— Ну и чего я должен был понять?
— А то, что не равняй себя со мной. Что тебе на пользу, кровопускания или, там, колотушки, то мне, смиренному подвижнику, не к добру.
— А я думаю, — отрезал Дунт, — что из нас двоих ты куда больше похож на скотину, только о жратве и думаешь. Зато я — истинный подвижник, сколько лет терплю твое нытье и жалобы, и ни разу не обошелся с тобой так, как ты, неблагодарное животное, заслуживаешь.
— Ах, так? Ты — подвижник? Да это я угодный Гилфингу чудотворец! Взирай, как мои проповеди возбудили доброту этого дикого варвара Рогли! От нас ушел драккар с десятком дружинников Гоегора, а сей кровожадный разбойник не гонится за ними, хотя под парусом мог настигнуть без труда.
Ингви, который с улыбкой слушал беседу благочестивых монахов, окликнул конунга:
— Эй, Рогли! А почему ты не погнался за вторым драккаром? Они же ушли на веслах в подветренную сторону, мы могли их настичь.
Толстяк вздохнул.
— Эх, конунг Ингви… Я думаю, если эти свинопасы осмелились напасть на нас всего лишь с двумя кораблями, то наверняка где-то поблизости их дружки. Лучше уйти… хотя, конечно, Морской Царь был бы нынче мной недоволен. Но мы все равно нынче вечером выпьем за удачу и отвагу истинных сынов моря. Я думаю, нужно сложить новую песню, о том, как Толстяк Рогли отважно бился с двумя драккарами и победил.
— Значит, сегодня проповедей не будет, — кивнул Тонвер. — Именно так говорил блаженный Игос, если на постоялом дворе его соглашались кормить за так.
Тут один из разбойников крикнул, что на горизонте показался парус. Все засуетились, кто хватал оружие, кто вглядывался из-под ладони в чужой корабль.
— Гоегоровы углежоги, — заметил Рогли. — Я же говорил, что их здесь будет полно…
Конунг пошел на корму, и велел переложить руль, меняя курс — драккар сворачивал ближе к берегу, чтобы удаляться от чужого паруса, который показался мористей. Корабль Гоегора не стал преследовать — принял за своих, по-видимому. На таком расстоянии чужаки могли разглядеть только парус — светлый, украшенный круглой красной харей, символизирующей солнце. Конунг Северных островов придерживался солярного культа предков.
— На север нужно идти, — заявил Толстяк. — И быстрей. Не то от уцелевших дровосеков их дружки узнают, под каким мы парусом, тогда будет плохо.
Когда чужой парус скрылся вдали, Толстяк снова сменил курс — теперь их судно снова шло на северо-запад, удаляясь от берега. Именно сейчас они проходили мористей Энмара, на севере были отмели Мокрых Камней. Рогли хотел обойти опасные места…
* * *
Вечером северяне устроили пир. Пиво в бочонке оказалось отвратительным — во всяком случае, на вкус Ингви. Чтобы не обижать Рогли, который потчевал от чистого сердца, демон сделал глоток. Ннаонна, поглядев на его гримасу, даже пытаться не стала, да ей бы наверняка не позволил защитный амулет. Зато Кари хлебал с видимым удовольствием, да и монахи налегали на кислый напиток.
Когда ковш опорожнили в первый раз, началась похвальба. Монахам не пришлось вспоминать «Жития блаженных», так как обычай требовал, чтоб после доброй драки морские разбойники проявили себя поэтами и сказителями. Чтобы продемонстрировали, что словом владеют не хуже, чем оружием. Стихи, разумеется, были белые и нескладные, рифма и размер играли куда меньшую роль, чем энтузиазм сочинителей и слушателей.
Все попеременно орали незамысловатым речитативом куплеты вроде:
«Нынче утопли в пучинеЛюди конунга Гоегора.Если б, как прежде, доили коров,Были бы живы!»
Отсутствие рифмы певцам вовсе не мешало. Веселье продолжалось полночи, потом как-то само собой все утихло, разбойники стали засыпать. Наутро Рогли разбудил своих моряков пинками и отправил ставить парус. Конунг считал, что за ночь их отнесло к северу и Мокрые Камни слишком близко. Предстояло пройти под боковым ветром на северо-запад, для поредевшей команды это было непростой, хотя и привычной работой.
Сперва северяне привыкали к новому кораблю, изучали его повадки, по очереди принимались ругать, поминая добрым словом прежний драккар. Потом браниться надоело, разбойники притихли.
От Ингви и его людей ничего не требовалось, так что демон с чистой совестью завалился отдыхать. Больше в море заняться было нечем, а свернутый полосатый парус, уложенный на палубе между банок, оказался отличным ложем.
Разбудили короля тревожные крики северян. Справа по ходу показались темные паруса. Бирема. Если огромное энмарское судно заметили северяне, то и наблюдатель с высокой мачты должен был увидеть драккар. Сперва северяне забеспокоились, не погонится ли за ними страшная бирема, но энмарцы не сменили курса и не поставили дополнительных парусов. Корабли разошлись, так и не сблизившись.
Когда тревога миновала, Ингви снова завалился спать. Однако задремать он не успел, явился поговорить конунг Рогли.
— Вот что, Ингви… — неуверенно начал Толстяк. — Мы вот идем. Ну, под парусом, выходит, идем.
— Ага.
— Так ты это, не говори никому, что мы парус не сменили. Если бы я старый парус в полоску поставил, быть бы беде. Точно говорю. Если бы даже гоегоровы плотники не рискнули напасть, так энмарец бы наверняка погнался.
— Да, я понимаю. Ты правильно сделал.
— Правильно, а как же! — Рогли обрадовался, встретив понимание. — Куда бы мы против них? Нас маловато, да ранены многие. Только обычай не велит парус чужой ставить. Мы вот в обход Мокрых Камней на север уйдем, потом полуостров минуем, где имперские люди живут. А там я парус поменяю на наш, старый. Другим добрым мужам под полосатым парусом покажусь. И никому не скажу, что схитрил, и ты не говори, а?
— Нет, я не скажу. Обмануть людей Гоегора и энмарских моряков — это хорошо.
— Вот, и я о том же! Хорошо, да обычай не велит.
— Нет, я никому не буду рассказывать — подтвердил Ингви. — К тому же я не поплыву с тобой на север. Мне нужно в Ливду, верней не в саму Ливду, а в Семь Башен. Это такие развалины неподалеку от города.
Рогли поскреб бороду.
— К Ливде мне идти не с руки. Пока ты со мной, я спокоен, но потом мне на север, а кругом эти, как их… галеры!
— А, имперские корабли!
— Да, имперские. Дрянной обычай у них, к веслам цепями приковать. Скверный обычай. Опасно с ними встречаться, когда у тебя людей мало. Это же с Энмаром Гоегор сговорился, энмарцы его паруса знают и не трогают, а имперские — кто их знает? Убережет ли гоегоров парус?
— Я понял, Рогли, — кивнул демон. — Что-нибудь придумаем.
* * *
Путь на север, если не считать схватку с людьми Гоегора, оказался приключением довольно скучным и уж во всяком случае, однообразным. Четыре дня длилось плавание к западу от Мокрых Камней, когда не было ничего — ни берегов, ни чужого паруса. Здесь, в океане, небо очистилось, не стало дымки, которую ветер гнал к мокрогорским берегам. Ингви спал, Тонвер с Дунтом вели богословские споры, Аньг, как обычно, мечтал. Никлис маялся без алкоголя и нудил, что, дескать, в Альхелле жизнь была отличная, и преступники ловились исправно, и вообще, как ни гляди, прекрасно было…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});