Вот пример того, что случилось со мной. Однажды я заметил в беседе с репортером, что английский бегун Симпсон «в великолепной форме», судя по его прикидкам. Репортер был англичанином, и в его статье была последовательно проведена линия, что я считаю Симпсона своим основным соперником.
Огромное скопление спортсменов в Токио навело меня на мысль, что со временем олимпийские игры должны превратиться лишь в состязания по основным видам спорта с исключением командных видов. Они наверняка будут сведены к простой и старой формуле человеческой борьбы — один против многих, без таких факторов, как техническое искусство командной игры и тому подобное.
Я не собираюсь лезть из кожи и давать советы, что должно остаться, а что нет, потому что в некоторых видах спорта, например в гребле, есть весьма тонкие особенности. Футбольная команда может вести борьбу даже если один из ее игроков не справляется со своим делом, а восьмерка гребцов никогда. Это порождает в последнем случае особый вид командного духа, который, наверное, целесообразно сохранить.
Однако я полагаю, что, по крайней мере, полдюжины командных видов должны быть исключены из программы Игр, чтобы обеспечить возможность нормально справляться с остальными видами.
Техническая сторона дела на Играх в Токио была абсолютно фантастической. Японцы бросили все современные средства — микромагнитофоны, вертолеты, телевизионные установки, все, чтобы наиболее точным и быстрым образом подсчитать результаты и довести их до зрителя. И зрителям и спортсменам была огромная польза от того, что на Играх были широко использованы достижения века электроники и транзисторов.
Ночь волнений
Больше всего я нервничал на Играх в ночь накануне первого выступления. Я принял окончательное решение бежать на обеих дистанциях и в ту ночь долго не мог уснуть, охваченный всевозможными сомнениями.
Я думал прежде всего о том, правильным ли является решение бежать дубль. Я чувствовал, что могу хорошо пробежать 1500 м. Однако 800 м шли первыми в программе, и поэтому существовало опасение, что я не смогу не только занять классное место на этой дистанции или даже не пройти в финал, но и вдобавок буду уставшим к началу забегов на 1500 м. Я мог, преследуя двух зайцев, не поймать ни одного. Не пожадничал ли я?
Многие журналисты расспрашивали меня насчет дубля, и я отвечал им, что прежде всего не хочу лишать себя шансов на победу на 1500 м, а поэтому побегу 800 м только тогда, когда у меня будут все основания полагать, что я этот вид выиграю. Если я стану победителем на 800 м, то проиграть 1500 будет не так уж страшно.
Теперь же, когда я принял окончательное решение, меня одолевали сомнения. А есть ли у меня все необходимое, чтобы выиграть 800 м? Мои опасения разыгрались еще больше, когда я узнал, что в программу забегов на 1500 м добавили еще одну квалификационную ступень.
Если говорить о выборе, то более всего я хотел победить на 1500 м. Это была цель, к которой я стремился после Римской олимпиады. Теперь было, однако, очевидно, что раз я заявился на 800 м, мне бесполезно думать о сохранении каких-то резервов на вторую дистанцию. Они мне понадобятся, чтобы финишировать на 800 м. Я чувствовал себя обескураженным.
Макс Карр пошел вытягивать для меня забег на 800 м и возвратился с новостью, что из каждого забега в полуфиналы выходят четверо, а из полуфиналов в финал только двое плюс два бегуна с лучшими результатами среди не вошедших в число двух из всех полуфиналов. Такой высокий барьер в полуфиналах означал, что они превратятся в такую же резню, как и сам финал.
Своим забегом я был доволен. Мне предстояло состязаться, по существу, лишь с единственным признанным полумилевиком мирового класса — американцем Джерри Зибертом, хотя в забеге присутствовал также и Кривошеев из Советского Союза, бывший в Риме полуфиналистом.
Утром в день забегов я легко позавтракал — корнфлексы, два яйца всмятку с гренками, хлеб с медом (этот мед мне прислали из Саут-Кентербери) и чашка чая. До ленча я отдыхал у себя в комнате, обсуждая предстоящие забеги с Лесом Миллзом, всегда склонным выражать свое мнение по любому вопросу. Я всегда восторгаюсь, слыша мудрые речи о беге на средние дистанции от человека, который выступает не на дорожке, а в секторе для метаний.
В половине первого в компании с Мюрреем и Барри — в тот день им предстояло бежать 10 000 м — я отправился выпить чаю. Мы ничего не ели. Забеги на 800 м начинались в 3.30. Менеджер Билл Стивенс выделил нам машину, и я вместе с Мюрреем, Барри и Артуром приехал на стадион за час до начала. В первый раз я прочувствовал процедуру прибытия, которая в течение следующих восьми дней стала для нас обычной. С нами обращались как с очень важными лицами и нашу машину сопровождал эскорт до самых ворот стадиона. В раздевалке я отдыхал на кушетке, увитой виноградной лозой, — были предусмотрены даже одеяла и подушки — и пошел разминаться за 45 минут до старта.
Среди разминающихся я быстро обнаружил своих старых противников и был удовлетворен, заметив, что многие из них начали разминку задолго до моего прихода. Полная разминка — часто довольно утомительная процедура, и если спортсмен разминается чересчур тщательно, это верный признак того, что он нервничает.
Артур пошел со мной, чтобы не потерять меня и произвести отметку о моей явке на перекличку. Олимпиада была так хорошо организована, что нельзя было не явиться на свой вид в нужное время. Расписание забегов было явственно обозначено на больших досках вдоль разминочной дорожки, постоянно делались объявления на английском языке, и каждые 30 минут производился контроль явок.
Как только я приступил к разминке, все сомнения и опасения слетели с меня разом. Всякие размышления были уже бесполезны. Все, что теперь случится, от меня уже не зависит. Именно теперь я почувствовал, что Игры по-настоящему начинаются для меня сейчас.
Наверное, из-за того, что я был чемпионом, защищающим свое звание, я, продвигаясь среди своих соперников, испытывал чувство «я лучше других». Я не мог не сознавать, что они смотрят на меня, во-первых, как на чемпиона, а во-вторых, как на бегуна, прошедшего отличные прикидки перед Играми. Я должен был действовать на них обескураживающе одним своим присутствием. По крайней мере я хотел этого.
Наконец снова я появился на пункте переклички. Здесь нас проверяла большая группа японских секрета рей. Они работали спокойно и эффективно. Здесь же была и женщина с иголкой и ниткой в руках, чтобы подшить номер, если окажется необходимым. За 10 минут до старта нас через подземный туннель провели на поле, и мы оказались у самого начала предпоследней прямой. Теперь ходьба до самого старта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});