себе левобережную Украину. Он вызвал чс левой стороны Днепра
и своих Козаков, и присланную ему от силистрийского паши
белгородскую орду. Но едва только вышли с левой стороны дорошен-
ковы козаки и татары, городки, прежде державшиеся Дорошенка, стали сдаваться Многогрешному и присягать на подданство мос-
181
ковскому государю. Так поступили гадячане, рашевцы, лохвичане, лубенцы, сорочанчане, бурченцы, лютенчане, сенчане, лукомляне, оржичане, боромцы, пирятинцы. Их посланцы перед святым
евангелием произнесли присягу и целовали крест на верное и
неотступное подданство законному государю в батуринской церкви
св. Николая, и об этом известил гетман царя через генерального
асаула Гвинтовку, в начале 1670 года.
Весною того же года городки левобережной Украины
продолжали один за другим сдаваться Демьяну, и в половине апреля
он извещал царя, что уже прчти вся левобережная страна
склонилась в подданство великому государю; он просил указать, где
ему иметь гетманскую резиденцию, в Гадяче ли, где она была
при Бруховецком, или в Батурине, где находился тогда Демьян
сам. Гетман также просил прислать московских стрельцов, которые бы находились при нем безотлучно для оберегания гетманской
особы, потому что иначе, при непостоянстве и шатости
малороссийского народа, он не может быть безопасен. 2-го мая на эту
челобитную последовал царский указ, что гетман может жить, где
пожелает, но лучше было бы, если бы он остался в Батурине. С
тех пор Батурин стал постоянною резиденциею гетмана, что и
продолжалось вплоть до измены Мазепы. На просьбу Демьяна
послали ему приказ московских стрельцов под начальством Ко-
лупанова, с тем, что Многогрешный обязан был давать им
содержание. С той поры вошло в обычай посылать гетману
великороссийских стрельцов для составления около него отряда
телохранителей: это было подручно московской политике, потому
что стрелецкие начальники вместе с тем могли и надсматривать
над поведением гетмана. В конце мая и полтавский полковник
Федор Жученко, недавно избранный, принес от имени полка
своего присягу царю на верность в батуринской церкви св. Николая.
Несмотря на успехи, гетман должен был постоянно опасаться
и явных, и тайных врагов. Беспокоил Многогрешного Ханенко
тем, что, живучи в Сече, именовался гетманом Войска
Запорожского и посылал своего посланца, запорожца Степана Обиду, в
Москву с уверением, что ему удалось вынудить у крымского
хана, как у союзника запорожцев, обещание быть готовым на
войну против царских недругов. В Москве приняли это
посольство милостиво. Ханенковы известия имели вид правды, потому
что царский гонец Порсуков, посланный в Турцию, сообщал, что крымский царь Адиль-Гирей объявил турецкому султану: готов он с своей стороны заключить с московским государем
мир и освободить Шереметева и других московских пленников, содержавшихся в Крыму, пусть только московский царь
обяжется платить хану каждогодную дань. Многогрешный опасался, чтоб Ханенко таким образом не оказал Москве важных услуг, 182
через то не подделался бы в милость и потом не свергнул бы
Демьяна с гетманства.
