Читать интересную книгу Шестиглавый Айдахар - Ильяс Есенберлин

Кутлун-Шаги назвала Абдекула эмиром. Стоит лишь Кайду пошевелить пальцем, и от него не остантся даже праха.

Тяжкие думы овладели Кайду. Предстояло держать ответ перед Абаком. Как сказать ему, что дочь прижила ребенка от пришельца из Китая? В подобных случаях потомки Чингиз-хана обычно не мучились в поисках решения. Кутлун-Шага должны была умереть. А мертвых не отдают в жены, и Абаку ничего не надо объяснять. Имя хана, его род не узнает позора. Смерть всегда помогала чингизидам решать самые трудные дела. И сейчас выход был один.

Мысль о возможной смерти дочери заставила содрогнуться Кайду.

Нет! Это не должно произойти. Недаром среди всех потомков Джагатая и Угедэя он считается самым умным и хитрым. Время поможет ему, подскажет, как следует поступить, а пока…

– Хорошо, – сказал Кайду. – Я сделаю так, как хочешь ты…

Кутлун-Шага обняла отца:

– Я знала, что ты скажешь мне эти слова.

– Разве я мог поступить иначе, моя Ангиар, мой Дар Неба? – со вздохом ответил он.

– Не надо печали, отец, – лицо Кутлун-Шаги светилось радостью. – Я приготовила тебе чудесный подарок.

Кайду выжидательно посмотрел на дочь.

– Ты помнишь, как Берке-хан приказал убить десять тысяч рабов, когда они выразили непокорность?

– Да.

– И знаешь, что причиной смуты был мастер-строитель из Рума?

Кайду кивнул.

– Вместе с ромеем из Сарай-Берке бежала тогда кипчакская девушка по имени Кундуз.

Кайду наморщил лоб.

– И об этом слышал. Говорят, она была красавица?

– Да. Она хороша лицом и телом. Но самое красивое у нее – это волосы. Я никогда не видела таких… Сейчас ты увидишь это сам.

Кутлун-Шага хлопнула в ладоши. В юрту вошла служанка.

– Приведи длинноволосую женщину и ее сына.

Та молча поклонилась и, пятясь, вышла.

Кутлун-Шага повернулась к отцу:

– У женщин и цветов время отнимает красоту. Молодость Кудуз прошла, но волосы остались прежними. Наверное, из-за них мужчины всегда любили ее. Ревнуя кипчачку к Кулагу, Тогуз-хатун отрезала ей косы, но они выросли вновь. И с Берке-ханом, наверное, произошло то же, когда она попала к нему. Но он не смог насладиться ее прелестями. В первую же ночь кипчачку выкрали беглые рабы. Помнишь, Берке велел сжечь Черный лес на берегу Итиля, где скрывался отряд беглецов? Кундуз была там, но ей удалось спастись вместе с сыном.

– Но как она попала к тебе?

– Мои воины нашли ее в караване, который шел из Золотой Орды в Алмалык. Про остальное спроси у нее сам. Я берегла ее для тебя…

Кутлун-Шага говорила все верно, но только не знала она, что семилетний Акберген не был сыном Кундуз. Мальчик был рожден Акжамал и Салимгиреем, но они в ту страшную ночь пожара на берегу Итиля приняли смерть от воинов Тудай-Менгу.

И не в Алмалык пробиралась Кундуз, а в Бухару. После того как не стало Коломона, мир словно лишился красок. Женщины, которым удалось спастись вместе с ней, вскоре разбрелись по необъятной Дешт-и-Кипчак искать свою судьбу. Кундуз же осталась жить в маленьком бедняцком ауле на берегу Жаика. Она называла Акбергена своим сыном, ходила в рваной одежде, помогала людям ухаживать за скотом, доила кобыл. Ее считали полоумной, не прогоняли, давали еду.

Но так долго продолжаться не могло. Узнавший свободу не променяет ее никогда на такую жизнь. Долгими зимними ночами, лежа в дырявой бедняцкой юрте, приютившей ее, Кундуз вспоминала прошлую жизнь, думала о будущем. Надо было, чтобы подрос, окреп, научился сидеть в седле Акберген. Да и уходить в эти годы было некуда.

В степи было спокойно. Лишь иногда доходили слухи, что где-то появился отряд разбойников-барымтачей. Они грабили всех подряд, угоняли скот и у богатых, и у бедняков. Таких Кундуз презирала.

Жадно прислушивалась она к новостям, которые порой приносили останавливающиеся на отдых в ауле дервиши.

Шли мимо караваны из далеких земель, но везде было тихо. Дрались между собой только ханы, делили, отнимали друг у друга земли. Акберген подрос и уже помогал Кундуз – пас весною ягнят.

Но однажды она услышала то, что так долго ждала. Шепотом, боясь доносов, караванщики рассказали, что в Бухаре вновь неспокойно. Появился улем Тамдам и зовет народ прогнать монголов.

