— А, вот ты где.
Тень перед ней превратилась в Миноса.
Знала ли Дафна, что он должен прийти? Неужели она это подстроила?
— Я ищу Прорицательницу, — Ика постаралась придать своему голосу уверенность. — Похоже, мы потеряли друг друга.
— Обожди, танцовщица, мне нужно с тобой поговорить.
— Со мной? Вы, наверное, ошиблись.
Минос снисходительно улыбнулся, но Ика тем не менее чувствовала себя, как те жертвы на дверных изображениях. Изо всех сил она старалась не смотреть туда.
— Нет, именно с тобой. Прорицательница сказала мне, что ты, как и я, ведешь свой род от богов, и что твой отец — Посейдон, Сотрясатель Земли. — Царь подходил все ближе, и улыбка его становилась все шире. — Эта земля много раз страдала от землетрясений, не правда ли? Не кажется ли тебе, что нам следует посвятить Танец тому богу от которого она зависит?
Ика отступила назад, с сожалением поглядывая на противоположный коридор.
— Но ведь на Крите земля принадлежит богине.
— И она пасет Быка под землей? Ну, разве можно по-детски верить сказкам о том, что он гневается и трясет почву каждый раз, когда, мы, смертные, не угождаем ему? — Улыбка его стала доверительной. — Но мы-то с тобой знаем, кто настоящий Сотрясатель Земли. И гнев его — истинная причина того, что землетрясения на Крите стали так пугающе часты.
— Но ведь критяне скажут, что богиня еще больше расстроится, узнав о ваших планах. — Ика продолжала отступать назад, удивляясь своему несогласию. Ведь она и сама желала посвятить Танец Посейдону, доказав тем самым дочернюю преданность.
Минос неохотно отодвинулся и произнес ласковым, но твердым голосом:
— Тогда я скажу, что богиня сопротивляется, как истинная женщина, перед тем как охотно подчиниться мужской силе.
Ика еще раз отступила. Она хотела покачать головой в знак протеста, но Минос продолжал приближаться к ней и сказал, упредив ее ответ:
— Такова участь женщины — подчиняться. — Он почти пропел эти слова ей на ухо. — Если богиня добровольно уступит Посейдону, тем больше чести для нее.
Спина ее ощутила холод железа. Невероятный, непереносимый холод.
— Не все женщины сдаются, — ответила она, думая тем временем об изображениях на двери. — Некоторые готовы сражаться до самой смерти.
— А ты, дитя мое? — глаза Миноса горели. — Ты будешь царапаться, кричать и кусаться?
Он почти прижал ее к двери, вытянул руки над ее головой и сковал ее своим взглядом. «Помогите», — кричала Ика мысленно всем богам, какие только могли ее услышать. Она и в самом деле хотела царапаться, кричать и кусаться, но, оцепенев от страха, не могла шевельнуться.
— Покорись мне, молодая плясунья, — прошипел он. — Ты ведь и сама хочешь покориться.
Ика стояла завороженная его взглядом, ей оставалось только наблюдать, как губы Миноса приближаются к ее губам.
— Нет, — выдавила она из себя в последний момент и повернула голову. — Я не могу сделать того, что вы просите.
В соседнем коридоре послышался голос:
— Отец? Отец, вы здесь?
Пробормотав проклятье, Минос быстро отстранился от Ики. Когда Ариадна вступила в освещенное пространство, ничто не говорило о том, что Ика едва не подверглась насилию.
— Мать просит вас явиться незамедлительно, — сказала она, разведя руками. — Я не знаю, в чем дело, она не сказала, но, боюсь, у нее опять приступ.
Минос рассерженно взглянул на дочь. Сжав челюсти, он повернулся к Ике, лицо его выражало крайнюю злобу.
— Я должен идти, плясунья, но мы еще встретимся. Ты покоришься моей воле.
Он ушел, и Ика почувствовала такое облегчение, что едва не упала на месте.
— С тобой все в порядке? — нежно спросила Ариадна. — Мой отец тебя не очень… расстроил?
Плохо освещенный коридор все еще плыл перед глазами потрясенной Ики.
— Он просил меня посвятить бычий танец Посейдону.
— И ты согласилась?
Ика насторожилась: вопрос был произнесен очень поспешно и с каким-то подозрением в голосе. Подозревать прямодушную Ариадну в темных делах было нелепо, но после того, что случилось, и после совета Тузы никому не доверять Ика боялась всех. Она пожала плечами, стараясь не показывать своего смятения.
— А что с твоей матерью? — перевела Ика разговор на другую тему. — Надеюсь, ничего страшного?
Ариадна рассмеялась.
— Она в полном порядке. Мы подумали, что тебе может понадобиться помощь.
— Тогда я должна вас поблагодарить, — посмотрев на ворота, Ика опять почувствовала невыносимый холод. — Ваш отец такой настойчивый.
— Я прекрасно знаю это. — Ариадна прикусила губу, не желая дальнейших разговоров на эту тему. — В будущем лучше избегать его. И Прорицательницу тоже.
Неуверенно улыбаясь, Ариадна последовала за отцом. Ика тоже пошла за ней, не желая больше оставаться в мрачном подземелье. «За всем этим что-то скрывается, — думала Ика, — но что?»
Странно, что Ариадна и ее мать предупреждают Ику, чтобы она остерегалась Прорицательницу, словно знают, кто привел ее сюда. Еще более странно, что они успели прийти к ней на помощь. Говорят, Пасифая не любит, чтобы ее беспокоили, почему же она принимает такое участие в судьбе простой танцовщицы!
И снова Ике захотелось быть чьей-то дочерью. Если бы у нее была мать! Любовь матери помогла бы ей пройти через все запутанные лабиринты, придала бы силы для дальнейшей борьбы.
Ика ощутила легкое покалывание в теле, что свидетельствовало о наступающем видении. Она полностью потеряла ощущение своего тела, перевоплощаясь в Лару.
…Лара бежала по подземельям Кносса, убегая от кого-то. Хотя Ика не видела преследователя, страх подсказывал ей, что за ней гонится смерть.
Она бежала, спотыкалась, падала, но чье-то тяжелое дыхание у нее за спиной неотвратимо приближалось. Ика чувствовала его злость, ненависть, похоть.
«Беги, — шептала сама себе Лара, — беги прочь».
За ней хлопнула дверь. Ика сощурилась от яркого света. Она находилась снаружи, видение исчезло; Лара осталась в далеком прошлом. Ика осмотрелась: она стояла возле ворот нового дворца. Свидетельницей чего она была и отчего видение так резко оборвалось? И почему она так боится за Лару?
Ика глубоко вздохнула, и морской воздух наполнил ее легкие. Ей вдруг захотелось искупаться, почувствовать кожей прохладную, очищающую влагу.
Она не заметила одинокую фигуру человека, стоящего на далекой башне и внимательно наблюдающего за ней.
За молодой танцовщицей наблюдал Минотавр, испытывая одновременно и радость и облегчение. Хорошо, что отец не причинил ей никакого вреда, но ведь он будет и дальше преследовать ее. Девушка порхала, словно бабочка, показывая ему свою красоту и свое очарование. Он с болью думал о том дне, когда она навсегда исчезнет из его жизни.