существующую предварительно, без всяких дальнейших условий. Прежде чем здесь исследовать характер обиды, нужно еще сначала установить, в порядке ли и допустимы ли те соглашения, которые связывают волю.
До введения особых соглашений, в сущности, нет еще никакой социоэлитарности. Каждая личность стоит отдельно, сама по себе, с оружием или без оружия, и по отношению к другой личности должна смотреть только, чтобы эта личность, при использовании своей свободы, ни сама не провинилась в нарушениях чужих прав, ни со своей стороны не терпела подобных же нарушений. Помехи и исключения единственное, что важно в этой стадии отношений. Настоящая и потому позитивная социальность начинается тотчас вместе со всяким определенно выраженным или молчаливым соглашением насчет ближайших взаимных отношений.
Посмотрим прежде всего, какую форму может принять такое соглашение по отношению к оружию. Если обе стороны или только одна из них хищны и властолюбивы, то это повлечет с обеих сторон возможно большее вооружение средствами нападения и обороны. Как только один захочет покорить другого и станет увеличивать средства нападения, угрожаемый, для охраны своей свободы, должен увеличить свои оборонительные средства; и в битве оборонительные и наступательные орудия довольно часто нельзя бывает отделить друг от друга.
Дуалистически-схематическая картина, которую мы здесь имеем в виду по отношению к двум изолированно мыслимым лицам, есть в то же время точный образ основных черт в поведении современных народов.
Если же, в полную противоположность сказанному, представим себе, что оба упомянутых индивидуума настроены правомерно и мирно, то между ними, конечно, могут возникать иногда разногласия и конфликты, а при случае будут даже соблазны к насилиям, но здесь, по предположению, будет преобладать добрая вера и известная, щадящая друг друга умеренность, так как руководят лицами не злобные намерения, а только представления о праве. О систематическом, непрерывно возрастающем вооружении при таком предположении не будет и речи. Вооружаются только против преднамеренного врага и, наоборот, радуются, находя в другом лице вместо врага – товарища. Подлинная и обеспеченная против опасностей общественность зависит от этого принципиально невраждебного поведения и всегда расширяется лишь настолько, насколько уважается и охраняется действительное право.
Дальнейшее следствие для положений, связанных с вооружением, получается тогда, когда мы допустим, что оба лица имеют – внутри или где-нибудь вне их сферы деятельности – общего врага. Тогда оба они нуждаются в вооружении, но не в такой мере, как если бы каждый был открыт нападению отдельно, сам по себе. Во всяком случае, так как целью служит общая самооборона, а не общий разбой, то получается уменьшение вооружения. Если на месте двух будет многочисленная толпа, внутри которой тоже приходится считаться с неправомерно поступающими индивидуумами, то исполнительные вооруженные органы могут принять форму всюду поставленной полицейской охраны, и придется позаботиться только о том, чтобы, как это обыкновенно бывает, такое разделение функций не сделалось при случае опасным для безоружных людей. Резерв достаточной физической силы сопротивления, который превзошел бы в случае нужды силу всех технически вооруженных, – такой резерв остается неустранимым требованием, если не хотят, чтобы специализированное право носить оружие, т. е. чтобы разделение функций в области вооружения повлекло за собой опасность порабощения в какой-либо её форме.
Согласно со всем сказанным, регулирование вооруженности общества в физическом отношении наиболее важно. Преобладающим элементом во всей предшествующей истории является вообще не социоэлитарность, но насилие и порабощение одного другим. Идеалом же будущего должен быть действительно общественный, т. е. правомерно-социальный порядок в области вооружения. Но как найти выход из нынешнего права на вооруженное холопство к лучшей форме и перебросить мост через пропасть, зияющую теперь между двумя возможными формами – бесправием и правом? Нынешняя масса вооруженных холопов только на время получает в руки оружие, именно при условии действовать только в виде организованной толпы солдат, и притом главным образом под командой вождей, которые образуют большей частью наследственное, обособленное сословие. Но если бы при фактически существующих качествах масс пожелали ввести управление вооруженным аппаратом снизу, а не сверху, то ближайшим результатом этого явилось бы только хаотическое состояние разбоя.
3. Вот почему проблема вооружения есть наиболее трудная из всех проблем, ибо применение насилия и закономерность отнюдь не могут покрывать друг друга. Лишь поскольку действие грубой силы является обороной, возмездием или иной правильно примененной экзекуцией, может оно, хотя и то не вполне, согласоваться с подлинным правом. Всегда худо, если приходится апеллировать к силе и не остается никакой иной возможности, кроме этой. Если же к ходу вещей примешивается еще насилие разбойничьей инициативы, то этим пускается в дело наиболее резкая противоположность всякой общественности, какую только можно себе вообразить; значит, нечего удивляться, что система хищных зверей остается основной формой, так сказать, государственной зоологии, как во внутренней, так и во внешней политике. Все объясняется весьма натурально, если для человека в основу положить просто зоологическую систему. Тогда в виде противоинстанций будут служить только исключения хорошего рода. Но мы именно и опираемся на такие исключения, от их умножения мы и ожидаем лучших шансов для будущего; и значило бы усомниться во всем, если бы мы сочли невозможным побороть преобладавший до сих пор ход истории и соответствующие ему черты современности.
В книге «Вооружение, капитал, труд» уже сделано указание на рационально-оформленный антимилитаризм, который не знает безусловного, слепого повиновения. В настоящем же нашем изложении можно напомнить, что проблема вооружения не должна быть отделяема от прочих общественных задач. С массой, как она есть теперь, даже вообще с людьми и сословиями, какими они представляются в настоящее время, проблема остается неразрешимой. Решению её мешают не только грубость и холопство, но и хищничество и властолюбие, причем эти качества распространены в самых различных слоях вплоть до самых глубин масс.
Но представим себе, что распролетаризация общества и избавление его от раздувшегося богатства сделали уже некоторые успехи; тогда соответствующие состояния будут уже более способны ввести у себя некоторое улучшение в области права носить оружие. Если, кроме того, еще будет устранен грабеж чужих стран и если откажутся от колониального хищничества, т. е. если в сношения с другими народами будут введены некоторые хотя бы лучшие принципы и манеры, тогда и внутри государств появятся, ко всему прочему, более сносные приемы поведения; тогда не будет уже казаться чудовищным, если на место традиционного военного принуждения и солдатской повинности будут установлены более свободные отношения, т. е. если в постановку военного дела будет введена социальность. Разумеется, предварительно должны быть уничтожены различные сословные предрассудки, особенно те, которые исходят от хищных элементов и их хищнических действий. Где настроение не хочет или не может измениться, там из соответственных областей должны бы быть удалены неподходящие личности.
В