Читать интересную книгу Привет, Афиноген - Анатолий Афанасьев

До второго этажа Афиноген поднимался долго, но все же поднялся, всунул ноги в тапочки и позвонил. Он увидел Наташины глаза, бледную краску ее щек, услышал ее воркующе строгий голосок и освободился ото всего: дороги, глупых своих мыслей, больницы, операции, – жизнь начиналась от этого порога, за этой дверью. Надолго ли?

– Натали, – сказал он. – У меня времени в обрез, а ты, я вижу, какая–то непричесанная и в халате. Родители дома?

– В школе.

– Ладно. Официальная часть переносится. Я полежу у тебя тут на диванчике, пока ты переоденешься. Подремлю. – Говоря это, он уже укладывался на диван, подбивал себе под голову подушку, осторожно вытягивал ноги, наконец обосновался и блаженно закрыл глаза. Он почувствовал, как тело его, источая принесенный жар, зудит и вибрирует каждой клеткой, страшной силы колокола начинают разрывать и растягивать ушные перепонки. Несколько секунд он спал, отброшенный во мглу веков.

– Очень мило, – Наташин голос вынес его обратно. – Где–то пропьянствовал, прогулял четыре дня… явился не запылился и уснул. Я должна быть, видимо, счастлива. Вернулся добрый рыцарь мой. Не пропал без вести.

– Мы на четверг договаривались, на сегодня.

– Договаривались? Сам с собой ты договаривался… Геночка, ты не болен?

Афиногену в его раскаленном состоянии казалось странным, почему она не собирается, почему уселась посреди комнаты и отнимает у него последние силы своим уютным голосом, ему казалось сейчас, что они оба давно все обговорили и решили: больше между ними ничего не стоит. Болен ли он? Да, разумеется, болен, потому и лежит на диване и не бросается в ее объятия, не целует прекрасное лицо, не припадает к круглым, прохладным коленям.

– Да, я болен, – сказал Афиноген. – Меня из больницы еле отпустили. На два часа. В загс и обратно – бегом. Не вернусь вовремя – расстрел.

Наташа Гарова не стала изображать тревоги, которой не испытывала.

– Эти ужасные тапочки, значит, из больницы? А что с тобой случилось? Грипп?

Афиноген заранее обдумал ответ на этот вопрос. Только на этот. Других вопросов он не ждал.

– На обследование положили, Ната… Подозревают – печень не в порядке… Побоишься стать женой инвалида?

– Это серьезно? Печень?

Наташа примостилась на краешке дивана у него в ногах.

– Иди ближе.

Она вздохнула и покорно пересела ближе.

– Геночка, это серьезно?

Он погладил ее пальчики, провел ладонью по худеньким теплым плечам.

– Наклонись, Ната!

Она слушалась его, безропотная. Афиноген стал целовать ее щеки, нос, лоб легкими поцелуями, и с поцелуями от ее лица струилась к нему живительная ровная прохлада.

– Где больно, где? Покажи?

Он догнал ее ищущую руку и стиснул.

– Одевайся, Наташа. У нас мало времени. Принеси мне воды…

Воды! Вот чего он хотел. Единственно воды. Никаких свадеб, никаких хлопот – глоток воды, и можно будет снова уснуть. Еще бы на мгновение уснуть! Желтая обивка дивана раздражала зрение. На стенах, на шкафу, в зеркале серванта отражалось коварное солнце, которое бушевало за окном. Неужели придется опять идти на улицу? Невероятно. Это никому не по плечу. Какую глупость он затеял. Далеко в палате дремлют в ожидании обеда Гриша Воскобойник и Ки– сунов. Он мог быть там, с ними. Кисунов рассказал бы про Германию. Интересно. Как интересно! В водах Рейна плавают толстые карпы, похожие на федулин– ских милиционеров… Наташа, дочитала ты книгу про путешествия? Хорошо бродить по горам, сидеть у костра и угощать снежного человека сигаретой «Столичные». Скучно жить без снежных людей? Неужели их пет на свете? А летающих тарелок? Ничего такого нет? Но позвольте, что же тогда останется. Эта комната с желтым диваном?..

– Пей, милый!

Афиноген припал к чашке, к чудесной холодной чашке с живой водой. Он засасывал воду между зубов, захлебывался, прокатывал ее круглый холодок по горлу, впитывал языком, деснами. Напился.

– Ну все, Наташа. Я отдохнул… Ты готова?

Наташа заметила неестественный блеск глаз Афи– ногена, но не могла понять, что с ним, не могла представить, что он болен.

– Куда мы пойдем? – спросила она, чувствуя, что быть сестрой милосердия не способна. Тем более, она видит его насквозь. Он хочет разжалобить ее и ввести в заблуждение этими россказнями о больнице, а потом, возможно, принудить к… Она знала к чему. Это он, глупый, возомнивший о себе мальчик, не знает, как давно в глубине души она готова исполнить любое его желание. Только бы он не смеялся над ней. Вот чго останавливало. Он будет громко смеяться над ней, телкой, неумелой в любви. Он и прежде обзывал ее иногда телкой. Спрашивается, за что? Откуда все же выкопал он эти допотопные тапочки и почему вырядился в старые мятые грязные брюки?..

– Я до сих пор не поняла, куда мы собираемся? Гулять?

