Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И для развлечения она говорит, что хочет трахаться, когда ты весь как выжатый лимон, зато когда ты подготовишься и бросаешься в атаку, натыкаешься на холодную стену… Она ведь не наложница в гареме и не продажная шлюха, она не обязана давать по первому требованию, вот ляжет задницей и будет лежать молча. Ты можешь сколько угодно пыхтеть, потеть, рвать с неe трусы, – в самый интересный момент она вдруг скажет, что забыла обновит лак на ногтях, или посоветует регулярно принимать "виагру"… Тут все катушки и предохранители перегорают враз. Конечно. Остается только психануть и заорать, слыша со стороны свой прерывающийся, бабский какой-то голос, и видя, как трясутся обвисшие щеки. Вот до чего может докатиться забывший про коммунистическую мораль ответработник
А может ночное беспокойство вызвано именно этим? Тем, что никакой он, к черту, не Эрих Таубе, а Леня Евсеев, бывший секретарь комсомольской первички на автобазе в Конопоге… И это не поддающееся переделке естество насылает на
Таубе-Евсеев поднял руку, нащупал шнур ночника, дернул. Из-под хрустального абажура вырвался красный язык света. Таблетки лежат в тумбочке. Скрипнули колесики под ящиком, вот она, картонная коробочка. Евсеев сунул
Действительно, какой-то шум… Злотин что-то крикнул? Наверно опять
Он поднялся с кровати, сунул ноги в шлепанцы – типично российская домашняя обувь, никак не может отвыкнуть – подошел к окну. Во флигеле горел свет, потом погас. Время – половина пятого. Он понял, что одному ему уже не
Он подошел к еe двери, ведущую в комнату Алики. Подумал. Постучал
– Алика.
Покрутил блестящую ручку в форме клюшки для игры в гольф. Заперто. И тут
– Ну что там такое? – раздался за дверью приглушенный голос Алики.
Он уже не слушал. Он метнулся к тумбочке, нашарил под бумагами трубку радиотелефона. Тыкая замороженным пальцем в мелодично попискивающие клавиши,
В трубке мерно раздавались длинные гудки. Что с ним такое? Такого ещe не
Евсеев-Таубе стоял у окна, пытаясь понять, что там происходит. Но он не мог представить, что Злотин лежит на полу, варварски связанный "ласточкой" – ноги к голове, и вытаращенными от ужаса глазами смотрит в ствол укрепленного на кровати ружья, спуск которого соединен через блок веревкой со скрученными за спиной руками. Веретнев контролировал обстановку вокруг виллы, иногда заходя
– Что там?
Евсеев-Таубе вздрогнул. Рядом стояла Алика и тоже смотрела в окно. На ней были только короткие штанишки от пижамы. Она обняла себя за плечи, смяв маленькие торчащие груди. Лицо заспанное, на правой щеке – розовый след от
– Какой-то шум… Может послышалось… И Злотин не отвечает…
Алика насторожилась.
– По-моему, там кто-то ходит!
Он повернулся и прошел к туалетному столику, где лежал револьвер. Точно такой, какой Макс видел в оружейном магазине в Канне. Тяжелый металл оттянул руку. Мысли мешались в голове. Все это он видел в кошмарных снах, и не раз, – пальба, нападение, полицейские "мигалки", трикотажные шапочки на лицах
Или это были видеоужастики, которые можно остановить в любую секунду, чтобы обнаружить себя в знакомой обстановке, подкинуть дровишек в камин и налить бокал бордо. Страх был внутри, а он оставался снаружи. Теперь все поменялось местами – вот!.. послышались шаги в коридоре, они приближались…
– Это Злотин? – с надеждой спросила Алика. – Что ему надо?
Она ставила между собой и страхом мужчину. А ему некого было поставить вместо буфера, только револьвер. Но привычки побеждать страх оружием у него
Стук повторился.
– Кто это? – снова спросила Алика. Какая дура, откуда он знает? Может и
На негнущихся ногах он подошел к двери. Что-то тяжелое оттягивало правую руку и мешало… Он взялся за ручку левой, успел заметить подозрительную податливость пружины, словно с той стороны кто-то тоже опустил ручку вниз. В следующее мгновение дверь сама распахнулась, сильно ударив его в плечо, темная
Пальцы правой руки конвульсивно сжались, раздался выстрел. Где-то вверху
– …Ах ты падла! – выдохнула фигура.
Правое запястье словно защемило капканом. Таубе бесследно исчез, не желая вмешиваться в чужие разборки, а Евсеев хрипло застонал, задергался под тяжелым вдавливающим его в пол телом, выгнулся, пытаясь освободиться, но это оказалось
Кто-то прошел рядом, включил настольную лампу. Он увидел над собой перекошенное от напряжения незнакомое лицо и черный набалдашник глушителя у
– Кто вы? Что вам надо?
