Подошедший к месту событий счетовод Волков (после исчезновения Гладышева он считался одним из самых умных в деревне) высказал мнение, что кража – не иначе как дело рук германской разведки.
– Да на кой он им нужон, – не поверил Плечевой. – Он же весь ломаный, на ем и летать нельзя.
– А им не летать, – сказал Волков, – они его разберут на части и в ЧКБ.
– В чего? – переспросил Плечевой.
– В чентральное конструкторское бюро, – разъяснил Волков, – Чиркулем обмерют, чертежи сымут и тыщи таких же построют.
– Да на что им это нужно? – недоумевал Плечевой. – У их и свои не хуже.
– Сравнил! – покачал головой счетовод. – Свои-то дорогие, их много не настроишь. А эти – взял фанеру да клеенку, режь по размеру и клей. А после выберут нужную цель и налетят тучей, как саранча. И против их хоть батарею зениток ставь, ну одного шибанут, ну другого, а всех не собьешь.
– Батарея, это, конечно, да, – согласился Плечевой. – А вот ежели мелкой дробью…
Надо было, однако, как-то реагировать на это дерзкое похищение, и счетовод Волков в отсутствие председателя звонил в районную милицию, просил прислать наряд с ищейкой. Оттуда прислали двух милиционеров с овчаркой Таймыром. Таймыру дали понюхать оставшееся крыло, затем пустили на длинном поводке, он побегал, дважды задрал ногу у забора, потом сел посреди огорода и, подняв вверх умную морду, тоскливо завыл, как будто давал понять, что даже его искусство в данном случае бессильно.
Вечером, когда Нюра стелила себе на лавке, к ней вошла Олимпиада Петровна и, оглядываясь на дверь, сказала, что кража самолета дело, конечно, непростое и Нюра сама должна заявить о нем Куда Надо. Нюра подумала и согласилась не столько из-за самого самолета, сколько в надежде пробиться к новому начальнику.
21
В тот вечер, кажется, ударил первый морозец. Лужи затянуло стеклом. Время от времени принимался идти мелкий снег, но его разносило резким порывистым ветром.
За то время, что Нюра не была в Долгове, здесь многое изменилось. В первую очередь, изменился социальный состав города за счет эвакуации сюда некоторых важных учреждений, и в их числе нескольких научно-исследовательских институтов, двух театров, части московской писательской организации и киностудии документальных фильмов. Резко повысился уровень культурного обслуживания населения. То есть произошел примерно тот же исторический сдвиг, когда недоразвитые народы бывают покорены более цивилизованными нациями.
В связи с поднятием уровня цивилизации и наплыва большого количества людей, хотя и преданных системе, но сильно обовшивевших, в городе был построен новый санпропускник и значительно расширены штаты Тех Кому Надо. В ведение Учреждения было передано примыкавшее к нему здание конторы Заготживсырье. Теперь оба эти здания были обнесены общим забором с зелеными воротами и домиком при нем, представлявшим собою одновременно и проходную, и приемную, где круглосуточно дежурил человек, принимавший устные и письменные заявления граждан.
То есть, если вдаваться в подробности, то дежурили, очевидно, несколько человек (не может же один бессменно), но люди, бывавшие Там, утверждали, что дежурные были похожи друг на друга, как близнецы, может быть, они отличались друг от друга группой крови или отпечатками пальцев, может быть, если долго пожить с ними вместе, можно было бы в конце концов увидеть в них и другие различия. Но никто из опрошенных автором свидетелей с ними не жил, никто этих различий и не заметил. Так вот, человек, которого описывают свидетели, носил штатский серый костюм, был средних лет, невысокий, коренастый, с приветливым недоверчивым взглядом. Он предложил Нюре табуретку и записал с ее слов рассказ о совершившейся краже. Когда же Нюра спросила, нельзя ли ей увидеться с Чонкиным, или передать передачу, или, в крайнем случае, хотя бы записку, штатский улыбнулся, развел руками и сказал, что ни то, ни другое, ни третье сейчас совершенно невозможно, потому что в деле Чонкина обнаружились новые обстоятельства, которые выясняются. Какие обстоятельства, штатский сказать не мог, но пообещал:
– Когда что-нибудь прояснится, мы вас вызовем.
На вопрос Нюры, не может ли она повидать нового начальника, штатский снова развел руками:
– Увы, он сейчас очень занят.
22
Покинув Учреждение, Нюра направилась в сторону хитрого рынка, где надеялась приобрести пару пусть поношенных, но целых галош или хотя бы чуни, иначе называемые ЧТЗ [ЧТЗ – Челябинский тракторный завод]. Нынешним поколениям надо объяснять, что в том далеком уже от нас прошлом чунями называли самодельные галоши, иногда на грубой резиновой подошве, вырезанной из автомобильного ската, то есть имевшей как бы тракторный след.
Выйдя из Учреждения, Нюра заметила одного человека, который стоял перед газетным стендом и, глядя на него как в зеркало, причесывался. Нюра не знала, что, причесываясь, он подает знак еще каким-то людям: «Внимание!». Не представляя себе, что кого-то могут интересовать ее передвижения, Нюра пошла в сторону рынка, и за ней, отставая от нее, перегоняя и не переходя на другую сторону улицы, двинулись шесть здоровых мужиков и две женщины. Проходя мимо Дома культуры железнодорожников, Нюра увидела здесь необычное оживление. Пространство вокруг дома было оцеплено милицией и штатскими с надписями БСМ [БСМ – бригада содействия милиции] на нарукавных повязках. Возле самого Дома культуры толпился народ и стояли в ряд машины – одна грузовая с открытым задним бортом и два военных автобуса – фары их были закрыты светомаскировочными крышками с узкими прорезями. Боковые борты грузовика были украшены красной материей с черными полосами по краям, а в кузове ближе к кабине стоял жестяной обелиск, сделанный в виде сужающейся к верху четырехгранной пирамиды с красной звездой наверху.
Люди, собравшиеся перед главным входом, прерывистым потоком втекали в открытые двери, а другие вытекали обратно, надевая на выходе шапки. Некоторые из выходивших шли дальше, другие оставались в ожидании выноса, курили и вполголоса переговаривались.