Читать интересную книгу Антология восточно–христианской богословской мысли, Том II - Сборник

В 795 г., когда император Константин VI вступил во второй, незаконный, брак, свв. Платон и Феодор воспротивились этому, перестав поминать императора и патриарха Тарасия, что привело к их изгнанию из Саккудионского монастыря и заключению под стражу. Однако к тому времени влияние саккудионцев уже было велико и подвигло многих других на протест против неканоничного брака императора; в конце концов Константин был свержен и после воцарения его матери Ирины св. Феодор и его братия были освобождены, а вскоре, в 798 г., императрица предложила им занять Студийский монастырь в Константинополе. Основанная в V в., эта обитель получила наибольшую известность именно при игуменстве Феодора и стала самым влиятельным монастырем не только в столице, но и во всей империи, благодаря тому продуманному устройству, которое дал Феодор монастырской жизни — студийский устав распространился впоследствии по всему Востоку, в том числе в России, — а также интеллектуальной деятельности монахов: Феодор хотел, чтобы его братия были способны приносить пользу Церкви, и полагал обязательным изучение богословия и философии для тех, которые могли извлечь из этого пользу; он также организовал в обители обучение церковному пению, гимнографии, иконописи, миниатюре и каллиграфии; в монастырском скриптории переписывалось множество книг; Студийская обитель сыграла большую роль в распространении только что появившегося минускульного письма[720] и стала одним из центров византийского книжного дела. Феодор, был искусным каллиграфом и плодовитым гимнографом: многие его сочинения — стихиры, каноны и иные литургические произведения — вошли в состав Миней и особенно, Триоди[721] наряду с сочинениями его брата–исповедника архиепископа Иосифа Солунского и других студитов.

С именем св. Феодора связывается начало реформы общежительного монашества: в современном ему устройстве иноческой жизни Феодор видел много отклонений от святоотеческих правил и ввел в своем монастыре устав, основанный на правилах св. Василия Великого. Монахи жили на строго общежительных началах, не имея никакой личной собственности или рабов и прислужников — все необходимые работы исполнялись самими братиями. Феодор учредил целую иерархию надзирателей и должностных лиц, наблюдавших за порядком и за точным исполнением всех послушаний, т. к. число братий в монастыре сильно возросло — в лучшие годы обитель, вместе со своими метохами, насчитывала до 1000 монахов, — и игумен не мог лично вникать во все дела. Феодор ввел обычай несколько раз в неделю произносить проповеди братиям, воодушевляя их на иноческие подвиги; впоследствии из этих огласительных поучений были составлены сборники, так называемые «Великое» и «Малое оглашения», которые разошлись и по другим монастырям; позже их чтение вошло в церковный устав. Сохранилось также несколько похвальных слов Феодора на разные случаи[722].

После смерти св. патриарха Тарасия (806 г.), император Никифор обратился к епископам и клиру империи с вопросом, кого бы они хотели видеть новым предстоятелем, и большинство, не без влияния св. Платона Студита, высказались за св. Феодора; однако император не желал иметь патриарха со столь независимым и твердым характером и Константинопольскую кафедру получил св. Никифор. Уже в самом начале его патриаршества встал вопрос о прощении эконома Святой Софии Иосифа, повенчавшего в свое время второй брак Константина VI, — на возвращении Иосифу священного сана настаивал император Никифор, и его желание было удовлетворено. Однако Феодор и его братия воспротивились этому и снова прервали общение с императором и патриархом, за что поплатились изгнанием из монастыря и ссылкой: Платон, Феодор и его брат архиепископ Иосиф больше двух лет (809–811 гг.) провели в заточении на Принцевых островах, а другим братиям приходилось скитаться. Но студитов тайно или явно поддерживали многие монахи и миряне, и после воцарения Михаила I все изгнанники были освобождены, патриарху пришлось признать правоту протеста студитов по делу эконома Иосифа и Феодор с братией торжественно вернулись в свой монастырь.

Но вскоре им пришлось вступить в новую борьбу — на этот раз с иконоборческой ересью, которую возобновил император Лев Армянин. 25 декабря 814 г. св. Феодор был вместе с другими православными на приеме у императора, взял слово после всех выступавших и сказал: «Не разрушай, о государь, церковное устроение, ведь сказал апостол: «И поставил Бог в Церкви, во–первых, апостолов, во–вто–рых, пророков, в–третьих, пастырей и учителей» (1 Кор. 12, 28), а о царях не сказал. Тебе, о государь, вверено устроение государства и войска — о них и забогься, а Церковь оставь пастырям и учителям, согласно апостолу. Если же не хочешь, то если даже ангел с неба будет благовествовать нам извращение нашей веры и его не послушаем, не то что тебя»[723]. Когда же император с иронией спросил: «Итак, ты, Феодор, сегодня извергаешь меня из Церкви?», преподобный ответил: «Не я, но упомянутый невестоводитель ее и божественный апостол Павел; впрочем если ты хочешь быть ее сыном, то ничто не препятствует, только следуй духовному отцу своему»[724], — и указал на св. патриарха Никифора. Именно после этого Лев разгневался и изгнал православных из дворца. Вскоре Феодор был заключен в азиатскую крепость Метопу, однако из ссылки он продолжал писалъ послания, воодушевляя православных на борьбу с ересью и опровергая взгляды иконоборцев. Когда еретики стали заманивать православных, призывая их только раз вступить в общение с ними, причастившись с иконоборческим патриархом, а потом почитать иконы как прежде, Феодор неоднократно разъяснял, что раз вступивший в общение с еретиками становится таким же еретиком, независимо от того, как он верует сам в себе. В царствование Льва св. Феодор несколько раз менял место ссылки, дважды претерпел бичевание и едва не умер, но не сдался.

