не останавливай.
Я, как рыба, беспомощно хватаю ртом воздух. Надеюсь, что она права, но номеров в ее списке не меньше сотни. И это неудивительно: я уверена, что здесь в Америке Джейкоб Леви – очень распространенное имя.
– Так что? Могу я звонить с телефона в заднем помещении? Поколебавшись, я киваю:
– Звони. Но только по номерам в США. С веселой ухмылкой Анни ныряет в кухню. Усмехается и Ален, поднимаясь, чтобы пойти за ней.
– Как хочется снова стать молодым и полным надежд, – замечает он. – А тебе разве нет?
Он исчезает в кухне следом за моей дочерью, а я остаюсь в кафе одна, чувствуя себя этаким Эбенезером Скруджем. Когда же я перестала быть молодой и полной надежд? Я не собиралась разрушать планы Анни и губить ее надежды, только хотела уберечь дочь от разочарования. Большие надежды приводят к большим разочарованиям, а от них очень больно, уж я-то в этом убедилась на собственной шкуре.
Вздохнув, я возвращаюсь к работе: убираю с витрины выпечку и перекладываю в герметичные коробки, чтобы на ночь убрать в морозильную камеру. Пахлаву я испекла сегодня поздним утром, она отлично продержится еще дня два, кексы и пирожки тоже заморозим, да и по крайней мере один штрудель можно оставить на завтра. Пончики нашего домашнего изготовления годны только один день, поэтому я обычно пеку их маленькими партиями, каждое утро один сорт. Сегодняшние, с сахаром и корицей, почти полностью разошлись, а оставшиеся три штучки отправятся в корзинку, которую я ежевечерне отвожу в женский приют – если, конечно, в ближайшие несколько минут на них не найдется покупателя.
Я слышу, как в соседней комнате Анни щебечет по телефону. Наверное, опрашивает одного абонента за другим, знают ли они Жакоба Леви, приехавшего в США из Франции после Второй мировой войны. В промежутках между звонками Ален что-то ей вполголоса говорит. Интересно что? Продолжает рассказывать истории о Жакобе, чтобы поддержать ее запал? Или как ответственный взрослый советует ей не слишком обольщаться – задача может оказаться невыполнимой?
Закончив раскладывать выпечку по коробкам, я убираю ее в большой промышленный морозильник. Потом готовлюсь к завтрашнему утру – мою противни, металлические формы для маффинов и маленьких пирогов. Анни повышает голос, пытаясь перекричать льющуюся воду.
– Здрасте, меня зовут Анни Смит, – слышу я ее звонкий голосок. – Я ищу Джейкоба, или Жакоба, Леви, которому сейчас, наверное… восемьдесят семь лет. Он француз. У вас нет такого?.. А-а, понятно. Ну, все равно спасибо. Извините. Да, до свидания.
Она кладет трубку, и Ален что-то негромко говорит ей. Она хихикает, набирает очередной номер и повторяет те же слова.
Я обслуживаю последнюю запоздалую клиентку, Кристину Сиврич из местной театральной труппы, она умоляет продать ей полдюжины пирожных – завтра к ее шестилетнему Бену придут в гости одноклассники. К тому времени, когда я готова закрыть кондитерскую и отправиться в больницу, Анни успевает сделать больше тридцати звонков.
– Ну что, пойдем? – Вытерев руки полотенцем, я снимаю с крючка ключи.
– Мамулечка, еще один звонок, можно? – умоляюще смотрит на меня Анни.
Взглянув на часы, я киваю:
– Только один. Но потом берем ноги в руки, а то не успеем в больницу в приемные часы. Идет?
Склонившись над прилавком, я слушаю, как Анни в который раз повторяет свои реплики. Лицо у нее вытягивается, она дает отбой.
– Опять облом, – бормочет она.
– Анни, ты ведь еще только на третьей странице, – напоминает Ален. – Нам предстоит проверить еще множество Жакобов Леви, но уже завтра. А потом примемся за Дж. Леви из твоего второго списка.
– Да ясно, – вздыхает Анни и соскакивает с прилавка, оставив список рядом с телефоном.
– Анни, не переживай, – я изо всех сил изображаю оптимизм. – Может, ты его все-таки найдешь.
По испепеляющему взору, которым удостаивает меня Анни, становится ясно: мой ребенок начал терять надежду.
– Неважно, – бросает она. – Поехали к Мами.
Мы с Аленом, озабоченно переглянувшись, выходим следом за ней.
Глава 18
В последующие несколько дней у нас все без перемен. Мами не приходит в себя. Гэвин каждое утро забегает выпить кофе с пирожным и справиться о состоянии бабушки. Ален по утрам хвостом ходит за Анни, днем помогает мне, а во второй половине дня снова не отходит от своей правнучки, та же продолжает обзванивать людей по списку – безуспешно. Потом мы закрываемся и полчаса едем до Хайанниса, чтобы провести полтора часа у постели Мами. Во всем этом есть только один положительный момент: к счастью, туристский сезон позади, поэтому движение на трассе относительно спокойное Мы без пробок мчимся по трассе номер 6 сначала до больницы на юго-запад от Кейпа, а потом обратно. В больничной палате Ален держит Мами за руку и что-то нашептывает ей по-французски, а мы с Анни сидим на стульях у кровати, одна против другой. Ален поглаживает Мами по волосам и разговаривает с ней тихо-тихо. Я никак не могу заставить себя подключиться к их общению – мешает странное чувство полной опустошенности. Уходит единственный человек, на которого я могла положиться в этом мире, – а я ничего не могу поделать.
В воскресенье я закрываю кондитерскую рано, в полдень, и Ален просит отвезти его в больницу.
– Хочешь тоже поехать? – спрашиваю я Анни. Она пожимает плечами.
– Может, попозже. Но я хотела обзвонить еще нескольких Леви по списку. Можно, я побуду дома, пока ты отвезешь дядю Алена?
Я колеблюсь. Потом решаюсь.
– Хорошо. Только никому не открывай дверь.
– Господи, да ладно тебе, мам. Я уже не маленькая, – бросает Анни, хватая телефонную трубку.
В машине по пути в Хайаннис Ален рассказывает мне о ресторанчике, который они с Мами любили в довоенном Париже. Он тогда был совсем маленьким, а Мами не исполнилось и тринадцати. Хозяин ресторанчика всегда подходил к столику, когда обед или ужин заканчивался, и угощал детей особыми блинчиками с шоколадом, жженым сахаром и бананами. Мами и Ален хихикали и тыкали в него пальцем, глядя, как он поджигает блинчики у них на виду, а он еще непременно делал вид, что не может их погасить.