Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому мне гораздо симпатичнее позиция, которую я называю позицией «старого прапорщика», который с каждым стрелком нудным голосом начинает свою волынку про правила обращения с оружием, который бьется в истерике по поводу того, что кто-то неправильно несет пистолет по тиру, что не так его положили на столик на огневом рубеже. Грубо говоря, это позиция начальника тира, который понимает опасность оружия и который много раз видел столь абсурдные и ужасные истории, что постоянно перестраховывается. Лишней безопасности тут не бывает – это совершенно точно.
Оружие наказует всех, кто пытается с ним баловаться. Как этого избежать? Четкое понимание цели и задач, которые стоят перед вами, должно включать в себя и некий психологический момент. Когда мы тренируемся, то для того, чтобы повысить качество огня, мы должны представлять не мишень, которая находится перед нами, а, к сожалению, того противника, который может оказаться на месте мишени. И понимание условий выполнения реальной боевой задачи должно дисциплинировать сверх всякой меры.
Я постоянно говорю, и здесь рискну повториться, что самой абсурдной по несовпадению смысла и социальной рефлексии ситуацией является момент, когда молодой лейтенантик выпускается в военном училище, и все его родственники находятся по этому поводу в восторге. Его младший братик дарит ему цветочки, его мама прослезилась, папа просто сияет, бабушка не может прийти в себя от нахлынувших чувств. Фактически они радуются тому, что их сын стал профессиональным убийцей, и он будет убивать людей, служа Родине. Это не к тому, что надо плакать, когда ваш сын стал офицером, это к тому, что военная служба – это не парадная форма и не блестящие сапоги. Это не денежное довольствие, не паек. Это служба, сопряженная с возможностью гибели человека, служба, сопряженная с тем, что, выполняя свой долг, выполняя приказ, отданный вам, вы неминуемо убьете другого человека или вполне реально можете погибнуть сами. Иллюзии тут не имеют права на существование.
То есть по долгу службы вы совершите тяжкий грех, и, независимо от того, были ли вы на это благословлены своим духовником, и что именно вы исполняете, вы будете до конца своих дней каяться за те души, которые вы забрали у людей. Уподобившись, к сожалению, Богу. Потому что убийство человека – это грех отождествления себя с Богом. Бог дает жизнь, и Он ее забирает. В данной ситуации мы неминуемо грешим тем, что пытаемся себя олицетворить с Богом. Вот почему «не убий» – потому что не по праву.
И, тем не менее, я вспоминаю слова, которые, опять же, часто повторяю, поскольку их можно повторять чуть ли не каждый день, особенно для солдат и офицеров. Это слова Антония Великого Александрийского, отца Церкви, который говорил: «Убийство врага на поле боя есть проявление доблести и чести». То есть доблесть и честь – да, но и каяться, и сопереживать убийству человека мы должны, если мы Православные люди, чтобы воинская служба и убийства на войне не превратились в работу наподобие работы дворника, сметающего на обочину человеческие души.
Да, конечно, ко всему люди привыкают, и если каждый врач будет «умирать» с каждым больным, который ушел из его палаты на тот свет, то он протянет недолго. Но это единственный способ не стать циничным палачом в белом халате. И единственный способ не стать палачом в военной форме – это сопереживать тем, кто ушел под вашими ударами или выстрелами. Какими бы подонками, негодяями и воплощениями зла они при этом ни были, как бы они собой ни оскорбляли эту землю и ни унижали вашу Родину, тем не менее, если мы – Православные, то исполняя свой долг и не сомневаясь в этом не секунды, мы должны помнить: это – человек, в нем – образ и подобие Божие.
– Как, на ваги взгляд, владение оружием меняет человека? Может ли владение оружием сделать мужчину лучше, чем он был тогда, когда не имел с ним дела?
– Недавно я ляпнул: говорить о том, что водка убивает Россию – это всё равно, что говорить, что Пушкина убил пистолет, а не Дантес. Продолжая эту мысль, могу сказать, что оружие само по себе не в состоянии изменить ничего, человек меняется сам в избранном собой направлении. Если он стремится к добру и свету, то он становится светлее и добрее. Если же он понимает, что он – демоническая личность, то оружие усилит и это проявление.
