звучали слова: каски, спецовки, сварочные аппараты, заслонки, отводные трубы, замеры, монтаж, бетонщики, такелажники, арматурщики, повестка дня... Олисава с трудом улавливал смысл этих разговоров. Но иногда слова выстраивались в логический ряд.
— Результаты рентген-контроля? Это необходимо крайне. Пока мы варим водопровод, но ведь предстоит варить рециркулирующие! — кричал Руснак. — Мы так не договоримся. Нам нужны строители высокой квалификации и высокой совести. Потому и рентген-контроль. Пусть заново сваривают, учатся работать по высшему классу! Нужны и стройматериалы. Правильно. И строители, и стройматериалы — дефицит. Особенно хорошие строители и... Так давайте беречь ресурсы. А сколько отходов под ногами валяется? Гидроизоляционная пленка, куски кабеля, электроды... Не качественные электроды? Давайте заявку в снаб. Пускай связываются с заводом-изготовителем. Сами, самим надо крутиться! Никто за вас этого делать не станет. У каждого свои заботы, у всех проблемы.
Наконец телефоны угомонились. Руснак поглядел на черный от пота и пыли платок, спрятал его, достал еще один.
— Вы Олисава? — спросил он. После утвердительного кивка гостя распорядился по селектору не соединять с ним никого, хотя бы полчаса. Сказал Владимиру: — Мне Абуладзе говорил. Вы с ним встречались? Где остановились?
Олисава ответил.
— В Чернокаменке? Ясно, наверняка с моим родичем уже знакомы. Уверен, это он вас наслал!
— Я и до встречи с ним... — начал Олисава.
— Мне не надо объяснять, — прервал Руснак и извинился.
— Я хочу... — снова было начал Олисава.
— Извините, Владимир, — заглянул в какую-то записку, — Владимирович, я в курсе ваших проблем.
— Это не мои проблемы, — стал злиться Олисава.
— Не серчайте, это я для скорости. Видите, как плотно живем!
Олисава кивнул, сняв очки, стал протирать их отворотом куртки.
— Скажу, что партком разделяет ваши тревоги.
— А что это меняет?
— А что вы предлагаете? Остановить строительство? Никто не позволит! Остается одно: делать дело в темпе! И нам, и вам. Время еще есть.
— У нас и у вас?
— У нас государственный план. Мы его должны выполнять. А пока что, скажу откровенно, мы его регулярно валим. Сейчас середина лета, а котельную мы должны были сдать еще в декабре прошлого года. Теплотрасса еще не готова. О причинах говорить не стану. Они вас не интересуют. Вам даже на руку наши неурядицы. Добьетесь пересмотра проекта, я только рад буду. И люди тоже. Думаете, не говорим о Досхии? Еще какие дебаты возникают!
— Значит, на ваше мнение я тоже могу сослаться?
— Конечно!
— Анатолий Максимович, мне бы хотелось встретиться с молодежью.
— Ну что же... — Руснак задумался. — Вот как надо сделать. Как раз намечается комсомольское собрание, где тут график? Вот, через неделю. Приходите. Дадим вам слово.
Олисава записал дату собрания.
— Как там старик? Это мой троюродный дядька. Живем рядом, а не виделись уже год.
— Живой, крепкий, — ответил Олисава.
— Это он вас направил? Неугомонная душа! Возраст какой, а по нему и не скажешь. Гроза браконьеров. Вот судьба, так судьба. Садись пиши роман. Зачитаются!
Олисава согласно кивнул головой. Он смотрел на секретаря парткома и думал: «А ведь никто тебе, Володя, не перечит. Этот твой собеседник даже слова тебе сказать не дал. Все наперед знает, пожалуйста, он согласен, что морю можно и нужно помочь, а строит. И построит! Человек дела».
Олисава поднялся. Поднялся и Руснак. Видно было, что собирается сказать еще что-то напоследок. Щелкнул пальцами:
— А не испить ли нам кофею, Владимир Владимирович?
Олисава хотел было отказаться, но Руснак по селектору уже сделал заказ, и через десять минут они пили с необыкновенным привкусом и букетом напиток.
— Чем это вы сдабриваете кофе? — поинтересовался Олисава.
— Секрет фирмы! — засмеялся Руснак. — Но вам, так и быть, откроюсь. Полынь. Немножко полыни. Тонизирует, нервы успокаивает. Вот так...
Владимир возвращался в Чернокаменку, не торопясь, словно погружался вместе с машиной в тихую безбрежную ночь.
Подъезжая к дому отдыха, прежде всего отыскал свое окно. Оно светилось, значит, можно войти. Каково же было удивление Олисавы, когда в кухне он увидел Диану, а не Тритона.
— А где Павел?
— Ваш друг исчез, — сказала Диана и поднялась с табурета.
— Уже уходите? — растерянно спросил Олисава, понимая, что между его гостями произошла размолвка.
— Я вас ждала потому, что мой кавалер бежал вместе с ключом. А у вас, насколько мне известно, второго ключа нет.
— Спасибо, — ответил Олисава и затоптался неловко. — Может, чаю попьем?
— Вообще-то мне пора идти, завтра рано вставать.
Но Олисава уже ставил чайник, доставал сыр, колбасу, варенье. Потом сел напротив.
— Вы что, — наконец спросил он, — поссорились?
— Из помолвки вышла размолвка! — горько ответила Диана и вдруг отвернулась.
Олисава успел заметить, как налились обидой ее глаза.
— Ничего, пустяки. Милые ссорятся...
Диана перебила:
— Я знаю другую поговорку: пришел милый, повалил силой!
Олисава смутился. Сказал поспешно:
— Чайник закипел. Давайте чай пить...
— Да нет, мне, пожалуй, пора.
«Охламон! — подумал Олисава. — Такую девушку упускает! Совсем в людях не разбирается».
Диана достала из сумочки тонкую шерстяную кофту, надела и вышла.
У ФЕЛЮЖЬЕГО НОСА
К концу дня подул береговой ветерок. Не ветер, а так себе, но к закату, густо-розовому, воды в заливе стало меньше. Владимир даже на пляж спустился. В самом деле, отлив. Обнажились подводные камни.
Валентин пригласил Олисаву на рыбалку. Владимир согласился сразу же, как только узнал, что пойдет и Демидушка. Похоронив отца, Владимир как бы забыл о существовании старика. И теперь, услыхав его имя, неожиданно остро захотел с ним повидаться. Он почувствовал, что из близких остался лишь этот странный человек. Вдруг стало невыносимо тоскливо без Демидушки. Владимир поднялся из-за столика, у которого с Валентином коротали вечер за чаем, шагнул к машине, чтобы немедленно ехать в Мужичью Гору, в больницу. Валентин разгадал его намерения:
— Старик уже тут. Заночевал у Васи Конешно. Завтра ни свет ни заря объявится. Чего суетиться?