— Коля, ну-ка, рявкни по профессиональному! Наша интеллигенция до судорог боится служителей закона — это у нее наследственное.
— Да с чего ты взял, что он дома?! — не выдержал Берест. — Сегодня суббота: может он на даче малину подвязывает?
— Наши ученые грызут «скалу познания» шесть дней в неделю. Рявкни, дружище!
Николай бешено посмотрел на мою невинную физиономию, откашлялся и стукнул кулаком в дверь:
— Откройте! Милиция!..
За «шагренью» послышалась какая-то возня, невнятное бормотанье, потом щелкнул замок и перед нами открылась ярко освещенная прихожая, почти пустая и оклеенная немецкими обоями «под орех». Вольский, худой и бледный, в распахнутой рубашке навыпуск и спортивных брюках стоял напротив, у входа в гостиную, в напряженной позе и, держа руки за спиной, пытался построить на своем бледном узком лице любезную улыбку.
— Чем обязан, господа?
Слова он не произносил, а выплевывал, словно шелуху от семечек. Глаза его при этом лихорадочно обшаривали нас с ног до головы, будто бы искали подтверждения, что это — мы, а не кто-нибудь еще. Особенно меня. Ну да, я же, по его мнению, покойник и вдруг явился с визитом. Ничего, переживем!..
— Комиссар Берест, — Николай показал удостоверение.
Вольский кивнул, но глаз от меня не отвел. По-моему, он даже не видел Береста, его более всего интересовала моя персона.
— Несколько вопросов, Антон Аркадьевич, — спокойно продолжал Николай, принимая тактику «консультации». — Вы позволите пройти?
— А?.. Да-да, конечно, прошу! — Вольский, не поворачиваясь, толкнул задом стеклянную дверь гостиной и скрылся в ее полумраке.
Свет он включил, когда мы были уже на пороге комнаты, а сам хозяин успел перебраться в дальний угол к огромному аквариуму и усиленно делал вид, что разглядывает стайку перламутровых рыбешек.
— Антон Аркадьевич, у нас находится человек, — Берест явно решил брать «быка за рога», — который подозревается в злостном хулиганстве, если не сказать хуже, и который сдался добровольно, потребовав от милиции защиты жизни, чести и достоинства…
— На том основании, — зачем-то встрял я, — что у него, якобы, есть двойник, который и учинил все приписываемые ему безобразия, в частности, вчерашний дебош в кинотеатре «Орион».
Я не спускал глаз с правой руки ученого и готов был поклясться, что в ней был пистолет. Но зачем?!..
— Вы желаете, чтобы я осмотрел вашего арестанта? — хрипло осведомился Вольский.
— Если не трудно, — кивнул Николай. — Нам рекомендовали вас как крупного психотерапевта. Кроме того, это — не единичный случай, поставивший нас в тупик. Надеюсь, вы узнали господина Котова, который, по вашему сообщению, разбился сегодня утром на своей машине? — Берест пристально посмотрел на скорчившегося в углу Вольского. — Вы можете с уверенностью сказать, что в машине был именно он?
— Да. Я знаю Дмитрия Алексеевича. Мы встречались несколько раз, Вольский все больше нервничал и даже забыл про своих рыбок. — А сегодня утром у кинотеатра «Орион» он едва не сбил меня! Ошибиться я не мог. Это верно так же, как и то, что господин Котов не мог остаться в живых!..
Все дальнейшее произошло почти мгновенно. Вольский вскинул правую руку, тускло блеснула вороненая сталь, хлопнул выстрел, и мою левую щеку опалило огнем. Я ничком бросился на роскошный персидский ковер и еще в падении увидел, будто в замедленном кино, как Николай летит, распластавшись в прыжке, к белому как мел ученому, а тот очень медленно поворачивает хищное рыло пистолета в его сторону. Ковер смягчил удар, а второго выстрела так и не последовало.
Я приподнялся на локтях и сел, привалившись к дивану. Щека горела адским пламенем, Берест с профессиональным интересом рассматривал «трофей», а наш ученый Вильгельм Телль, скорчившись, полулежал в кресле напротив, слегка посиневший от временного недостатка кислорода в легких.
— Живой? — ухмыльнулся Николай. — В который раз за сегодняшний день? Поздравляю с боевым крещением.
— Ковбой чертов! — морщась, прошипел я и достал носовой платок. — Ты, случайно, не перестарался? — кивнул на Вольского.
— Как в учебнике — ровно полторы минуты. Пожалуйста, можно продолжать общение, — Берест спрятал оружие в карман куртки и сел в соседнее кресло.
Вольский с кряхтением поднялся, держась за живот, сделал несколько наклонов, восстанавливая дыхание и с изумлением и радостью уставился на меня.
— Дмитрий Алексеевич?!.. Ну, слава Богу! Живой!..
— Второй раз, вашими молитвами! — огрызнулся я и тоже сел на диван.
«Иезуит, чтоб тебя!.. Сначала палит в человека, а потом радуется, что не попал!..»
— Погодите, я вам сейчас спиртом обработаю, — он суетливо кинулся к серванту, покопался там и вернулся с тампоном. — Позвольте?
— Нет уж, я сам!
— Ну-с, — хлопнул себя по колену Николай, — надеюсь, теперь вы объясните суть инцидента?
— Конечно, конечно! — Вольский уже полностью пришел в себя, чего нельзя было сказать обо мне. Он застегнул и заправил в брюки рубашку, сложил на груди холеные руки и принялся расхаживать по комнате. — Видите ли, все эти слухи, разговоры по городу о маньяках, двойниках, опять же попытка наезда, туман… Я был просто напуган! Я…
— Что за вздор, Антон Аркадьевич! — прервал его Берест. — Не стыдно?.. Взрослый человек, ученый!.. Вы же встретили нас с пистолетом! Значит, ждали?
— Ждал… Но не вас!
— Зачем же тогда открыли?.. Вот что, — Николай начал сердиться, первым признаком чего было легкое заикание, — д-давайте-ка начистоту: что в-вам известно обо всей этой чертовщине?
— Послушайте, господин комиссар, — взмолился Вольский, — я не могу вам сейчас все рассказать, не имею права! Мы сами еще далеко не во всем разобрались…
— Та-ак, — Берест прищурился, — следует ли вас п-понимать, господин ученый, что весь этот б-бардак устроен по команде сверху или д-даже запланирован?!..
— Не передергивайте, милостивый государь! — Вольский попытался встать в позу. — В Институте ведутся весьма важные исследования, и я бы не хотел…
— Настолько в-важные, что вы стреляете в людей?! — взорвался Николай. — Вот что, п-профессор, я вас сейчас арестую по обвинению в п-покушении на убийство! Переночуете в д-допре на нарах, а завтра п-поговорим! Одевайтесь!
Такого поворота Вольский явно не ожидал. Небрежно-спесивое настроение слезло с него как кожура с ошпаренного томата. Он вцепился в куртку комиссара и завопил:
— Умоляю вас, не надо! Я не в него стрелял! То есть в него, но не в этого, а в того, который… должен был… а он не… Вы меня понимаете?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});