Читать интересную книгу Вендетта (СИ) - Олеся Шеллина

минут вот так молча разглядывал статского советника, размышляя при этом, на кой черт его сюда определили? Ведь мог бы сейчас в Пруссии или в Дрездене пусть даже под началом брата воинской доблестью славу себе зарабатывать. И ведь все вместе на его голову свалилось: и коронация, и окончательно зарвавшийся Ванька Каин, теперь вот это. Чем он таким Господа прогневил? Так и получится, заработает он себе здесь только геморрой размером с кулак, и хорошо еще, если головы не лишится. Одно радовало, судя по слухам Андрей Иванович Ушаков остается в Петербурге, и только от этого многие московские чиновники испытывали облегчение.

Молчание затягивалось. Зиновьев переступил с ноги на ногу. Он не понимал, за что на него взъелся государь, а теперь еще и Салтыков решил норов показать. Всегда же так работали, что за шлея им под хвост попала? Салтыков тем временем скрестил руки на груди, и прервал эту гнетущую тишину.

— Вот объясни мне, Степан Степанович, что я должен буду доложить государю, когда он приедет? А приедет он скоро, со дня на день ожидаем императорский поезд.

— Я же передал вам, Владимир Семенович, все результаты расследования как они есть: вот, тут же все написано, — Зиновьев указал на стопку бумаг, лежащих перед Салтыковым. — И кто первым начал бузить, и кто остальных подбил на то, чтобы от работы отлынивать, и...

— Хватит! — Салтыков стукнул кулаком по столу. — В указе Петра Федоровича ясно было указано, что первым пунктом ты расследовал, кроме того, «кто» начал бунт на мануфактуре, еще и «почему» он все это затеял. Ведь не мог же этот, — Салтыков порылся в бумагах, нашел нужное имя, и продолжил, — Иван Семя, встать с утреца, почесать пузо и подумать: «А не устроить ли мне бунт сегодня?»

— Да какая разница, что этому смерду в голову ударило? — вспылил Зиновьев. — Важно только то, что именно он начал бунт, в ходе которого весьма уважаемые промышленники, братья Болотины вынуждены были лично к вам обратиться за помощью.

— Ты понимаешь, сучий потрох, что государю начхать на все уважение к братьям Болотиным, а также на то, что ты там об этом деле думаешь! — взревел Салтыков раненным медведем. — Его величество Петр Федорович весьма ясно и четко указал, что именно ты должен разузнать. А также то, что до его приезда ничего с бунтовщиками, чтобы не сделалось! Он сам определит их судьбу. И нашу с тобой, заодно. А я не горю желанием вместо грандиозных празднеств, посвященных коронации, отправиться прямиком в застенки к Ушакову! А к этому все и идет, потому что ты, идиот, умудрился на свой лад переврать императорский указ, который не имеет другого толкования, чем то, которое в нем прописано! — на крики в кабинет градоначальника заглянул гвардеец. — Уведи господина Зиновьева. Он задержан. Государь решит его судьбу, как приедет. И еще, как с этим справишься, доставь мне сюда Болотиных. Не хочу слишком уж бледный вид перед государем иметь, хоть, вроде бы и не я должен был расследование вести, а спрос с меня тот еще будет.

Гвардеец кивнул и вскоре из кабинета Салтыкова уже выволокли отчаянно сопротивляющегося и что-то верещавшего Зиновьева. А через минуту в кабинет заглянул еще один гвардеец и скороговоркой произнес, выпучив при этом глаза.

— Едут, Владимир Семенович, уже первые кареты начали в Москву въезжать!

— Как это — едут? А как же встреча? Еще же ничего не готово! Мы же только послезавтра ждали! — Салтыков схватился за голову и выскочил из кабинета, чтобы хоть у Лефортовского дворца, где пожелал остановиться император, успеть приличную встречу организовать.

* * *

Мы должны были въехать в древнюю столицу гораздо позже, но Маша чувствовала себя сравнительно нормально, и я приказал не сворачивать к Шереметьевым, где надо было дождаться, когда нам по улицам лепестки роз раскидают, да толпу побольше пригонят, приветствовать императора. Это не протокольное мероприятие, а обычные понты, на которые мне было откровенно говоря наплевать. Здоровье жены позволяло, не останавливаясь, довезти ее до комфортных условий, и я решил, что так будет лучше.

Заодно на московскую жизнь без прикрас посмотрю. Что тоже порой бывает весьма полезно.

В Москву я въехал верхом. Пыльный, грязный, в своем простом, немного даже аскетичном дорожном костюме. На моем фоне последний придворный казался франтом. Но мне нравилось. К тому же я искренне не понимал, зачем выряжаться в дороге. Как обычно без парика с короткими светлыми волосами я сам себя принял бы за какого-нибудь камер-пажа. Который в немилости и оттого не может себе позволить ничего более пышного, соответствующего рангу. Нет, если бы мы въезжали как положено, то меня бы нарядили, причесали, разукрасили бы обязательно белую лошадь, а остальных пересадили на вороных. Ну, чтобы никто точно не перепутал императора с кем-бы то ни было. Да и Машку заставили бы ехать, наполовину высунувшись в окно кареты, или вообще в открытом экипаже, чтобы все могли лицезреть императрицу. Ничего налюбуются еще. Нам нужно отмыться и отдохнуть как следует, потому что даже меня эта дорога просто доконала, не говоря уже о моей беременной жене.

Со мной поравнялся всадник. Охрана его пропустила, значит, кто-то свой. Я повернулся и узнал князя Волконского. Странно, вроде бы его не было в нашем поезде.

— Как это ты тут оказался, Михаил Никитич? — я не смог сдержать удивления.

— Догонял поезд, ваше величество, — честно ответил князь. — Вот, только сейчас удалось нагнать.

— Неужто дело настолько важное, что никак не может подождать хотя бы до вечера? — спросил я, искренне не понимая, с чем может быть связана подобная спешка.

— Это как подумать, ваше величество, — пробормотал князь. Я же продолжал недоумевать. Ну что могло случиться в Польше? Да еще такого, что требовало бы нашего пристального внимания? — Речь Посполитая вот-вот взорвется братоубийственной войной. Такая вот новость. — Я выпрямился на своем коне и непроизвольно расправил плечи. Что?

— Что? — повторил я стучащий в голове вопрос. — Как это? — мы ничего в Польше не планировали. Откуда там может начаться междоусобица?

— Магнаты не сошлись во мнении при очередном разбирательстве вопроса о престолонаследовании, — радостно заявил Волконский, который практически не вылезал из Варшавы, постоянно крутясь среди магнатов, и стараясь каждого настроить на сотрудничество с Российской империей. Там в ход шло все: подкуп, шантаж, разумное