зеркалами на дверках.
– Соседняя дверь ведет в туалет, – сказала женщина. – У нас с мужем своя ванная, вход в нее через спальню.
Скакке кивнул и огляделся вокруг. Комната напоминала номер в третьеразрядной гостинице. Стол был покрыт клетчатой льняной скатертью. На стенках висели две репродукции и гирлянда искусственных цветов. На полу лежал дешевый коврик, а покрывало на постели и занавески выцвели от многочисленных стирок.
Скакке подошел к окну. Отсюда виднелись телефон-автомат на углу и урна, куда Скакке опустил конфискованную им у норвежца пивную бутылку. Чуть дальше по улице часы на витрине часовой мастерской показывали десять минут четвертого. Он посмотрел на свои часы. Действительно, десять минут четвертого.
Бенни Скакке поспешно распрощался с фру Борг и ринулся вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. У выхода он кое-что вспомнил, бросился к лифту и снова поднялся на пятый этаж. Женщина изумленно уставилась на него, она, очевидно, не ожидала, что он вернется так быстро.
– Вы убирали в комнате, фру Борг? – спросил он, едва переводя дыхание.
– Убирала ли я? Конечно, я…
– Вы подметали там? Вытирали пыль с мебели?
– Ну-у… Я обычно убираю в комнате перед тем, как туда должен вселиться жилец. Сейчас в этом нет особой необходимости. Комната может пустовать несколько дней, даже недель, поэтому я обычно снимаю постельное белье, опорожняю пепельницу и проветриваю комнату после того, как жилец съехал. А почему вы об этом спрашиваете?
– Пожалуйста, ни к чему не прикасайтесь. Мы скоро вернемся и тщательно осмотрим комнату. Может, удастся обнаружить отпечатки пальцев или какие-нибудь другие улики.
Она пообещала ему не входить в комнату. Скакке снова попрощался и помчался вниз по лестнице.
Безнадежно опаздывая, он бежал на встречу с Моникой и размышлял по пути над тем, удалось ли ему на этот раз напасть на верный след.
Когда он вбежал в ресторан, где вот уже двадцать пять минут его ждала Моника, он успел мысленно получить повышение и сделал еще один шаг к тому, чтобы стать начальником полиции.
Однако на Кунгсхольмсгатан Гунвальд Ларссон спросил:
– Во что он был одет? – И еще через несколько секунд: – Какое на нем было пальто? Костюм? Ботинки? Носки? Рубашка? Галстук? Он пользовался бриллиантином? Курил? Если да, то как часто? В чем он спал? В пижаме или ночной рубашке? Подавала ли она ему по утрам кофе? – И еще через тридцать секунд: – Почему эта глупая женщина не сообщила в бюро регистрации, что у нее жил иностранец? Видела ли она его паспорт? Надеюсь, ты ее хорошенько припугнул?
Расстроенный Скакке посмотрел на Гунвальда Ларссона и направился к двери.
– Постой, Раке.
– Слушаю.
– Возьми с собой дактилоскописта.
Скакке вышел.
– Идиот! – обращаясь к закрытой двери, воскликнул Гунвальд Ларссон.
В комнате обнаружили несколько отпечатков пальцев. Когда исключили принадлежащие фру Борг и Скакке, остались три, одним из которых был отпечаток большого пальца, измазанного бриллиантином.
Во вторник, двадцать первого мая, копии отпечатков пальцев отослали в Интерпол. Это единственное, что можно было сделать.
25
В понедельник, после Вознесения[39], Мартин Бек позвонил в Мальмё и поинтересовался, как идут дела.
Хаммар, стоящий в двух метрах от него, только что сказал:
– Позвони в Мальмё и поинтересуйся, как идут дела.
Мартин Бек пожалел о звонке сразу, едва услышав голос Монссона, потому что внезапно вспомнил, как ему самому в течение многих лет бесконечное число раз задавали тот же идиотский вопрос. Начальство. Пресса. Жена. Глупые коллеги. Любопытные знакомые. Все кому не лень! Он кашлянул и все же спросил:
– Привет. Как идут дела?
– Ну… – ответил Монссон. – Когда мне будет что сообщить, я тебе позвоню.
Естественно, именно такого ответа и заслуживал Мартин Бек.
– Спроси у него, есть ли какие-нибудь новости, – велел Хаммар.
– Есть ли какие-нибудь новости? – повторил Мартин Бек.
– Об Олафссоне?
– Да.
– Кто это там бормочет рядом с тобой?
– Хаммар.
– Угу, – буркнул Монссон. – Тогда понятно.
– Спроси у него, учитывает ли он международный аспект, – сказал Хаммар.
– Ты учитываешь международный аспект? – спросил Мартин Бек.
– Да, – ответил Монссон. – Я его учитываю.
Наступила неловкая пауза. Мартин Бек кашлянул. Хаммар вышел и закрыл за собой дверь.
– Послушай, я не хотел…
– Ладно, – произнес Монссон. – Я сам оказывался в таких ситуациях. А что касается Олафссона…
– Да?
– Его, вероятно, не очень хорошо знали здесь. Но у меня все же есть пара зацепок. Я нашел людей, которые хотя бы знают, кто он такой. Он им не нравился. Говорят, он был хвастлив и слишком важничал. Они считают, что он был…
Монссон замолчал.
– Да?
– Обычный сопливый стокгольмец, – сказал Монссон, и по его тону чувствовалось, что он, в общем-то, согласен с таким определением.
– Им известно, чем он занимался?
– И да и нет. Понимаешь, я нашел только двоих, которые знали Олафссона по имени и