Михаил II, воцарившись, прекратил гонения, освободил иконо–почитателей и по их просьбе весной 821 г. согласился встретиться с ним. Прп. Феодор обратился к нему с письмом, призывая восстановить православие, и вместе с другими иконопочитателями был во дворце на приеме у императора. Однако Михаил оставил официальным вероисповеданием иконоборчесгво и Феодор, не желая жить в столице пока господствует ересь, удалился в Вифинию, где жил с частью своих братий по монастырскому уставу. К этому времени авторитет Феодора среди православных был столь высок, что к нему обращались за советом не только простые верующие и монахи, но и настоятели монастырей, и епископы. Во время одной встречи православных архиереев и игуменов в монастыре, где жил в ссылке патриарх Никифор, произошла знаменательная сцена: Никифор «не только словесными похвалами отдал ему [Феодору] первенсгво, но еще более самыми делами; ибо, когда они приступили к трапезе, то предоставил ему одному сидеть на одном возвышении вместе с собою, сказав священным гостям: «Позвольте, братия, многое гра–дальному отцу нашему председательствовать так же, как и мне, хотя он, мудрый, вовсе не желает этого, дабы нам обоим, сидя вместе, совершить преломление хлеба; ибо кто больше явил знаков любви к общему Владыке, тому больше и воздастся, как и Господь сказал в Евангелии… если же так у Бога, то следует быть так и у нас смиренных»».[725]

С конца 821 г. но весну 823 г. прп. Феодор проживал в Константинополе, куда император вызвал почти всех известных православных исповедников в связи с восстанием Фомы Славянина, боясь как бы те не поддержали мятежников; однако Феодор никогда не сочувствовал бунтовщикам и называл их не иначе как «агарянами»[726]. После подавления мятежа Студит снова перебрался в Вифинию.

Преподобный скончался 11 ноября 826 г. и был погребен на острове Принкипо; после восстановления православия мощи его были 26 января 844 г. торжественно перенесены в Студийский монастырь[727].

Св. Феодор Студит много потрудился для обличения иконоборчества и утверждения догмата иконопочитания. Писания его на эту тему разнятся между собой по уровню аргументации, в зависимости от того, к каким людям он обращался — образованным или простым. Обоснованию иконопочитания Феодор посвятил некоторые из своих Оглашений, значительное количество писем[728] и несколько богословских трактатов, из которых до нас дошли три «Опровержения иконоборцев» («Антирретики»). Поскольку иконоборцы распространяли в народе ямбы со своими доводами в пользу ереси, Феодор тоже составлял ямбы в защиту икон. Так, в одной из эпиграмм «О святых иконах» он пишет:

Как только видишь ты икону, зришь Христа,Христом же и ее зови, но лишь омонимично —Ведь имя одинаково у них, не естество,И поклонение обоим нераздельно и едино.Итак, кто поклоняется ей, тот и чтит Христа,А кто не поклоняется, тот враг Его, конечно,как начертание во плоти Его видабезумно не желающий почтить[729].

Здесь изложен один из богословских доводов, которые св. Феодор подробно развивает в своих «Антирретиках», из которых первые две написаны в форме диалога между православным и еретиком, а третья излагает учение об образе Христа в форме опровержения с разных точек зрения тех доводов, которые приводили иконоборцы. Феодор настаивал на том, что икону Христа следует называть «Христом»; этому посвящено много места в его второй «Антиррети–кел>. Так, на возражение иконоборца, что «невозможно, чтобы Его изображение получало участие в поклонении Христу и чтобы оно называлось тем же именем, как и Христос», Феодор отвечает, что тогда и изображение креста нельзя называть крестом. Иконоборец возмущен: «Полно [говорить] нелепости! Ведь есть одно и общее поклонение тому и другому; и каким именем называется животворящее древо, тем же самым… называется и его изображение, ибо и то, и другое — крест». На это Феодор отвечает: «От тебя — моя победа», — поскольку изображение Христа можно назвать тем же именем, что и Самого Христа, «и что говорится о первообразе, то же самое может быть сказано и о его подобии», хотя и «в значении только сходном, а не в собственном». В ответ на просьбу иконоборца прояснить это, Феодор говорит: изображение креста «называется крестом только по значению наименования, а не по природе оживотворенного древа. <… > И оно получает участие в имени первообраза, а равно и в его почитании и поклонении, по природе же оно совершенно ему чуждо. Поэтому какими именами называется животворящий крест, теми же наименованиями называется и его изображение». Точно так же и икона Христа «называется Христом по образу наименования, а не по природе Божества и человечества. <…> И в отношении имени изображение сходно с первообразом, равно как и в отношении чести и поклонения, по природе же совершенно обособлено от него»[730]. Здесь Феодор развивает учение VII Вселенскою собора о том, что образ имеет общение с первообразом по имени.