Читать интересную книгу Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира - Розалин Майлз

священных писаний. Не менее разрушительными для традиционной христианской веры стали геологические открытия, которые, начиная с публикации в 1830 году «Принципов геологии» Чарльза Лайеля, перевернули мир, предоставив неопровержимые свидетельства, что библейский рассказ о творении – всего лишь миф. Еще один смертельный удар нанес истории о творении «Человек-Обезьяна» Чарлз Дарвин, показавший, что человек – вовсе не уникальное творение Божьих рук; он эволюционировал постепенно, со временем, точно так же, как и другие животные. Под градом ударов от историков, лингвистов, геологов, дарвинистов к 1850 году уже ни один разумный человек не мог верить, как всего десять или двадцать лет назад, что Библия с ее проповедью мужского превосходства – буквальная истина. Почуяв кровь, феминистические мыслительницы бросились в яростную атаку. Как вообще возможно, спрашивали они, строить теорию мужского превосходства на рассказе о том, как Адам сперва бездумно подчинился Еве, а потом хныкал и валил всю вину на нее?

Нападения на христианство за унижение женщины градом сыпались со всех сторон, как, например, эта тирада, прозвучавшая в 1876 году из самого сердца католической Европы – из Италии:

Женщины должны освободиться от влияния Церкви, и с новой культурой… они смогут и сами перестать верить, и перестать учить своих детей, тормозя развитие их разума, тому, что дождь нам посылает Иисус, что гром – знак божественного гнева и угрозы и что хороший или дурной урожай следует приписывать воле Провидения[354].

Однако самые радикальные атаки доносились из Америки, где Элизабет Кейди Стэнтон и Сьюзен Энтони были едины в убеждении, что именно Библия на протяжении двух тысячелетий тяжелым камнем лежала на пути женщин к свободе и процветанию. Для Стэнтон Ветхий Завет был не более чем «простой историей невежественного, малоразвитого народа», из которой мужчинам, желающим властвовать над женщинами, удалось извлечь «небесное одобрение» своим притязаниям. Женщины не в силах были осознать суть и объем этого космического обмана, пока не вышла в свет «Женская Библия» (1895–1898). Тысячи лет Бог облекал антифеминизм в мантию авторитетности и респектабельности, но пробил час – и седовласый патриарх оказался голым королем.

Отказ феминисток от того презрительного взгляда на женщин, что сумело навязать столь многим народам христианство, имел важные последствия для еще одной ключевой темы борьбы за женские права: права на образование. Невежество женщин увязывалось с христианскими догматами: грех Евы состоял в том, что она вожделела плода с древа познания – значит, в наказание должна быть навеки его лишена. Именно такое отношение, не подвергавшееся сомнениям в течение веков, привело к тому, что миллионы женщин росли и умирали во тьме невежества, еще и постоянно слыша обвинения в глупости. «Нас растят в самом грубом невежестве, и для подавления нашего природного разума используются все возможные средства», – горько жаловалась в XVIII веке леди Мэри Уортли-Монтегю[355].

К концу этого столетия протесты против того, что предлагалось женщинам вместо образования, сделались широко распространены. «В наш порочный век большинство полагает, что женщина достаточно мудра и учена, если умеет отличать постель мужа от чужих постелей», – с характерным для нее едким остроумием отмечала одна из зачинательниц женского образования Ханна Вулли. Впрочем, прецедентов женской образованности было немного, и они не слишком ободряли. Несмотря на многовековую западную традицию «ученых дам», их успехи оставались чисто индивидуальными и носили характер редких диковинок: талантливейших сестер д’Андреа, ставших юристами в Италии XIV века, учил их отец, Катерину Корнаро, королеву Кипрскую XV века – ее братья, Туллию Арагонскую, поэтессу и «жрицу гуманизма» XVI века – ее возлюбленные. Что построишь на таком фундаменте? Не внушали особых надежд и судьбы отдельных «синих чулок» – таких, например, как «саксонская нимфа» Элизабет Элстоб, благодаря «невероятному трудолюбию» достигшая поразительных успехов в изучении англосаксонского языка, однако не сумевшая сохранить основанную ею школу для девочек и умершая в нищете. Хуже всего обернулась попытка Мэри Эстел создать на рубеже XVII–XVIII веков первое в мире женское высшее учебное заведение: поначалу эта идея встретила у королевы Анны поддержку, даже обещание помощи размером в десять тысяч фунтов, но затем столкнулась с таким жестким неприятием, что в течение следующих 150 лет никто ничего подобного не предлагал.