Но чувствительнее его поразила интрига, подведенная против
него в Константинополе. После избрания Многогрешного в
гетманы, Роман Ракушка, бывший при Бруховецком войсковым
дозорщиком в Нежине, ушел на правый берег Днепра, подделался к
митрополиту Иосифу и был поставлен от него в священнический
сан. Отправился он после того в Царьград с рекомендацией) митрополита, явился к цареградскому патриарху Мефодию в сане
брацлавского протопопа”, под именем Романовского, жаловался на
гетмана Демьяна, что тот ограбил его - завладел его домом в
местечке Погаре. Какими-то путями Романовский вкрался в
доверие патриарха Мефодия до того, что выхлопотал от его имени
неблагословенную грамоту на Многогрешного. Он прислал один
список ее прямо гетману нарочно, чтоб раздразнить его; вместе
с тем послал он в Украину разным лицам еще несколько списков
той же грамоты, все для того, чтоб возбудить о гетмане дурную
молву в народе. Гетман через протопопа Адамовича, ездившего в
Москву в июле месяце, просил у государя ходатайства пред
патриархом о снятии с него неблагословения. Вместе с тем Демьян
Игнатович просил государя не верить, если бы Дорошенко, Су-
ховеенко, Ханенко или сумский полковник Кондратьев, его враги, стали писать, что он, гетман, царю не верен. Гетман умолял
охранять его царскими ратными людьми, когда бы в Малороссии
дошло дело до открытой вражды к нему и, в крайнем случае, просил даровать ему убежище в великороссийском крае, а не
выдавать его головою врагам. От царя последовал такой ответ: <вы людским ссорам не верьте, а если бы кто гетмана Демьяна
Игнатовича похотел оболговати, то я тому верить не буду, и всякие
листы о том, откуда бы они были присланы, укажу скорыми
гонцы к нему, гетману, отсылать, потому что я знаю, что гетман
мне верен, и архиепископ Лазарь, благочестивый и ученый
человек, мне также верен>. По поводу неблагословенной грамоты
патриаршей послана была к патриарху Мефодию грамота от царя
Алексея Михайловича. В ней объяснялось, что Романовский
обвинял Многогрешного неправильно: Демьян Игнатович не грабил
его и дома у него в Погаре не отнимал, а потерял Романовский
свое достояние в то смутное время, когда малороссийские жители, с подущения изменника Бруховецкого, произвели междоусобие, избивали и изгоняли великороссийских воевод и ратных людей.
Царь Алексей Михайлович просил патриарха снять с гетмана
Демьяна неосмотрительно наложенную клятву и вперед по изветам
подобного рода ни на кого из его подданных не налагать клятвы.
Между тем в Польше прекратилось междуцарствие.
Избирательный сейм, на который и -Дорошенко посылал послов с тре-
183
бованиями, возвел преемником отрекшемуся от престола
Яну-Казимиру Михаила Вишневецкого, сына знаменитого Иеремии. Ха-
ненко искал сближения с Польшею, надеясь получить там опору
против Дорошенка. Польша находилась тогда в примирении е
Москвою, и между обеими державами, казалось, все более и более
укреплялись дружеские отношения. Таким образом, Ханенко, опираясь разом на покровительство Польши и Москвы, мог тогда
иметь большие надежды и сделаться опасным Дорошенку.
Сообразив это, Дорошенко рассчел, что ему до поры до времени не
удастся расссорить Москву с Польшею, а потому не следует еще
разрывать окончательно связи с Польшею. Не прекращал он
сношений и с Турциею и отправил к турецкому государю послами
Белогруда и Портянку и чрез них повторял уверения в желании
склониться под высокую руку турецкого монарха; но разом
отправил он и в Польшу послами Петрановского и Тарасенка с
проектом примирения Войска Запорожского с Польшею.
Коронный гетман Собеский известил Дорошенка, что rfo этому вопросу
назначенная комиссия будет отправляться в Остроге; пусть гетман
Дорошенко снарядит туда своих депутатов. Дорошенко назначил
на эту комиссию генерального писаря Вуеховича и бывшего
генерального судью Гапоновича. Первым делом этих посланцев, по
научению Дорошенка, было потребовать у гетмана Собеского от
поляков для Козаков <заставы>, т. е. заложников безопасности ко-
зацких послов.
<Вы, - отвечал Собеский, - сноситесь и с царем
московским, и с турецким султаном, и с крымским ханом, и от них
заставы не требуете, отчего же своему наследственному монарху
не верить?>
Но Дорошенко требовал заложников потому, что ему выгодно
было тянуть время. Он требовал, чтоб этими заложниками были
гнезненский архиепископ и иные самые знатные особы; поляки
не соглашались, а Дорошенко без заложников не отпускал своих
послов на комиссию. Наконец, порешили начать переговоры
письменно, и Дорошенко послал проект договора, какой мог по его
видам состояться на комиссии. Проект этот был им подписан
10-го мая 1670 года. Это собственно наказ назначенным от
гетмана козацким комиссарам Вуеховичу и Гапоновичу. Из него
видно, что Дорошенко, некогда сподвижник и соумышленник Выгов-
екого, и теперь держался основ, создавших в оное время
неудачный Гадячский договор; только опыт прошедших после того