Приведу простой пример. Приходит ко мне человек с бритой головой. Смотрит на мою бритую голову и понимает вдруг, что я – скинхед и его, что ли, некий собрат по фашистской идеологии. Начинает мне таинственным шепотом говорить, что очень-очень часто использует боевой нож, и так бы он хотел научиться это делать еще с большей эффективностью, что… и так далее, по списку. Я понимаю, что всё это – вранье чистой воды, потому что меня крайне сложно обмануть, я слишком взрослый парень. А человека всё прет и прет в его экстремистском направлении. Говорю: «Да не вопрос! Вы пришли по адресу. Давайте-ка посмотрим, что вы там делали со своим боевым ножом». Берем два наших учебных деревянных ножа, которые сами по себе являются довольно серьезной штукой, и начинаем драться. Я разбил ему башку секунд за двадцать, он потрепыхался еще пару минут и всё: на этом его желание изучать нож закончилось, и он исчез.
Ну не задерживаются у нас идиоты! Я – Православный человек, и для того, чтобы ко мне не пёрлись садисты, радикальные исламисты, фашисты и тому подобная публика, я взял и повесил икону Божией Матери в зале. Этого хватило! Нет, люди любого вероисповедания и любых убеждений могут к нам приходить, если они принимают образ Спасителя как естественное состояние, а если они считают, что это противоестественная вещь, то им нечего делать со мной рядом.
И проблема отношения к оружию – это опять тот самый случай, когда всё в основе своей для Православного человека строится вокруг Спасителя. И кажется, что же за зашоренность-то такая? Что за закидоны, причем тут это, когда тебя спрашивают о совсем других вещах? Вы можете обладать нешуточной силой и быть хороши собой, но… у вас, скажем, вялый позвоночник – голова ваша упала в трусы и вы задохнулись. Бесполезно разговаривать о хорошем белье, замечательных часах, об оружии, о машине, о доме, об окружающих людях, когда у тебя «голова в трусах». Так вот, моя голова держится на ломе, который называется Православие. И как я могу не говорить об этом?! Когда я вешаю Икону в зале, то я верю, что нас не испортит ничего, и в том числе оружие, как власть над людьми. А оружие – это власть над людьми, это – способ управления людьми страхом смерти. Чем не абсолютная власть над миром, чем не повод для сделки с диаволом, если Душа не на месте? Если нет того самого лома, который придерживает твою голову на той высоте, на которой тебе видно Бога. А не на той, когда ты смотришь себе в трусы.
Сколько раз я видел ущербных, ничтожных, подлых, злых людей, которые сладострастно объясняли мне, что надо, надо нам закон об оружии, чтоб у каждого в кармане был пистолет! Ребятки, почитайте статистику применения травматиков и ужаснитесь количеству убитых из них людей! Например, на дорогах, когда какой-то упырь в очках ни с того ни с сего, просто пытаясь реализовать свои комплексы неполноценности, простреливал голову молодым ребятам, ничем ему даже не угрожавшим! И хамство это с убийством человека родилось потому, что ему показалось, что оружие дает ему право на подобные вещи.
Только настоящее ничтожество представляет себя Богом… Ну или полубогом с оружием в руках.
Нам категорически нужен порядок, а не суды Линча на дорогах. Анархия и самосуд еще ни разу в истории не привели социум к достатку и процветанию. Порядком должно, нет – ОБЯЗАНО заниматься государство, а если у него это не получается, оно обязано измениться так, как требует того нация, его создавшая, если она его создавала.
Так вот, оружие усиливает сильные стороны человека и извращает слабые, и никогда не оставляет человека посередине. Это та самая лакмусовая бумажка, которая показывает, скис ты или нет. В этой связи я совершенно уверен, что характер обращения с оружием – это всего лишь оценочная часть того, что представляет из себя человек, но никак не формирующая.
Единственная положительная роль оружия в моей жизни заключена в том, что когда у меня с собой оружие, а оно, извиняюсь, у меня с собой всегда, я понимаю, что если Господь меня поставит на самый край, то я уйду хотя бы не один. И это дает мне спокойствие в душе и наполняет меня уверенностью, которая препятствует истероидным проявлениям в отношении людей, даже хамящих мне, потому что в этом случае их хамство для меня смехотворно. Если едет какая-то машина и мальчики оттуда показывают мне «Fuck», я думаю: «Господи, только бы не остановили! Едьте домой!» И мне смешно! И они довольны – они крутые, и мне смешно, и все радостные разъехались. Потому что я знаю, что если они перегородят мне дорогу и попытаются что-то там мычать в лицо, я достану из машины топор и сделаю из них «суповые наборы», ответив потом по закону, но я не искал этой битвы! Это битва, по Промыслу Божьему, искала меня, а значит, я не побегу от нее, потому что непресечение зла есть зла умножение!