предстоит совершить еще одно такое восхождение, не думаю, что они справятся.
— А сколько времени у тебя занял спуск?
Висинтин рассмеялся:
— Минут сорок пять. Спускаться — не проблема. Вот подниматься…
Он помолчал, а потом добавил:
— Что удивительно, снега меньше не на западе, а на востоке, — он указал в ту сторону, куда спускалась долина, — и Мускул уверял нас, что разглядел там дорогу.
— Дорогу? Где?
— На востоке.
Штраухи покачали головами:
— Это невозможно. Чили на западе.
— Да, верно, — заговорили наперебой ребята, — Чили на западе… Чили на западе.
В полдень разгорелся спор по поводу того, сколько мяса полагалось Висинтину на обед. Ему дали столько же, сколько и остальным, однако он потребовал дополнительную порцию.
— Ты ведь больше не участник экспедиции, — сказал Эдуардо.
— Я знаю, — ответил Висинтин, — но я только что из нее вернулся. Мне нужно восстановить силы… И потом, ел я там совсем мало, потому что отдал весь свой паек Нандо и Мускулу.
Тогда распределители провизии дали ему еще немного мяса, но предупредили, что в дальнейшем продовольственных привилегий у него не будет. Висинтин пошел вокруг самолета с подносом, подбирая все легкие, какие удавалось найти. До этого легкие выбрасывались (за исключением одного случая, когда Канесса принял их за печень), и никто даже не считал нужным засыпать их снегом, поэтому они начали гнить под солнечными лучами и покрываться плотной кожистой пленкой.
Юноши наблюдали за тем, как Висинтин поднимает легкие и раскладывает на своем участке крыши.
— Неужели ты собираешься их есть? — спросил кто-то из приятелей.
— Да.
— Но ты же можешь отравиться!
— Вовсе нет. Мускул сказал, что от них тоже есть польза.
Висинтин на виду у всех отрезал несколько ломтиков от сгнивших легких и съел их. Увидев, что хуже ему не становится, некоторые смельчаки решили рискнуть и последовать его примеру. Этот шаг был обусловлен скорее стремлением испытать новые вкусовые ощущения, нежели нехваткой пищи, ведь тающий снег уже начал обнажать останки погибших во время и сразу после авиакатастрофы. Таких трупов насчитали десять. Пять из них договорились есть только в случае крайней необходимости. Один они почти полностью разделали до схода лавины, но оставшиеся четыре, не считая тел пилотов, по-прежнему сидевших в кабине, прекрасно сохранились в снегу и могли обеспечить общину пропитанием еще на пять-шесть недель. В телах первых жертв авиакатастрофы было больше мяса, причем лучшего качества, чем мясо погибших в последующие недели.
Неожиданные «плоды» таяния снегов могли пробудить в наименее дисциплинированных обитателях «Фэйрчайлда» желание ослабить режим жесткой продовольственной экономии, но Штраухи понимали, что, вероятно, потребуется снарядить вторую экспедицию и обеспечить ее провиантом для гораздо более долгого пути, чем тот, что, как они сначала полагали, предстояло проделать Канессе, Паррадо и Висинтину. Кузены выкопали в снегу две ямы: в одну снесли тела, которые договорились пока не трогать, в другую — трупы, подлежащие разделыванию по мере необходимости.
Теперь уже не было нужды есть гнилые легкие и внутренности покойников, выпотрошенных несколькими неделями ранее, но половина общины продолжала включать их в свой рацион. Парни чудовищным волевым усилием заставили себя есть человеческую плоть вообще, но, питаясь ею регулярно, смогли пробудить в себе аппетит. Инстинкт выживания стал безжалостным тираном, властно требовавшим от них, чтобы они не просто ели мертвых друзей, но еще и привыкли к такой пище.
Наверное, самым парадоксальным примером в этом отношении был утонченный интеллектуал-социалист Педро Альгорта. В отличие от большинства товарищей, Педро не происходил из фермерской среды, но именно он одним из первых начал оправдывать поедание тел погибших, сравнивая его с вкушением тела и крови Христовых во время причащения. И вот теперь, когда был найден труп, от которого не так давно впервые отрезали куски мяса, Альгорта с ножом в руке сел на подушку и отделил гнилую и пропитавшуюся влагой плоть, оставшуюся на плечах и ребрах. Выжившим по-прежнему нелегко было заставить себя есть то, что явно выглядело как часть человеческого тела, например руку или ступню, но выбора не было.
В разгар дня куски мяса, разложенные на крыше «Фэйрчайлда», превращались в нечто похожее на жаркое. Снег стаял почти до самого основания фюзеляжа, и теперь забираться на крышу стоило немалого труда. Ребята опасались, что самолет опрокинется. Со скал в долину начали скатываться камни, ранее удерживаемые на месте тяжелой массой снега. Было по-весеннему тепло, вокруг пробуждалась жизнь. Над самолетом пролетели несколько ласточек, и одна из них села на плечо кого-то из парней. Он попытался схватить ее, но не смог.
Напряженное ожидание спасателей не лучшим образом сказывалось на психологическом климате в общине. В глубине души каждого ее члена шла борьба между надеждой на успешный результат похода Канессы и Паррадо и более реалистичным намерением подготовить вторую экспедицию, которой предстояло отправиться в путь 2 или 3 января.
Всем не терпелось выплеснуть накопившееся раздражение, и вскоре подходящий повод представился. На полу салона обнаружился смятый тюбик из-под зубной пасты, являвшийся общим достоянием обитателей «Фэйрчайлда», — каждый во время еды получал по одному мазку пасты на десерт. Под подозрение сразу попали Мончо Сабелья и Панчо Дельгадо (только они находились в салоне перед самым обнаружением улики), но неопровержимых доказательств их вины никто не нашел. В ходе расследования выяснилось, что Рой Харли хранил в своих личных вещах еще один тюбик с пастой. Его попросили объясниться, и он сказал, что выменял этот тюбик у Дельгадо на семь сигарет.
— А где ты его взял, Панчо?
— Мускул принес из похода к хвосту и вручил мне, чтобы я отдал Нуме. А когда Нума умер…
— Ты оставил тюбик себе.
— Ну да.
— Почему ты не отдал его коллективу?
— Почему не отдал? Не знаю. Я как-то об этом не подумал.
Случай вынесли на всеобщее обсуждение в виде открытого судебного процесса, и присяжные, в роли которых выступили те, кто пользовался у ровесников наибольшим авторитетом, решили, что Дельгадо не имел права прикарманивать зубную пасту после смерти Нумы и, следовательно, обменивать ее у Роя на сигареты. Суд постановил конфисковать пасту в пользу общины, а самого Панчо обязал возместить Рою понесенные убытки.
Рою вынесли оправдательный приговор, так как бóльшую часть времени, пока тюбик находился у Дельгадо, он провел у хвоста самолета и потому не мог знать, что тот хранил тюбик для Нумы. Дельгадо признали виновным, но все посчитали, что он совершил этот проступок с честными намерениями. Незадачливый ответчик смиренно согласился с вердиктом судей и вернул сигареты Рою (правда, только четыре, ведь часть пасты была съедена). Инцидент предали забвению. Тем не