Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что касается армейского оружия, то мне крайне интересны (здесь я не патриот совсем) образцы Steyr Mannlicher, Heckler & Koch, и сама идея М16А1 тоже глубоко симпатична: мне нравится управляемая очередь, когда я понимаю, что каждая последующая пуля летит точно вслед предыдущей, и пули не разлетаются в разные стороны. При этом не могу не отметить, что АК-47, АК-74, АКМ, АКСУ и дальнейшие варианты «Калашникова» обладают поразительной живучестью, а при калибре 7,62 они еще имели просто уникальную пробивную способностью. Беда в том, что любое оружие конструируется, прежде всего, под уже созданный прежде боеприпас. У нас было несколько иначе: первые испытания АК проводились под винтпатрон, которым стреляла трехлинейка. Поняв, что столь мощный боеприпас не позволяет стрелять очередями, потому что оружие буквально выпрыгивает при этом из рук стрелка, патрон укоротили, уменьшив заряд. А в дальнейшем, пытаясь каким-то образом повысить кучность, уменьшили калибр. Тем самым, хотя удалось сохранить высокую живучесть оружия, оно значительно потеряло в своих боевых качествах, но это мое субъективное мнение и я могу быть неправ.
Что касается холодного оружия, то здесь можно много чем похвастаться, потому что, начиная с 1989 года, нами активно разрабатывается отечественная система обращения с холодным оружием, которая называется СБП НДК-17: Система боевой подготовки НДК-17. Где НДК-17 – это тот самый нож, который мы разработали и который вошел в структуру названия всей нашей системы обращения с холодным оружием. «НДК» расшифровывается как «Нож диверсионный Кочергина», 17– это тоже аббревиатура, длина в сантиметрах клинка первого образца данного ножа, который был на испытаниях. В конечном итоге клинок, в целях повышения его маневренности, а также для повышения устойчивости и баланса, был сокращен до 150 миллиметров, а документы остались с прежним названием.
Совершенно уверен, что данный клинок, вне зависимости от моего к нему отношения, является одним из революционных, инновационных клинков, потому что в нем применен принцип, который доселе никогда не применялся – это режущий угол при вершине, который создает чудовищное давление при порезе. А гильотинный тип клинка позволяет создавать ранения, крайне напоминающие по своему воздействию ранения от дозвукового тупого боеприпаса. То есть ранение останавливающего действия, которое позволяет, при желании, не убивать противника, а, как минимум, дезориентировать его и деморализовать, действуя в рамках ограничений в подавлении противника, исходя из боевого приказа.
Тем самым НДК-17, по нашему мнению, отражает общую тенденцию всей конструкторской послевоенной мысли, которая пришла к тому, что сверхзвуковой боеприпас малого калибра при попадании в грудь и брюшную полость гарантированно убьет человека. Но это произойдет через какое-то время, а дозвуковой боеприпас большего калибра (от 9 мм и выше), возможно, оставит человека живым, прекратив при этом его агрессивные проявления. Для полицейского оружия это вообще считается стратегической задачей, поэтому полицейское оружие, как правило, использует дозвуковые боеприпасы и имеет очень большой калибр. Так, Colt 1911 обладает 11-миллиметровым боеприпасом, который действительно имеет чудовищные останавливающие свойства, а ранения таким боеприпасом приводят к отказу от дальнейших агрессивных проявлений у преступника, подвергшегося контратаке со стороны полицейского.
Так вот, гильотинный тип клинка позволяет НДК-17 нанести рассечение шириной до 60 миллиметров, при этом для подготовленного «исполнителя» глубина поражения (укола) может составлять всего 15 миллиметров, что явно не так опасно, как глубокие проникающие ранения, нанесенные стилетными видами оружия. Противник при этом оставляет свои преступные намерения, оставаясь живым. Укол шилом в брюшную полость может, напротив, остаться в течение некоторого времени незамеченным, но затем привести к перитониту, или этот укол может вызвать обильное внутреннее кровотечение, которое крайне затруднительно будет найти в ходе соответствующих медицинских манипуляций. От подобных ранений люди часто летально истекают кровью.
Таким образом, мы активно много лет и по сию пору работаем с ножом. Активно занимаемся техникой и тактикой ведения огня, которые отличаются по многим категориям от американской «практической стрельбы» (с): мы исповедуем «тактическую стрельбу», подразумевающую, что стреляем не по мишеням, а по контратакующему противнику, ведущему ответный огонь, это значительно меняет условия (тактику) стрелкового упражнения. С учетом того, какое оружие стоит на вооружении в России, мы используем именно пистолет Макарова (ПМ), а исходя из этого (8 патронов в магазине), мы не можем себе позволить расходование боеприпасов, которое лежит в основе стрельбы IPSC (International Practical Shooting Confederation), когда они производят огонь так называемыми «флэшами», то есть «двойками», имея в магазине до 14 патронов.