Незнакомец приподнялся.
– На живот, – скомандовал он. – Руки за спину.
Страх парализовал его, тело не выполняло идущие от мозга команды.
– На живот, я сказал!
Сильные руки рывком развернули его лицом вниз, завели руки за спину и
Через минуту Евсеев сидел на краешке кресла, неудобно выгнувшись, руки за спиной постепенно наливались болью. Свет настольной лампы слепил глаза и он закрыл тяжелые веки, пытаясь тонкой, просвечивающейся на свет кожей,
– Здравствуйте, Леонид Васильевич!
Он снова открыл глаза и отшатнулся. Перед ним стоял мертвец. Живой. Почти не изменившийся – только лицо стало жестче, острее. И несколько морщин… Он
– Здравс…
Он забыл фамилию и имя этого человека. Наверное потому, что давно
– Дайте… воды…
Тот, кто был с мертвецом – кряжистый, седой, с дубленым лицом, – он кивнул Алике, показав глазами на холодильник. Та послушно пошла, раскачивая задом и тряся голыми сиськами. Хлопнула дверца, пшикнула крышка банки со
Шипучая жидкость освежила слипшееся горло.
– Это не я. Я только выполнил приказ. Но мы собирались позаботиться о
Оживший мертвец нехорошо улыбнулся.
– О ней заботятся тюремщики в Уормвуд-Скрабз, – жестко сказал он. – И вы
"Карданов! – как всегда в минуту наивысшего напряжения пришло озарение. -
Карданов присел на корточки, уперевшись локтями в колени и в упор
– Где деньги?
– У меня ничего нет. Я все сдал обратно в кассу. Есть расписка…
Седой сбоку угрожающе надвинулся на него.
– Ладно, Макс, – прозвучал его резкий голос. – Леха там уже волноваться
– Я вам правду говорю. Могу расписку показать…
– Ладно, – спокойно проговорил седой.
Он сделал легкое, не лишенное своеобразной грации движение рукой, сжимающей пистолет… У Евсеева из глаз брызнули искры. Яички поджались, из горла вырвался хрюкающий звук. Ответработник ЦК КПСС не знал, что боль от удара может
…Потом его что-то ужалило в руку. Евсеев дернулся и пришел в себя. Седой выпрямился, в руках у него был узенький шприц, тонкая иголка с рубиновой капелькой на конце ярко блеснула в свете настольной лампы. Алика смотрела округлившимися глазами – сквозь серую радужку проглядывало испещренное сосудами
Перехватило дыхание: на обонятельные рецепторы обрушилась лавина запахов – тяжелая волна аликиных духов, терпкий дух оружейного масла, пот нескольких человек – грубый мужской и нежный женский… Все чувства многократно обострились, комната вдруг деформировалась и изменила размеры, стол по наклонному полу поехал в угол, температура воздуха стала подниматься, будто кто-то на полную
Алика продолжала смотреть с самым идиотским видом, словно ожидая, что сейчас у него вырастут рога или глаза засветятся неоновым огнем, а двое
Жар распространялся медленными волнами. Иногда заключенных на допросе пытают с помощью прожектора, Евсеев слышал об этом. Ставят перед самым лицом, двести-триста ватт… Но ведь здесь никакого прожектора нет. Нет? А пот – градом… Алика поднялась с кровати, Евсеев увидел, что вся одежда на ней истлела, испарилась. Она рада, конечно, эта сучка, она всегда любила жару, жару и
– Где деньги? – лицо Карданова вытянулось в длину, нос съехал на щеку,
– Какие ещe деньги? – произнес Евсеев, сдувая горячий пот. – Никаких денег нет, они в банке… Есть бриллианты. Да, бриллианты есть. От пяти до
Теперь лица вытянулись у седого и Алики. Мало того: они почернели, словно обуглились. Евсееву стало страшно. Он отвернулся. Но и там стояла Алика, еe волосы от жара скрутились спиралями, как у негритянки, все тело тоже почернело,
– Где камешки? Где бриллианты? – надвинулось на него чье-то лицо. Это был Мулай Джуба, между сточенных треугольниками зубов торчат остатки мяса. Евсеев
Мулай Джуба улыбался. Евсеев понял, в чем дело: они в Борсхане, вот почему так жарко, они находятся в подвалах президентского дворца. Алика стоит перед ним, неприлично раскачивая тазом и показывая влажный розовый разрез между
– В кабинете за зеркалом есть тайник… И двойной сейф в гостиной… В Марсельском отделении "Лионского кредита" два абонированных сейфа… Нельзя же
– Конечно нельзя! – Мулай Джуба поощряюще улыбался и хлопал его по плечу.
И Алика улыбается розовым разрезом и Карданов перевернутым ртом на лбу, они одобряют его хитрость и предусмотрительность и он одобряет их