Гонзаго подал знак Кокардасу и Паспуалю, и те подошли, позвякивая клинками.
– Кто эти люди? – спросил Иона.
– Если я решу воспользоваться твоей услугой, они будут тебя сопровождать.
Горбун с извинительными церемониями расшаркался:
– Слуга покорный! Слуга покорный! – сказал он. – Тогда лучше откажитесь от моих услуг. Милостивые господа! – обратился он к подошедшим. – Не утруждайте себя. Мне с вами не по пути.
– В таком случае… – начал Гонзаго с угрозой, но горбун его прервал.
– Никаких случаев, сиятельный синьор! Черт возьми! Вы же знаете этого человека наверное не меньше, тем я. Он вспыльчив и груб, если не сказать больше. Когда он увидит за моей спиной двоих мордоворотов…
– Ну и наглец! Серп ему в жатву! – проворчал Кокардас.
– Просто никакого воспитания! – прибавил брат Паспуаль.
– Либо я действую самостоятельно, либо я не делаю ничего, – твердо заявил Эзоп.
Гонзаго и Пейроль обменялись несколькими неслышными фразами. Затем Гонзаго, усмехнувшись, сказал:
– Значит, ты уповаешь лишь на свой горб.
Эзоп с поклоном ответил:
– Так же, как эти господа живут за счет своих клинков, я кормлюсь за счет моего горба.
– Но кто за тебя может поручиться, – Гонзаго в упор смотрел на Эзопа II. – Послушай, если ты будешь честно служить, я тебя щедро награжу. Если нет…
Не закончив фразы, он отдал Эзопу билет. Горбун его взял и, отступая вспять, направился к двери. Через каждые три шага он низко кланялся, приговаривая:
– Доверие монсиньора для меня большая честь. Сегодня ночью монсиньор еще обо мне услышит.
Повинуясь знаку Гонзаго, Кокардас и Паспуаль двинулись за ним вслед.
– Эй, вы, полегче, полегче! – предупредил он. – Ведь мы же договорились.
И, оттолкнув Кокардаса и Паспуаля с силой, которую никто не мог в нем предположить, он перешагнул порог. Кокардас и Паспуаль, оправившись от толчка, снова кинулись к выходу, но он захлопнул дверь перед их носом. Когда они все же выбежали в коридор, там уже никого не было.
– Быстрее! Быстрее! – торопил Гонзаго Пейроля. – Не позже, чем через полчаса дом на улице Певчих должен быть окружен, а остальное, – как договорились.
По пустынной в вечерний час улице Кенкампуа торопливо вприпрыжку ковылял горбун.
– Деньги на исходе, – думал он. – Просто не знаю, как бы иначе я раздобыл пригласительные билеты и наряд для бала.
Часть III. Воспоминания Авроры
Глава 1. Дом с двумя входами
Старая узкая улочка Певчих еще недавно оскверняла окрестности Пале-Рояля. От улицы Сент-Оноре к Луврскому холму некогда были проложены три дороги, которые со временем получили название улиц: Пьера Леско, Библиотеки и Певчих. Все три: темные, грязные, малолюдные, они носили репутацию позорного пятна, с давних пор неприятно контрастировавшего с великолепием центральных кварталов Парижа, словно рубцы проказы на красивом лице. Даже в наши дни нередко можно услышать, что где то там, среди мрачных дворов, куда даже солнце пробивается не иначе, как в летний полдень произошло очередное преступление: то пьяные клиенты порешили несчастную жрицу культа Венеры, то при перестройке здания в стене обнаружили труп какого-то провинциала, отважившегося в одиночку вести дела со столичными бизнесменами. Словом, ужас и отвращение. От этих проклятых трущоб во всех направлениях разносился затхлый тошнотворный смрад, порой достигавший окон великолепного дворца, где обитали кардиналы, принцы и короли. Однако, что греха таить, так ли уж разительно отличался от этой клоаки сам Пале-Рояль в отношении нравов? Разве не на слуху у каждого парижанина леденящие душу рассказы отцов и дедов о том, что когда то происходило в деревянных и каменных галереях королевского дворца?
Сегодняшний Пале-Рояль, это идеально спланированное прямоугольное каменное сооружение. Деревянные галереи давно снесены. На их месте разбиты аллеи для прогулок. Тут редко можно встретить парижан. Так повелось, что здесь назначают деловые и неделовые свидания чиновники иностранных департаментов; там и сям мелькают их цветастые зонтики. А в верхних этажах дворца, сплошь занятых кафе и ресторанчиками, предоставляющими стол по фиксированной цене, какие-нибудь заокеанские дядюшки «Кемперы» или «Карпентеры» поражают воображение своих милых парижских племянниц, когда щеголя познаниями французской истории, рассказывают им о нравах и обычаях Пале-Рояля времен империи, революции и реставрации. Девушки, как правило, их не слушают, зато лихо уписывают за обе щеки обед за два франка.
На том месте, где некогда пролегали три грязные улицы: Певчих, Пьера Леско и Библиотеки, ныне красуется отель «Европа», способный принять за столами огромного ресторана одновременно тысячу посетителей. Его четыре фасада выходят: на дворцовую площадь, на выпрямленную улицу Сент-Оноре, на расширенную улицу Петуха и на удлиненную улицу Риволи. Из окон отеля виден новый Лувр, законный отпрыск Лувра старого, удивительно сочетающий в себе черты прежнего с архитектурными идеями нового времени. Построены сточные каналы, снесены трущобы. Солнечный свет и свежий воздух, наконец, оздоровил эту веками прокаженную местность. Интересно, однако, куда подевались, когда то обитавшие здесь бандиты и их сподвижницы?
В начале XVIII века эти три улицы, которые мы только что со всей прямотой заклеймили, были достаточно безобразны, но вряд ли уже и грязнее, чем главная улица Сент-Оноре, от которой они брали начало. По сторонам выложенных булыжником мостовых кое-где между хилыми хибарами красовались порталы благородных особняков. Населяли эти улицы те же сословия, что обитали в соседних кварталах: небогатые мещане, галантерейщики, закройщики, трактирщики и т. п.
На углу улиц Певчих и Сент-Оноре стоял скромный элегантный почти новый двухэтажный дом. Главный вход располагался в центре фасада со стороны улицы Певчих. Это была небольшая полуовальная дверь, к которой примыкало аккуратное деревянное крыльцо в три ступеньки.
Немного больше двух недель назад здесь поселилась молодая семья, изрядно заинтересовавшая любознательных соседей. Состояла она из молодого господина, – молодого, насколько можно было заключить, по свежей красоте его лица, огневому взору, пышной белесой шевелюре, обрамляющей, высокий, гладкий без морщинок лоб. Его звали мэтр Луи, – он был резчик по металлу и кости, – занимался изготовлением эфесов для шпаг, рапир и рукояток для кинжалов. Вместе с ним в доме поселилась юная девушка, нежная и прекрасная, как небесный ангел, – никто не знал ее имени. Те, кто слышали их разговор, обратили внимание, что они между собой были на «вы», из чего был сделан правильный вывод, что они не являлись супружеской парой. Их обслуживали молчаливая старуха и мальчонка лет 15, тоже умевший держать язык за зубами. Можно было подумать, что девушка – пленница, если бы не ее звонкий, чистый голосок, которым она порой, исполняла псалмы, или испанские песни.