Не меньшее сожаление вызывало упущение — конечно, «случайное» — пастернаковеда Поливанова, который ни слова не сказал о влюбленности Пастернака в 1917–1918 годах в Елену Виноград. Тогда у поэта родился цикл замечательных стихов «Сестра моя — жизнь». Среди них чудесные «Весна была просто тобой, / И лето — с грехом пополам…» и летящие и обжигающие строки, на взгляд Ольги Ивинской, просто шедевры:
Как я трогал тебя! Даже губ моих медьюТрогал так, как трагедией трогают зал.Поцелуй был как лето. Он медлил и медлил,Лишь потом разражалась гроза.
К большому огорчению слушателей радио «Россия» ни Хмелева, ни Константин Поливанов не прочли ни строчки из восторженных писем Пастернака 1921–1924 годов к его первой жене Евгении Лурье. Эти письма в 1998-м опубликовал Евгений Борисович в объемной книге «Существованья ткань сквозная». В письме от 22 декабря 1921 года Пастернак пишет жене: «Твой голос, оставшийся в углах этой тишины, он больше мой, чем твой. Он далекий и темный и самый родной, больше мой. <…> Я тебя долго, долго, продолжительно мучительно нежно целую». В письме от 27–28 мая 1924 года поэт страдает в разлуке:
Нежно любимая моя, я прямо головой мотаю от мучительного действия этих трех слов — я часто так живо вижу тебя и страшно, страшно люблю тебя, до побледненья порывисто. Ах, какое счастье, что это ты у меня есть! Какой был бы ужас, если бы это было у другого, я бы в муках изошелся и кончился.
Но летом 1930 года в поселке Ирпень под Киевом поэт страстно увлекся женой своего друга, известного пианиста Генриха Нейгауза — Зинаидой Нейгауз, что привело к разрыву с Евгенией Лурье. Эта сжигавшая Пастернака страсть длилась несколько лет. При этом Пастернак продолжает переписку с Евгенией и оказывает ей ежемесячно денежную помощь до самой смерти. Зинаида Николаевна в 1931 году ушла к Пастернаку вместе с двумя сыновьями от Генриха Нейгауза — Адиком и Стасиком.
Однако с конца 1934 года между Пастернаком и Зинаидой возник разлад. Об этом пишет в своих воспоминаниях актриса и поэтесса Вера Звягинцева (1894–1972), учредившая в 20-х годах вместе с Софьей Парнок, Пастернаком и другими поэтами поэтический журнал «Узел». В интереснейшей книге Натальи Громовой «Узел», увлекательное предисловие к которой написал известный поэт Наум Коржавин, приведена запись из дневника Веры Звягинцевой:
Пастернак всегда рассказывал мне о своих личных делах. В день митинга, после убийства Кирова (декабрь 1934 года. — Б. М.), он вдруг вздумал перевести нашу дружбу на другое. Но я это в страшном перепуге отвела — как это, роман с таким великим? Ночью Пастернак обиженно звонил[308].
После смерти сына Адика в 1945 году Зинаида, как она написала в своих воспоминаниях, приняла решение прекратить супружеские отношения с Пастернаком.
Осенью 1946 года Пастернак встретил в редакции «Нового мира» Ольгу Ивинскую — свою последнюю любовь. Ее облик и черты характера отразились в образе Лары романа «Доктор Живаго». Ей посвящены известные всему миру стихи Юрия Живаго.
В упомянутой радиопередаче журналистка, согласно подготовленному сценарию, спросила у Константина Поливанова, кто же является прототипом образа Лары в романе «Доктор Живаго» — Зинаида Нейгауз или Ольга Ивинская. Поливанов дает пространный ответ, утверждая, что это несомненно Зинаида Николаевна. И вместе с ведущей передачи они заключают, что главной женщиной для Пастернака всегда являлась Зинаида Нейгауз.
Прослушав запись этой передачи, миротворица Ирина Емельянова с досадой заметила:
— Уж Костя Поливанов не понаслышке знает, когда какая женщина была для Пастернака любимой. Но приглашение на радио обязывает говорить то, что требует заказчик. Из выборочного круга цитат и подтекста вопросов так и торчат уши РГАЛИ. Остается только сожалеть, что страдает истина, но благосклонность РГАЛИ и доступ к архивам Поливанову дороже истины.
Митя отреагировал на тенденциозность этой передачи на радио «Россия» кратко:
— Пастернак о таких «друзьях» провидчески сказал:
Ведь в этом виден Божий перст,И нету вам иной дороги,Как по приемным министерствУпорно обивать пороги.
