лежал на кровати, развалив в стороны руки и ноги, голова была вздернута немного вверх, а на всю комнату раздавался громкий храп. «Хорошо ему», – подумала Натка, вглядываясь в родное лицо. «Мне бы так. Лежать, спокойно спать и храпеть на всю квартиру. А за меня кто-нибудь бы сидел и думал. И делал заодно. Только мне довериться не кому. И не любит меня так никто, как я его люблю. Ну что же, надеюсь это все не зря и по итогу, будет оценено».
Поцеловав спящего Эдика, Натка вновь отправилась на кухню. Поставив повторно чайник и прикурив, неизвестно какую по счету, сигарету, она выпустила дым изо рта и стала думать дальше. И сейчас нужно было спланировать самое страшное. То, о чем не хотелось думать вообще. И то, что она постоянно откладывала на последнее место, отгоняя эту мысль от себя подальше. А теперь пора. Больше откладывать нельзя. Здесь тоже надо все продумать до мелочей. А именно убийство Анюты. Точнее запись и рассказ правды. «Как я это ей скажу? Это только кажется, что все так легко и просто, а на деле окажется гораздо сложнее. Думать то об этом жутко, что же говорить о деле. С другой стороны, чего я боюсь? Что она сделает? Ничего. Боюсь сказать ей, глядя в глаза? Надо просто не зацикливаться об этом, а объяснить себе, что так надо. Не надо бояться, надо быть смелой. Иначе ничего не получится. А вот чего, действительно, стоит опасаться, то того, что она откажется записываться. Или поставит какие-либо условия. Это я так, выпендриваюсь перед Эдиком, что она от ломки на все согласится. Но это только процентов восемьдесят, что так и будет. Двадцать то остается, тем более при ее безвыходности. Хотя здесь думать особо нечего. Так и объяснить: либо ты записываешься и мы тебе дозу даем, либо ты дохнешь в мучениях. Все. Нет другого выбора. Согласиться. Там можно будет, что угодно с ней делать. Заставить человека можно все и всегда. А что касается рассказа…» – Натка откинула голову назад и закрыла глаза. Она видела перед собой лицо Анюты. Заплаканные глаза. И вопрос «За что».
– Ни за что, – полушепотом произнесла Натка, вытирая слезу. – Просто в этой жизни выживает сильнейший. И это буду я.
Поняв, что тему разговора она продумать не сможет, Натка в очередной раз отогнала от себя эту мысль. Решив, что разговор пойдет так, как пойдет. Слова и ответы продумать невозможно. Так как вопросов и тем более ответов на них, очень много. Гораздо больше, чем можно себе представить. Очень сложно спрогнозировать, в какое именно русло, повернет тебя собеседник. Это возможно только предположить. А предположения в данном вопросе, это пустая трата времени.
Следующий вопрос: Как ее убить? Как угодно. Лишь бы без крови. Хоть одна капелька останется и все, опять очередной риск. Проще всего удушить. Чтобы не царапалась, нужно будет связать. Стоп. Чуть не забыла. А точнее, не подумала. А что, когда мы ей все скажем, она сразу орать начнет? Так не пойдет. Значит, как только приедем и зайдем в дом, ее сразу надо будет оглушить и заткнуть рот. Хорошо, что сейчас об этом подумала, а то она устроила бы нам сюрприз, а мы от неожиданности, сделали бы что-нибудь не так. И это опять говорит о том, что продумывание каждой мелочи, очень нужно и необходимо. Теперь опять возвращаемся к убийству. Хорошо. Мы ее удушили. Дальше запаковали в мешок и спрятали в багажник. Отвезли в лес. Выкопали яму. Закопали тело. На обувь надо будет надеть целлофановые пакеты, чтобы не оставлять отпечатков. А что делать с протекторами от колес? На них пакеты не оденешь. И на себе ее не потащишь. Сменить резину. Надеть потертую старую, а потом выкинуть ее куда-нибудь в речку. Тогда вопрос с поверхностью на земле будет закрыт, а на асфальте куча других машин ездит, пусть ищут. Собственно, на этом все. А дальше, как она уже объясняла раньше Эдику, даже если ее и найдут, то никто не опознает, в без вести пропавших не числится, документов никаких нет.
Удовлетворенно зевнув, Натка потянулась и пошла в ванную, понимая, что ложиться спать уже бессмысленно. Включив теплую воду, она блаженно улыбнулась своему гениально продуманному плану и стала аккуратно намыливать тело большой пушистой ароматной пеной…
* * *
Утреннюю тишину нарушил телефонный звонок.
– Серега, что случилось? – зевая, поинтересовался Эдуард.
– Слышь, тут такое дело, – запыхтел в телефон Лукавый. – Эта, придурошная ваша. Орет, как ненормальная, ее прямо выкручивает всю, я сам видел, прям в прямом смысле. У нее, то ли мышцы, то ли вены повылазили. Ощущение такое, что у нее сейчас кожа лопнет. Глаза выпученные и орет. Как зверь орет. Она ко мне приползала уже, просила. Ну, я ее, как мы договаривались, послал. Уж сколько я всего видел, но даже мне сейчас страшно.
– Ладно, дай немного. Мы завтра утром подъедем.
– Эдик, я не знаю для чего она вам и что от нее надо, но это уже предел. Кончать ее надо, это уже не человек. Если хочешь, я ее сейчас того…
– Ты меня еще учить собрался, что делать?! Просто, дай ей дозу и все! А что с ней делать, я сам решу, без твоих советов.
– Ну ладно, как скажешь.
Эдуард швырнул телефон и посмотрел, на стоящую в дверях Натку.
– Я все слышала, не надо пересказывать, – расплылась в улыбке она.
– А что ты лыбишься-то?
– А почему бы мне не улыбаться? Завтра вечером отвезем ее и все запишем. Или еще ей день мучений устроим?
– Нет. Хватит. Лукавый прав. Она уже не человек. Надо все это заканчивать.
– Слушай, только надо сначала все организовать. Дом снять, все разузнать.
– Ты там водкой, что ли мылась? – прикрикнул возмущенно Эдик. – Что за ерунду несешь? Какой дом? С кем договариваться? Ты хочешь, что сделать, хоромы снять, что бы она там покорчилась от ломки? Жила, как говно, а помирать, как царица будет? С почестями? Может еще соседей на поминки позовем и все дружно поскорбим посидим?
– Эдик, послушай, – попыталась перебить его Натка, но он уже совершенно не слышал ее, а продолжал орать свой монолог с вопросами:
– А договариваться ты с прокуратурой собралась? Узнать какой срок за это светит? Я тебе и так скажу, как минимум убийство. А как максимум наркота. Или ты могилу ей хочешь заказать? Ты чего из мухи слона делаешь?! Надо просто шлепнуть телку и все! Хватит