Хорошо знала это имя Кундуз. Она помнила, как по ночам, подбросив в костер сучьев, рассказывал Салимгирей о бесстрашном Махмуде Тараби, о своем товарище Тамдаме, поднимавших ремесленников Бухары против монгольских владык и баскаков. Знала она и о том, как спас Салимгирей Тамдама.

Больше не было сил оставаться в ауле. И Кундуз упросила одного из караванбаши, направляющегося в Бухару, взять ее с собой.

Путь был не близкий. Начинался он в Дешт-и-Кипчак, шел через Монгольские горы, огибал Арал, и дальше тропа вела к Бухаре. Миновать долину Чу караван не мог.

Еще недавно эти земли принадлежали Золотой Орде, но сегодня ими правил Кайду. Он знал, что Менгу-Темир не смирится с потерей и рано или поздно придет сюда с войском. Опасаясь лазутчиков, Кайду велел проверять все проходящие караваны.

Караванбаши было известно, что в Бухаре неспокойно, и он решил схитрить и сказал, что идет в Алмалык.

Кутлун-Шага никогда не видела Кундуз и все же легко догадалась, кто она такая. Снова, в который раз были виноваты косы. Кундуз постоянно отрезала их, но волосы росли быстро и были, как прежде, прекрасными и густыми. Чтобы косы не мешали в пути, она обернула их вокруг талии.

Кутлун-Шага была не только воином, но и женщиной, и потому глаза ее сразу же остановились на Кундуз.

Если человек имеет что-то особое – доблесть или богатство, ум или необычайной красоты волосы, – слух об этом быстро расходится по всей степи среди кочевников.

Сидя на черном иноходце, разглядывая тех, кто толпился перед ней в ожидании решения своей участи, Кутлун-Шага внимательно рассматривала Кундуз. Лицо женщины хранило следы былой красоты, а главное – косы… Они-то и подсказали правительнице улуса, кто эта женщина…

– Развяжи косы… – властно сказала она.

Кундуз молчала.

Тогда Кутлун-Шага приказала одному из нукеров:

– Сделай это ты.

Невысокий кривоногий нукер скатился с седла и подбежал к женщине.

Едва он протянул к ней руки, как стоящий рядом Акберген кинулся на монгола. Тот легко отбросил его в сторону. Мальчик упал, но тут же вскочил на ноги. Рукояткой камчи нукер наотмашь ударил его несколько раз по голове и лицу. Кровь залила глаза Акбергена.

Метнулась к нему Кундуз, опустилась на колени, закрыла телом. А потом, глядя снизу вверх на сидящую на коне Кутлун-Шагу, крикнула:

– Останови своего пса! Я сама сделаю то, что ты хочешь!

Рывком Кундуз развязала тугие жгуты кос, и они, подобно двум черным змеям, упали на пыльную землю.

– Значит, это ты и есть та Кундуз?

– Да. Но в чем виноваты я и мой сын? Почему ты велишь поступать со мной как с рабыней? Или все оттого, что у меня длинные косы?

Кутлун-Шага усмехнулась. Она знала все, что рассказывала степная молва.

– Если бы ты была виновата только в этом… – И обращаясь к нукерам, велела: – Женщину с ребенком заберите в Орду и поручите надежным людям… – Кутлун-Шага недобрым взглядом посмотрела на караванбаши. – Кто вы такие и куда держите пусть?

– Я купец, – вкрадчиво сказал тот. – У меня есть разрешение заниматься торговлей. Об этом знает отец ваш Кайду…

– Чем подтвердишь свои слова?

Караванбаши торопливо полез за пазуху и достал шелковый платок. Руки его дрожали от волнения, и он, с трудом развязав тугой узел, достал серебряную пластинку – пайцзу.

– Эту пайцзу мне дал в свое время великий хан Угедэй… – заглядывая в глаза Кутлун-Шаге, сказал он.

Пайцзы появились еще при Чингиз-хане. Они были золотыми, серебряными, медными, чугунными, деревянными. И изображения на них были разные: оскаленная голова тигра, спокойно сидящий тигр, летящий сокол… Каждая пайцза давала своему владельцу определенные привилегии: или беспрепятственный проход через все земли, принадлежащие монголам, или право не платить налог от проданных товаров, или право первым получать сменных лошадей на ямах, через которые спешили гонцы…

Разное было значение у пайцз, и каждый монгол обязан был их знать.

– Я знаю, – снова сказал караванбаши, – моя пайцза не золотая, а всего лишь серебряная, и я готов уплатить за товары, которые везу через ваш улус.

Выражение лица Кутулн-Шаги стало не таким грозным.

– Хорошо, – сказала она. – Мои нукеры осмотрят твои товары и возьмут то, что положено взять… И тогда ты сможешь продолжить свой путь.

Кутлун-Шага круто повернула своего иноходца и поскакала в ставку. Поднимая облако пыли, последовали за ней охранявшие ее нукеры.