Мы стреляем отдельными выстрелами, но при повышении класса стрелка (качества его огня), паузы между каждым выстрелом естественным образом сокращаются. Но каждый выстрел при этом всё равно обрабатывается, как прицельный, без погони за скоростью огня, но с задачей точного боя, вне зависимости от темпа и направления маневра стреляющего (вся стрельба в движении). Мы не преследуем цель подавить противника звуками выстрелов или, предположим, огнем в направлении его местонахождения. В условиях использования отечественного оружия мы должны попадать в цель каждым патроном, который мы используем.
– Как бы вы могли определить свое отношение к оружию или свои взаимоотношения с ним? Для вас оружие – это инструмент в работе, своеобразный гаджет, обычный предмет наряду с любыми прочими, или вы усматриваете в оружии что-то, похожее на душу, характер? Есть ли в нем для вас какой-то глубокий и особый смысл?
– Я бы не стал искать в оружии какие-то мистические проявления, хотя они явно существуют. Приведу один пример. Уезжаешь в отпуск, твой пистолет стоит в пирамиде. Возвращаешься, берешь его в руки, идешь в тир, и вдруг понимаешь, что он ведет себя странно. И тут дело не в том, что целый месяц у тебя не было тренировки: скорее, наоборот, за этот период некоторые внутренние качества человека, как правило, обостряются, и он может перейти на новую ступень развития своих способностей в стрельбе. Подобные паузы крайне симпатичны в части боевой подготовки. Но тут ты понимаешь, что твой пистолет стал бить левее.
Причем понятно, что его никто не корректировал, никто не двигал целик, и район прицеливания у него должен был оставаться ровно тот же. Спрашиваешь: «Кто-нибудь брал его в руки?» Оказывается да, действительно, брали пострелять. Он моментально начинает капризничать, и думай тут что хочешь. Я далеко не мистик, но это правда, причем замечено впервые не мной. Все говорят, что как только у пистолета меняется хозяин, привыкание этих двух субъектов друг к другу бывает болезненным. Через некоторое время всё приходит на свою орбиту. Лучший способ помириться со своим оружием, если оно начинает капризничать после того, как кто-то его хватал – это его плотно, хорошо, тотально почистить. Протереть, облить маслом, насухо его вытереть так, чтобы оно было веселым, блестящим, радостным и с него были смыты тем самым следы чужих рук. А почистив, освятить у военного священника особым чином освящения оружия. Это то, что касается «возможной мистики», имеющей место.
Что же касается отношения к оружию вообще, беда в том, что в силу долгого времени, проводимого с оружием в руках, человек теряет из вида суть предназначения того предмета, с которым он обращается. Объясняю, в чем штука: оружие – это вещь, отнимающая жизнь у другого человека. Как только постоянно стреляющий человек начинает воспринимать оружие, как предмет, который делает отверстия в бумаге, он неминуемо совершит тотальную ошибку, которая может привести к совершенно необратимым последствиям. Подтверждением тому является множество примеров несчастных случаев, которые произошли на тренировках со спортсменами-стрелками очень высокого ранга. Если вы коснетесь архивов военной прокуратуры, то вы удивитесь обилию случаев, когда люди подготовленные, в офицерских званиях, совершают столь абсурдные поступки, что ранят или убивают своих товарищей, наведя на них пистолет или крутя им так, как будто у них в руках сапожная щетка. Это люди, которые сами постоянно читают инструкции по технике безопасности для солдат или курсантов, которые знают их по сути наизусть. Но вот это рутинное отношение к оружию, исчезновение некоторого священного трепета к вещи, которая в состоянии уничтожить тебе подобного, ведет к таким фатальным ошибкам.
Поэтому мне гораздо симпатичнее позиция, которую я называю позицией «старого прапорщика», который с каждым стрелком нудным голосом начинает свою волынку про правила обращения с оружием, который бьется в истерике по поводу того, что кто-то неправильно несет пистолет по тиру, что не так его положили на столик на огневом рубеже. Грубо говоря, это позиция начальника тира, который понимает опасность оружия и который много раз видел столь абсурдные и ужасные истории, что постоянно перестраховывается. Лишней безопасности тут не бывает – это совершенно точно.