Читать интересную книгу Правила одиночества - Самид Агаев

— В парилку, — коротко ответил Сенин.

— А что, там по очереди парятся?

— Да нет, просто любители парилку готовят, подметают, сушат, проветривают — чтоб по уму было.

Сенин разыскал две свободные шайки, сполоснул, наполнил горячей водой и сунул в них веники.

— Пусть мокнут, — сказал он, — главное — чтоб не сперли, пошли сполоснемся и — в парилку.

— А что, веники тоже воруют?

— Еще как!

Любители наконец открыли двери, и народ стал просачиваться внутрь.

— Пошли, пошли, — заторопил Сенин, — а то сейчас набьются, как сельдь в бочку, дышать будет нечем!

Четверть парилки занимала огромная беленая печь. Вслед за Сениным Ислам поднялся по ступенькам на деревянный помост и тут же присел от нестерпимо горячего воздуха. На деревянных лавках, где в ряд сидели сосредоточенные люди, свободных мест не было, поэтому он так и остался сидеть на корточках. Сенин, побравировав немного стоя, тоже присел рядом.

— Хорошо! — задушенным голосом произнес он.

Ислам, малодушно помышлявший о бегстве, не ответил.

— Может, еще поддать? — послышался чей-то маниакальный голос, но его никто не поддержал. Один из любителей поднялся и стал крутить над головой сложенной вдвое простыней, разгоняя сухой горячий воздух. Через некоторое время раздались первые робкие хлопки, тут же последовал суровый окрик: «Погоди, дай погреться». Но через некоторое время хлопки повторились, и вскоре все остервенело хлестали себя вениками. Атмосфера в парилке сразу стала влажной и тяжелой.

— Пошли окунемся в бассейн, — предложил Сенин, — как раз народ разбежится — придем похлестаемся.

Они покинули парилку. В помывочной Сенин поднялся по железной лестнице и с диким воплем кинулся в водоем. Ислам, недолго думая, проделал то же самое. Холодная вода обожгла тело, сердце бешено заколотилось, он окунулся несколько раз с головой и вылез. Сенин с вениками в руках уже стоял у входа в парилку.

— Может, посидим немного? — неуверенно предложил Ислам.

— Ни в коем случае! — отозвался Сенин. — Процедуру нарушать нельзя.

Ислам повиновался. Через десять минут они вышли из парилки, раскрасневшиеся, с приставшими к телу листочками. Обмылись под душем и поплелись в раздевалку.

— Ну как? — спросил Сенин, когда они сидели в кабинке, обмотавшись простынями.

Ислам кивнул — ощущения были неслабые: в висках стучали молоточки, а тело горело, словно ошпаренное.

— То-то же! Хандра прошла?

— Пожалуй, — улыбнулся Ислам; за последние полчаса он ни о чем не думал, хотя это было бы слишком просто.

Сенин сходил к банщику и вернулся с двумя бутылками «Жигулевского».

— Водки не пьем — хотя бы пивом разговеться, а то в горле совсем пересохло.

Он сцепил бутылки пробками, дернул и открыл одну из них, вторую откупорил кулаком, приложив горлышко к краю стола.

— Пиво после коньяка. Плохо не будет?

— Да выветрился уже коньяк твой, — махнул рукой Сенин и приложился ртом к бутылке.

Это зрелище оказалось сильней опасений. Несмотря на то что худшие воспоминания из прожитой жизни были связаны как раз с тем, что он пил пиво после водки или коньяка, Ислам поднес горлышко к губам и с наслаждением ощутил холодную, пузырчатую, покалывающую нёбо влагу.

После бани зашли в магазин и поехали к подруге Сенина, она жила на «Белорусской». Сенин предложил Исламу пригласить Машу для компании. Ислам, недолго думая, достал мобильник и набрал Машин телефон.

— Привет, — сказал он, услышав ее голос, — чем занимаешься?

— Здравствуйте, — удивленно растягивая слова, выговорила Маша, — уроки делаю — в смысле, к зачету готовлюсь. А что?

— Меня тут в гости пригласили — я хотел тебя позвать. Но раз ты занята, извини, если помешал.

— Да нет, вовсе вы не помешали, я и так все знаю уже. Мне зачет автоматом поставят, я пойду с удовольствием.

— Тогда я тебя попрошу взять такси за мой счет и приехать.

Ислам продиктовал адрес.

Дверь им открыла высокая худощавая брюнетка лет тридцати пяти. Увидев Сенина, удивилась и с иронией воскликнула:

— Саша, не ошибся ли ты адресом? Сегодня же Катькин день!

— Я не один, между прочим, — укоризненно сказал Сенин, — и, вместо того чтобы ерничать, пригласила бы лучше войти.

Женщина выглянула, заметила Караева, смутилась.

