бабушке не соврал, реально мужик подходил песни дарил, в ВУОАПе уже зарегистрировано, будет авторские получать.
— Вторая прямо не хуже твоей, — похвалила Екатерина Алексеевна.
— На всю страну прогремит, — пообещал я.
— У тебя всё гремит! — фыркнула она. — Как родители? Отдыхают?
— Из Каира звонили позавчера, — ответил я. — Нравится, говорят. Скоро вернутся уже.
Соскучился, но немножко жаль — понравилось одному жить.
— Ну и хорошо! Сестренка как? — продолжила она проявлять заботу.
— Растет, кушает, какает, уже умеет сидеть, — кратко отчитался я.
— А кто тебе, Сережа, разрешил без прав за руль садиться? — перешла она тон «бабушкин ругательный».
— Николай Анисимович Щелоков! — жизнерадостно ответил я. — МВД наконец-то доделало мне должностные права и обязанности, и право реквизировать и управлять любым гражданским, МВДшным и КГБшным транспортом там есть.
Фурцева зависла. Краснеет поди сидит!
— Но в ситуации с Муслимом Магомедовичем я очень виноват, — сымитировал я муки совесть. — Поступил ужасно не по-товарищески и раскаиваюсь всей душой. Клянусь больше никогда не брать чужой автомобиль без служебной необходимости или общечеловеческой просьбы!
Выглянувшая в коридор, одетая в свой легкомысленный китайский халатик из первой нашей встречи Виталина прикрыла рот ладошкой и захихикала — раскаивается он, ага!
— Ты же хороший мальчик, Сереженька, — не могла баба Катя не закрепить успех. — Отличник! Комсомолец! Ну зачем тебе машины угонять? Еще и Виталину Петровну на дурное подбил! Ты не смотри, что она взрослая, я же вижу — молодая девка, глупая. Над ней тоже шефство обязательно возьми — у нее идеологическая подготовка хорошая, но идеала нет!
— Баба Катя говорит, что ты молодая и глупая! — ехидно передал слова главного идеолога страны Вилке, прикрыв микрофон ладонью и отодвинув трубку подальше. — А еще я над тобой шефство должен взять.
Не выдержав, девушка убежала в гостиную, хлопнула дверью и разразилась приглушенным преградой смехом.
— Простите, Екатерина Алексеевна, я же все-таки подросток. Стараюсь изо всех сил, но все равно время от времени глупости прорваться пытаются. Обещаю стать лучше и вести себя осмотрительнее.
Никакого веселья с этим кровавым режимом.
— Лучше — всегда хорошо! — одобрила она и попрощалась.
Ну все, можно дальше с Вилочкой немножко поубивать время до дел.
— Решил по сбитым летчицам пройтись? — решила для профилактики поревновать она, когда мы благополучно осквернили диван, и, частично, ковер в общей комнате, лежа на том самом диване попой вверх, положив подбородок на ладони и покачивая в воздухе ножками.
— Хоть на обоях печатай и на стену, — чисто ради приличий попытался я сбить ее с настроя.
— Нельзя, — отрубила она инициативу.
— Я бы и не стал, — улыбнулся я. — Разве что в секретной комнате, куда можно заходить только мне одному. Но зачем, если у меня есть целая секретная ты? То же относится и к Ведищевой — она, извини, средняя, а ты — одиннадцать из десяти.
Совместив подъем с дивана с эротичными потягушками, она поощрила меня за лояльность:
— С каждым разом всё лучше!
— Достигается упражнениями, — фыркнул я, встал на встречу, поцеловались.
Девушка покосилась на часы и ехидно заметила, плотнее прижавшись бедрами к напрягшемуся органу:
— Нужно ехать!
— Ох, нужно! — вздохнул я, высвобождаясь из ее объятий и нагибаясь за трусами. — Ибо пунктуальность — вежливость королей. Нужно соответствовать!
Переодевшись, поехали в «Пингвин» — общаться с осилившим сценарий трех серий «Электроника» Евгением Велтистовым. А еще — придумал отсутствующую до моего вмешательства повесть про робопса Рэсси, которая в моей реальности появилась только в 71-м. Скоро весь «Электроник» выходит на «Детгизе» большой книгой сразу пятимиллионным тиражом — мелочь, конечно, но больше выбить не получилось.
В сумочке переодевшейся в оранжево-белое полосатое платье с открытыми плечами и подолом до середины коленной чашечки девушки — присланный, впитанный, и, чего уж тут, немножко исправленный черновик сценария. Мне бы еще немножко с режиссером пообщаться, на тему постановки кадров, динамики и акцентов, но не факт, что дадут. Ну и вдруг испорчу — смотреть его будут в 70-м году, когда кино ну совсем другое.
Вошли в кафе, взяли по три шарика мороженого — сентябрь, но еще жарковато — с яблочным соком и уселись ждать писателя. Не опаздывает — мы по-прежнему сверхскоростные.
— В Одессу летим, — с улыбкой порадовал я девушку. — На всю первую неделю октября — на киностудию, раскадровочки смотреть, с товарищами актерами знакомиться, в море купаться, если еще можно будет, само собой — пара встреч с читателями, город-то большой. И по округе немножко проедемся. Ну и в ежедневном режиме старательная проверка котлет и бананов. Товарищ Велтистов и его семья летят с нами, отдохнуть, морем подышать, но их на котлеты мы не позовем.
— Не сидится же тебе, — с улыбкой ответила она.
— Оправдываю многочисленные прогулы школы как могу, — развел я руками и ткнул одной из них в тетеньку средних лет, устало несущую авоську по тротуару. — Из списка.
Знак, «винтилово».
— Как ребята? — спросила Виталина.
— Пока нашел десяток в ЦК, из которых одного желательно дорастить до члена Политбюро, — ответил я. — Но лучше еще немного понаблюдаю. Еще наметил пяток замечательно играющих музыку и имеющих вполне поддающийся исправлению акцент. Это лучше согласовать, и, если не подходят, придется набрать зарубежный ВИА — это кроме «АББЫ» с ловушками, которую мне никак не хотят давать. Ну и так, по мелочи — кого в КГБ пристроить, кого — в милицию. А, ну и четыре художника и двое начинающих поэтов — пока не очень, но навыки же шлифуются.
— «АББУ» тебе не дают, потому что там отсев как у космонавтов, — пояснила Виталина. — Понимаешь степень ответственности? Один «протечет» — все, вся операция насмарку, а СССР — здоровенная оплеуха! «Суперзвезды-шпионы» — как тебе такие заголовки?
— Справедливо, — кивнул я. — Работайте, товарищи.
— Работаем побольше твоего! — фыркнула Вилка и покраснела.
— Какое неосторожно натянутое на себя «мы», — хрюкнул я.
Последние трое суток мы расставались только на время уроков, так что нифига она не работает. Испортил я товарища старшего лейтенанта.
В кафе вошел одетый в костюм товарищ писатель и не без смущения покивал на ведомого им за руку черноволосого пацана-первоклашку в форме октябренка. С улыбкой покивал в ответ — понимаю,