Константин Поливанов хорошо знал от своего отца Михаила Поливанова об отношениях Пастернака и Зинаиды. После первых лет страстного увлечения красавицей со статью Пастернак разочарован жизнью с Зинаидой. Об эпизоде с Верой Звягинцевой в 1934 году уже сказано выше. Летом 1935-го, возвращаясь из Парижа с конгресса писателей, где состоялась «невстреча» Пастернака с Мариной Цветаевой, Борис Леонидович остается в Ленинграде. Поэт поселился у своей двоюродной сестры Ольги Фрейденберг. Он часто приходит к Ахматовой, делает ей в очередной раз предложение выйти за него замуж, не хочет ехать в Москву к Зинаиде. Ахматова приводит слова Пастернака о Зинаиде:
Пастернак говорил о Зине при Нине Антоновне, которую едва знал. Мы с Ниной друг на друга глаз поднять не смели — так было неловко. «Это паркетная буря, побывавшая у парикмахера и набравшаяся пошлости». Точно, не правда ли?[309]
Пастернак так неприглядно выразился о Зинаиде при самой близкой подруге Ахматовой с лицейских лет Нине Ольшевской[310]. Невероятно, но такие грубые слова сказал Пастернак о женщине, якобы самой главной в жизни поэта, как это утверждали Борис Ливанов, Константин Поливанов и Ко.
Митя обратил мое внимание:
— Как надо поэту презирать женщину, чтобы сказать о ней «паркетная буря, набравшаяся пошлости»? Ведь для Пастернака святыми в жизни были «Бог, женщина…».
О трепетном отношении к женщине Пастернака, не позволявшего себе даже намека на грубость или насилие по отношению к ней, известно из многих воспоминаний. В книге «Узел» описан эпизод, имевший место в 1917 году, когда Пастернак пришел к Елене Виноград, в которую был влюблен, чтобы пойти с ней на прогулку. Елена пишет:
«Я подошла к двери, собираясь выйти, но он держал дверь и улыбался. Тогда так сблизились наши чуб и челка. Я просто сказала с укоризной: Боря!.. и дверь тут же открылась».
В 1935 году Зинаида вынуждена была приехать в Ленинград, чтобы доставить Пастернака в Москву. Поливанов знает, что в автобиографическом очерке Пастернак описал события 1937 года:
Зина, находясь в положении, валялась в ногах и умоляла подписать расстрельное письмо на Тухачевского, Якира и других героев Гражданской войны, которое привез мне Ставский. Я в гневе отверг это требование и заявил Зине: «Ребенок, который родится не от меня, а от человека с иными взглядами, мне не нужен, пусть гибнет». В это время под окном дачи сидел доносчик из органов и записывал все речи.
Об этом случае Пастернак говорил и с Зоей Маслениковой, что отражено в ее дневнике.
В начале 1941 года у Пастернака был полный разлад с Зинаидой, и он принял решение о разводе, о чем писал сестре Ольге в Ленинград, но начавшаяся война развод остановила. Во время эвакуации в 1942–1943 годах в Чистополе Пастернак с Зинаидой практически жили отдельно, и он был лишен заботы с ее стороны. Наталья Громова в интересной книге «Эвакуация идет» приводит эпизод из воспоминаний Ольги Дзюбинской, находившейся в чистопольской эвакуации:
Мы с Пастернаком сидели на берегу с утра, нас назначили караульщиками. <…> Жара была изнуряющей. <…> Замечаю, что он изнемогает в своем коричневом зимнем костюме. И вырывается глупая фраза:
— Борис Леонидович, а вы бы сняли пиджак.
В ответ слышу:
— Вы знаете, я бы с удовольствием, но у меня такая рваная рубашка…[311]
После смерти Сталина в марте 1953 года Зинаида требовала от Пастернака написать оду памяти ушедшего вождя всего прогрессивного человечества, но Борис Леонидович отверг это дикое требование восхвалять убийцу. Главная, по мнению Поливанова, женщина, Зинаида, в период нобелевской травли Пастернака сообщила ему: «Нам с Леней придется отречься от тебя, ты понимаешь, конечно, что это будет только официально».
В сентябре 1959 года Пастернак пишет к Жаклин во Францию о Зине: «Она мне как дочь, как последний ребенок. 51 ее люблю, как ее любила бы мать, скончавшаяся в незапамятные времена».
Конечно, все эти свидетельства в передаче на радио «Россия» не прозвучали. Поливанов, как и другие советские пастернаковеды, не исполнил завет Пастернака: «Не говорите за меня. Дайте говорить мне самому. Моим письмам и произведениям».
Поливанов не приводит текста письма Пастернака о Ларе романа «Доктор Живаго», которое Борис Леонидович поспал 1 ноября 1957 года сестре в Англию: «Ольга Ивинская — Лара романа, перенесшая четырехлетнее тюремное заключение, поскольку была моим самым близким другом. Она невообразимо много делает для меня. Это единственная душа, с кем я обсуждаю, что такое бремя века, что надо сделать, подумать, написать».