Однако брожение революционных идей вокруг злободневного «женского вопроса» гарантировало, что скоро на повестку дня вернется и вопрос об образовании для девушек. Как изменились взгляды всего за одно поколение, показывает нам один викторианский отец, Томас Гексли, родившийся в том же году, когда Томсон выпустил свое «Воззвание» в пользу несправедливого униженного женского пола:

Не понимаю, о какой прочности прогресса можно говорить, пока половина человечества погружена – как девять десятых всех нынешних женщин – во тьму самого суеверного невежества; желая доказать, что мои идеи не расходятся с жизнью, я твердо решил… преподать своим дочерям такое же знание естественных наук, какое получат их братья… Так, во всяком случае, они не вырастут ловушками для мужчин на брачном рынке.[356]

Влияние таких мужчин, чьи просвещенные взгляды помещали их в славный ряд имен, восходящий к Коттону Мэзеру, сэру Томасу Мору и Эразму, было неоценимо. Например, Барбара Бодишон, прочтя в 1865 году первую в жизни статью о праве голоса для женщин, была так захвачена этой идеей, что впоследствии стала одной из ключевых фигур европейского суфражизма и помогла основать кембриджский Гёртон-колледж. Но этого не произошло бы, не будь ее отец прогрессивным человеком, сторонником женского образования, который, как и Гексли, позаботился о том, чтобы его дочь получала знания на равных с сыном.

И все же настоящий прорыв, как и в случае с суфражизмом, произошел, когда борьбой за свое право занялись сами женщины. Их достижения – с 1821 года, когда Эмма Уиллард открыла первую в США женскую высшую школу «Трой Фимейл Семинари», и до 1893 года, когда мисс Бил основала в Оксфорде женский колледж святой Хильды – не уместить ни в одном календаре. И все эти успехи были достигнуты в жестокой борьбе – не только с противниками женского образования, но порой и между самими реформаторами. Некоторые, как американка Кэтрин Бичер, пламенно верили в традиционную роль женщины и требовали учить девочек «науке домашнего хозяйства», чтобы подготовить к семейной жизни. Другие, как Эмили Дэвис, основательница Гёртон-колледжа, с неуклонной решимостью настаивали на том, чтобы студентки имели те же возможности и отвечали тем же требованиям, что и студенты-мужчины. Время и практика помогли преодолеть эти разногласия. Взрывной рост женских учебных заведений не остался исключительно англо-американским делом: начиная с 1860-х годов, Лирмонт Уайт Делримпл в Новой Зеландии, Каллиопи Кехайя в Греции, Пандита Рамабай в Индии, Мария Трубникова в России, вместе с бесчисленными другими женщинами, трудились над созданием системы женского образования на всех уровнях, от детского сада до высшей школы.

С появлением студенток, получающих высшее образование (а женщины-реформаторы ясно дали понять: если мужчины не допустят женщин к себе в университеты, они создадут свои собственные!), сделалось невозможно отказывать женщинам и в праве на работу по специальности. Если мужчины-доктора недоумевали, почему женщины хотят становиться врачами, а не медсестрами, аспирантки всегда готовы были им объяснить: «Разумеется, я предпочту получать не двадцать фунтов в год, а тысячу», – заметила первая британская женщина-врач Элизабет Гаррет Андерсон[357]. Впрочем, за этой сухой прямотой скрывался феминистический идеализм. Гаррет Андерсон начала мечтать о врачебной карьере, побывав на лекции Элизабет Блэкуэлл, первой женщины-врача в Америке; как и Блэкуэлл, она неустанно использовала свое влияние для разнообразной помощи женщинам, поддерживала суфражизм, помогала женщинам, идущим в медицину, и в конце концов в 1908 году стала первой в Англии женщиной-мэром, возглавив город Олдборо в графстве Суффолк.

Невероятное присутствие духа и убежденность в своей правоте требовались этим женщинам, чтобы противостоять арьергардным боям, не дававшим им покоя на каждом шагу. Австралийская женщина-врач Харриет Клисби много лет пыталась получить диплом и в Европе, и в Америке, и наконец получила его в 1865 году в возрасте тридцати пяти лет. Но не всегда Америка бывала гостеприимна к женщинам, мечтающим о медицинском образовании: в 1850 году, когда декан Гарварда Оливер Уэнделл Холмс лично пригласил в свое учебное заведение Харриет Хант, возмущенные студенты, устроив демонстрации против такого «принесения в жертву женской скромности», заставили ее уйти – и не вернуться.

Даже после получения диплома не прекращались обструкции и унижения, с которыми приходилось сталкиваться женщинам-медикам. Чтобы стать первой женщиной-врачом в Венгрии, Вильме Хугоннаи-Варте пришлось пройти курсы продвинутой латыни и математики, поработать медсестрой у профессора медицинской школы, опубликовать две диссертации, сдать особый устный экзамен; все это – в дополнение к обычному учебному курсу, обязательному для мужчин. А когда