воинов. Затем отовсюду стали появляться люди в темных плащах, поверх кольчужных и кожаных доспехов. Вооружены они были длинными саблями, веревками, палицами, кинжалами и причудливыми секирами, которые умело метали в противника. Было ясно, что засаду устроили не какие-нибудь грабители или дезертиры, а хорошо обученные наемники, которые знали свое дело.
Не готовые к такому неожиданному повороту, разленившиеся от долгого однообразного пути, турецкие солдаты, бросились врассыпную, забыв о своем предназначении – защищать принца и думая лишь о собственной жизни. В ужасной суматоха только янычары сохранили хладнокровие и действовали слаженно. Выстроившись тесным кольцом вокруг Мехмеда, они рубили нападавших топорами, резали гаддарами, оглушали булавами, протыкали копьями и алебардами. Позади них расположились лучники и аркебузиры, которые старались не подпустить врага к сомкнутому строю османских гвардейцев.
Где-то в стороне сражались и сипахи. Эти закованные в броню, хорошо обученные воины были по-настоящему грозной силой, перед которой не смогли устоять даже хваленые европейские рыцари. Однако теперь, оказавшись в столь неудобной для маневра местности, они стали легкой мишенью для вражеских стрел и пуль. Один за другим воины падали на землю, путаясь в стременах и погибая под копытами своих собственных коней. Ошалевшие от гула битвы, животные сами сбрасывали всадников, а то и валились в грязь вместе с ними. Тех, кто еще держался в седле, наемники стаскивали веревками и баграми и уже беззащитных добивали саблями и кинжалами.
Очень скоро стало понятно, что враг одолевает. Янычары бились храбро, но и их силы были на исходе. Сам Мехмед, лишь чудом уцелевший под ливнем стрел, сумел укрыться за покосившейся повозкой, нагруженной разным дворцовым скарбом. В трясущихся руках он сжимал кинжал дамасской стали, когда-то подаренный ему отцом и, несмотря на ужас, который сделал его лицо белее снега, готов был в любой момент броситься в бой. Рядом с ним пришлось остаться и мне – как христианин и раб, я не имел права носить оружие, тем более, рядом с наследником османского престола. Кроме нас с Мехмедом и худенького евнуха-служки, в этом укрытии находилось еще двое янычар, во главе с Омаром, который не смел ни на шаг отойти от принца. Однако вскоре сражение докатилось и сюда. Мимо повозки, не замечая нас, пробежали несколько головорезов. Омар, указал на них янычарам и отдал приказ:
– Этих взять живьем.
Янычарам не нужно было повторять дважды, выхватив сабли, они бросились вдогонку. Но едва охрана удалилась, как перед нами, словно из-под земли, выросли три фигуры в грязных дорожных плащах и с замотанными лицами. На этот раз они целенаправленно двигались к нам.
Перепуганный до крайности евнух завизжал и бросился бежать, но едва он сделал несколько шагов, как сразу две стрелы пронзили его грудь и горло. Служка упал на землю и тут же испустил дух.
Тем временем трое наших противников, решив, похоже, что перевес на их стороне бросились вперед, размахивая мечами и секирами. Но путь им уже загородил Омар. Рослый янычар сплюнул на землю, вскинул свой клинок и бросился навстречу нападавшим. От придворных, слуг и простых солдат, я, был, конечно, наслышан о нечеловеческой силе и ловкости Омара, однако сомневался, что даже ему под силу разом одолеть таких проворных и искусных бойцов.
Так я ошибся на его счет во второй раз.
Не дожидаясь окончания этого поединка, я огляделся в поисках какого-нибудь оружия, благо его вокруг было предостаточно – неподалеку от меня лежали трупы нескольких янычар, которым уже никогда не понадобятся ни их изогнутые мечи, ни отточенные годами навыки владения оными. Но стоило мне только наклониться за оружием, как к моей шее прикоснулась холодная сталь. Я вскинул голову – рядом стоял Омар с непроницаемым выражением лица, будто бы вокруг не гибли люди и не шла яростная схватка. С его меча на землю тонкими алыми струйками стекала кровь, а позади, насколько можно было видеть, лежали три неподвижных тела.
– Не дури, Омар! – услышал я срывающийся от волнения голос Мехмеда. – Он же на нашей стороне!
Однако янычар даже не пошевелился.
– Слышишь, что я тебе говорю! – вновь крикнул принц. – Оставь его в покое, у нас сейчас каждый человек на счету. Или слова шахзаде для тебя уже ничего не значат!
Лишь тогда янычар опустил клинок и, не сводя с меня глаз, проговорил:
– Бери меч и ступай вперед, посмотрим, как обучают вас, христиан.
Я подчинился и вышел из укрытия. За мной последовал и Омар. На поляне, где совсем недавно кипел ожесточенный бой, стало заметно тише – лишь около десятка измученных янычар и их противников продолжали кружиться по полю.
– Ты, кажется, сражался при Варне? – поравнявшись со мной, спросил Омар. Только теперь я заметил, что в его руке появился второй клинок.
– Там было гораздо жарче, чем здесь, – как можно спокойнее ответил я, стараясь подражать голосу моего собеседника.
– Отлично, – впервые за все время нашего знакомства Омар позволил себе легкую улыбку. – Надеюсь, ты не зажирел и не потерял сноровки, отъедаясь на султанских харчах.
– Не волнуйся, султанские харчи пошли мне только на пользу.
– Тем лучше. Тогда не стой столбом, а гляди по сторонам!
Янычар махнул рукой куда-то в сторону, и только тут я заметил двух всадников. С гиканьем и свистом они мчались на нас, у одного в руках был причудливый боевой цеп, другой размахивал кистенищем, к которому на нескольких кожаных ремнях крепились небольшие, но увесистые гири. Подпустив их поближе, мы с Омаром, не сговариваясь, кинулись в разные стороны. Над моей головой просвистел стальной цеп, и на секунду я едва не потерял равновесие, но извернувшись, все же смог дотянуться концом своего меча до незащищенной кожаной подкладкой подмышечной артерии. Рана, нанесенная мной, оказалась не опасной, зато второй всадник лежал на земле, рассеченный практически надвое у ног янычара. Но дивиться ловкости янычара времени не было. Раненый бандит резко развернул коня, решив предпринять еще одну попытку. Похоже ни гибель товарища, ни обильно кровоточащая рана не смогли охладить его пыл. Вновь взмах стального цепа, почти неуловимое движение изогнутого меча Омара и вот – лошадь мчится без всадника.
Далее события развивались с невероятной быстротой. Приглушенная годами ярость, череда горьких воспоминаний и редких мгновений счастья, пьянящий вкус свободы, пусть временной, но оттого еще более сладостной – все это разом охватило меня, перемешалось внутри и выплеснулось словно неукротимая и всепоглощающая огненная волна, которая, порой, вырывается на поверхность из чрева земли, а может быть и из самих глубин преисподней. Одержимый этой силой я бросился в самую гущу сражения, чувствуя,