– Да, да, гулять. Одевайся только поскорей!

– Может, чай поставить? Ты не голоден?

Афиноген промолчал. «Что я делаю? – подумал он. – В какой капкан сую голову?» Снующая по комнате девушка была ему мила, желанна, но стоит ли так спешить? Не пора ли в конце концов тормознуть? Хватит чирикать канарейкой на жердочке. Как они будут жить? Наташе надо ехать в Москву учиться… Что он может ей предложить, кроме своей фанаберии? Откуда в нем эта подлая уверенность, что женщине для счастья достаточно любить своего мужа? Перед ним не женщина – девочка. Она, возможно, готова ему довериться, но дарить себя, как брошку! Она ничего не понимает в жизни… Неужто он, подонок, воспользуется ее беззаботной наивностью?

– Наташа, – сказал он, – последнее время я запутался, заигрался. И не живу, а играю. Может быть, я злодей похлеще сорока разбойников… А может, обыкновенный человек. Не пойму никак. Живешь, живешь – все вроде ясно, гордишься тем, что тебе все так ясно, умом своим, а потом – хлоп! – ералаш какой–то. Простое и понятное становится загадочным, как шифр Фуше. Самые обыкновенные вещи оказываются нашпигованными взрывчаткой с почти догоревшим запалом. Кто я, что я? Ничего не известно. И от этого очень противно… У тебя так бывает?

– Я рада, что ты так говоришь со мной. Обычно ты смеешься, и все. Может, ты и теперь смеешься. Больше всего я боюсь, что ты окажешься жестоким человеком.

Афиноген как будто не расслышал.

– Мне предложили новую солидную должность на работе. Для моих лет–просто великолепную. Это карьера. И вдруг я вижу, повышение сопряжено с чем–то замаскированно нечистым, с чем–то таким, что может покалечить душу, сломать ее. Я это чувствую.,

– Миленький мой, хочешь еще полежать? Давай я тебе принесу вторую подушку.

Последние Наташины слова все–таки разбудили Афиногена. Он обнаружил, что здоров, бодр и готов действовать. Боль собралась в одном месте в узелок, там, где нахозяйничал скальпель. В ней не было ничего пугающего. Так точно ноют перегруженные, требующие отдыха мышцы. Жар утих. Казалось, и на улице стало свежее, солнце попритупило о землю свои каленые стрелы.

Часы показывали начало двенадцатого. В больнице давно суматоха, не дай бог – уже позвонили на работу.

– Все! – сказал Афиноген. – Отставить разговоры. Короче! Ты идешь со мной, Натали? Спрашиваю последний раз. Ответа не нужно. Быстро одевайся, скоро гроза начнется. Не успеем добежать до загса.

Наташа обреченно подумала: «Если он правда хочет отвести меня в загс, я пойду с ним». Она ушла в свою комнату и скоро вернулась в светлом сарафане до щиколоток. Она успела причесаться. Афиноген не собирался ахать, но ахнул.

– Ах! – ахнул он. – После свадьбы буду запирать тебя на замок. Это же надо, какая красота дана одной женщине.

– В таких тапочках я с тобой никуда не пойду.

– И не надо. Я босиком предпочитаю.

Наташа принесла ему летние светло–желтые туфли Олега Павловича. Он натянул их на голую ногу. Из передних прорезей туфель его пальцы торчали, как спички из коробки.

– Простенько, а как смотрится! – восхитился Афиноген. – Что значит подобрать обувь со вкусом.

Шествие их в загс прошло без всяких приключений, если не считать, что дважды дорогу им перебегала черная кошка. Они малость поспорили. Афиноген утверждал, что это одна и та же кошка, подосланная судьбой, чтобы покрепче их пугануть, а Наташа считала, что это разные кошки, хотя смысла появления животных не отрицала. Смысл был понятен обоим одинаково хорошо. Афиноген на всякий случай презрительно отозвался о людях, верящих в такую чушь, и предложил сделать крюк и подобраться к цели другой дорогой. Наташа, наоборот, готова была вернуться и отложить мероприятие до следующего раза, но потом передумала и ограничилась тем, что несколько раз символически поплевала через левое плечо. Она опасалась, что другого раза может не быть.

Весело было им идти рядышком по солнечной улице на виду у распахнутых окон. Голубизна неба потемнела, по ней заскользили неряшливые разорванные облака. Пылающий диск солнца рассекал их без труда. Но вот из–за горизонта показался широкий с ярко–белой каймой бок громадной тучи. Эта туча выползала степенно и растекалась в разные стороны медленно. Солнце, небрежно отбрасывая пустяковые облака, на тучу поглядывало с тревогой и даже сделало безнадежную попытку рвануться куда–то в сторону, закатиться прежде срока за горизонт. Однако законы физики и астрономии были посильнее. Пришлось солнышку терпеливо на одном– месте поджидать коварного и грозного врага. Ветер взмыл с земли к небу, подбрасывая вверх вороха листьев, клочки бумаги и всяческую дребедень, то ли предостерегая солнце от опасности, то ли, напротив, торопя тучу побыстрее занавесить эту чадящую раскаленную линзу. В воздухе разлилось душное предвкушение дождя. Затрепетали, пытаясь заранее стряхнуть пыль, листья деревьев.