— Ой, здравствуйте, входите, пожалуйста, — и посторонилась, пропуская их в крохотную прихожую. Нина занимала небольшую комнату в двухкомнатной коммунальной квартире. Вдоль одной стены стояла секционная мебель, состоявшая из гардероба, серванта и книжного шкафа. Подступ к окну преграждал небольшой диван, который трансформировался вперед, образуя двуспальное место, но сейчас он был сложен. У свободной стены томился в одиночестве журнальный столик. В центре серванта, в специальной нише, был расположен телевизор.

— У меня дефицит жизненного пространства, — сказала Нина после того, как Сенин их представил друг другу, — садитесь на диван, пожалуйста, больше некуда, а я вам сейчас закуску сооружу.

— Зато у нее избыток гостеприимства, — улыбаясь, сказал Сенин. — А как ты, Нинуля, догадалась, что нам закуска понадобится?

— Пусть это останется моей маленькой тайной, — ответила Нина и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

До чего же умна, чертовка! — восхитился Сенин, придвигая к дивану журнальный столик. Ислам вытащил из полиэтиленового пакета бутылку коньяка, коробку конфет, которые они купили по дороге, положил на столик.

— А что это за Катька? — спросил Ислам.

— Жена моя. Как-то у нас спор вышел по поводу многоженства у мусульман. Сам понимаешь, больная тема для нее. Нина говорит, что это грех, что не может быть хорошим то, что свальным грехом люди живут. А я этим вопросом интересовался когда-то, стал защищать, сказал, что мусульмане, в отличие от баптистов, отводят для каждой жены определенный день, и если мусульманин в этот день пойдет к другой жене, то скандал может разразиться нешуточный. Ну вот, с тех пор она меня такими словами и встречает.

Вернулась Нина, держа перед собой огромный поднос с тарелками. Вскоре на столе оказались маринованные грибы, соленые огурчики, квашеная капуста, слабосоленая селедка, политая подсолнечным маслом и густо усыпанная кольцами репчатого лука, сырокопченая колбаса, вареная картошка и сковорода с жареной курицей.

— А суп будете? — спросила Нина.

— Потрясающе, — сказал Ислам, — неужели и суп успели сварить?

— Ну что вы, суп у меня был, — чистосердечно призналась Нина, — он вчерашний. И курицу я в обед жарила.

— Это нисколько не умаляет ваших достоинств, — искренне заявил Ислам.

— А вот он не ценит, — пожаловалась Нина, указывая пальцем на Сенина.

— Как ты можешь, Нина! — укоризненно произнес Сенин. — Да я, если хочешь знать, не только ценю тебя, но еще люблю и уважаю. Давай, Ислам, выпьем за нее.

— С удовольствием, — сказал Ислам.

— А мы, Нина, между прочим, в бане были, — сказал Сенин после того, как они выпили за хозяйку.

— Да я уж вижу, лица красные.

— А мой друг, Нина, между прочим, — директор рынка, можешь у него продукты брать со скидкой, овощи всякие.

— А где рынок находится?

Ислам назвал район.

— Эх, далеко, жалко! Как говорится, за морем телушка полушка, да рубль перевоз.

Раздался звонок в дверь.

— К кому это? — встревожилась Нина. — Соседей дома нет.

— Открывай, Нина, это к нам, — сказал Сенин.

— К кому это — к вам? — подозрительно спросила Нина.

— К ним, вернее, — кивая на товарища, объяснил Сенин, — девушка ихняя. И сам пошел вслед за хозяйкой к дверям. Ислам тоже поднялся, но остался в комнате, чего толпиться в прихожей. Было слышно, как Сенин представлялся, знакомил девушку с Ниной. Вскоре он вернулся один, показывая сжатый кулак с поднятым большим пальцем и укоризненно шепча: «Старик, ты не прав, она очень даже».

— А ты бы еще выпил, — посоветовал Ислам, невольно вторя Маше, — а где она, убежала?

— Руки моет, чистоплотная.

Появилась Маша. Сенин засуетился, усаживая девушку на диван, и сам сел рядом. Маша посмотрела на Ислама и улыбнулась:

— Здравствуйте, не очень-то вы меня встречаете, могли бы и выглянуть.

— Я сам в гостях, — сказал Ислам, — быстро ты прилетела, молодец.

— На крыльях любви, — ответила Маша.

— Нормально доехала?

— С вас сто пятьдесят рублей за дорогу, а за моральный ущерб с вас брать не буду.

— Что случилось?

— Таксист клеился всю дорогу.

— Ну, это ничего, — сказал Ислам, — они ко всем клеятся.

— К вам тоже? — спросил Маша.

— Я имею в виду женщин, — спокойно ответил Ислам, хотя вопрос был дерзкий, в ее обычной манере.

Вернулась Нина, неся чистую тарелку и столовые приборы.